Малый драконий род - Кернер Элизабет - Страница 11

Я расплылась в улыбке: мне доводилось видеть, как он таскал в пасти хворост; после ему приходилось изрыгать пламя, чтобы выжечь застрявшие в зубах щепья. Сейчас он был ну вылитый Акор — если бы только Джеми был знаком с ним прежде, он бы это тоже понял.

— Годами я пытался научиться ходить выпрямившись, — продолжал Вариен, — но наши ноги для этого совершенно не приспособлены. Каждый раз после таких занятий у меня по целым дням болели суставы, и в конце концов мне пришлось сдаться.

Немного успокоившись, он стоял теперь у огня, грея руки.

— Сколько же тебе в то время было лет? — спросила я, подтрунивая над ним. — Ты мне рассказывал лишь, что учился приземляться на задние ноги, но об этом ни словом не обмолвился.

Он немного помолчал, с улыбкой припоминая давнюю свою глупость.

— Я тогда уже достиг совершеннолетия — правда, недавно, — когда впервые попытался это проделать. Мне шел шестой келл, когда я взялся за эту затею, а свое поражение признал лишь за сотню лет до того, как мне перевалило за сит. — Он с улыбкой повернулся ко мне. — Трудно было отказаться от такого желания, любовь моя, но к тому времени я почти достиг своего полного роста. Шикрар как-то вынудил меня признаться, почему я целый месяц ходил с таким трудом. Боль была ужасная. Я был глупцом, пытаясь проделать подобное.

— А что такое «сит»? — спросила я.

— Тогда уж пусть объяснит заодно, что это за «келл»! — вставил Джеми.

— Келл — это сто зим, — ответил Вариен, глядя на пламя очага, и в огненном полумраке голос его звучал тихо и спокойно, — а ситом кантри называют середину жизни, когда возраст наш вдвое превышает совершеннолетие и пройдена лишь половина жизненного пути. Это радостное время, когда можно спокойно наслаждаться своей молодостью. Сит включает в себя десять келлов — это тысяча зим. Я встретил свой сит двенадцать... нет, теперь уже тринадцать зим назад.

Джеми смачно выругался; лицо его было скрыто полумраком, однако, когда он заговорил, в голосе его послышались странные нотки.

— Ты что, всерьез пытаешься утверждать, что тебе больше тысячи лет?

Я не могла понять, было ли это страхом, или недоверием, или гневом, или же всем сразу.

Оставаясь неподвижным, Вариен ответил:

— Я говорю только правду, Джемет из Аринока. Я видел тысячу и тринадцать зим, и будь я по-прежнему в облике кантри, я бы надеялся увидеть еще столько же. Наш народ живет очень долго — если не возникает никаких препятствий, и многие из нас могут встретить второй сит, прежде чем их заберет смерть.

— Будь все проклято! — вскричал Джеми.

Он не мог больше сидеть на месте: вскочив со стула, он принялся ходить из угла в угол — подальше от огня и от Вариена — и вдруг в один миг развернулся и приблизился ко мне, совершенно не обращая внимания на Вариена. Он встал передо мной, и я была удивлена: на лице у него застыло огорченное выражение.

— Ланен, прах тебя задави, что на вас нашло? Зачем вы так поступаете? Ты ведь знаешь: я тебя никогда бы не осудил, никогда бы не отрекся от тебя. Так зачем же выдумывать эту дикую историю? Ты что, уже не веришь, что я по-прежнему люблю тебя, как любил все эти долгие годы? — Голос его сделался хриплым. — Неужели ты настолько от меня отдалилась, девочка, за такой короткий срок?

Я встала и, положив руки ему на плечи, заглянула ему в глаза. Мне пришлось смотреть на него сверху вниз: я переросла Джеми еще в двенадцать лет. Он вдруг показался мне маленьким и слабым. Я даже слегка опешила.

— Джеми, положа руку на сердце и вверяя душу Владычице, я клянусь, даю тебе святое слово, что это не выдумка. Это чистейшая правда, — сказала я. Мне было нелегко выдержать его взгляд, полный сомнения и неприятия. — Думаешь, я не знаю, что это звучит как безумие? — продолжала я со злостью. — Но я не спятила, и ты меня хорошо знаешь — я не стала бы лгать тебе. Это все правда, Джеми. От начала до конца. Если б я сама там не была, я тоже не поверила бы, но это правда, клянусь тебе душою. Впервые я повстречалась с Вариеном, когда он был Акором, повелителем кантри, истинных драконов. Уже тогда я полюбила его, хотя и знала, что любовь эта ни к чему не приведет. Я видела, как он сражался с заклинателем демонов, и видела ужасные рваные раны на его теле. Святая Владычица, сквозь одну даже виднелись кости! — Я содрогнулась и провела рукой по лицу, пытаясь отогнать страшное видение: Акор, весь израненный Мариком, моим собственным отцом. — Шикрар, Кейдра и Идай отнесли его в его чертог, и там он... ну, то есть мы думали, что он умер, и я вместе с его товарищами оплакивала его кончину. Я сама обнаружила Вариена таким, какой он сейчас, всего лишь через пару часов после смерти моего возлюбленного Акора, — он был гол, точно новорожденный, и лежал посреди праха дракона, которым совсем недавно был сам. Душа его осталась прежней, как и его сердце, разум и память, — изменилось лишь его тело.

Джеми глазел на меня, все еще выражая своим видом огорчение и недоверие. Отвернувшись, я вздохнула и тут обнаружила, что не в силах сдержать улыбки, которая сама собой вылезла на лице. Я вновь с размаху плюхнулась в кресло.

— Клянусь зубьями Преисподней, Джеми, не мне тебя обвинять. Если бы я услышала подобную историю, я бы так и решила, что рассказчик либо спятил, либо врет.

Тогда Джеми повернулся к Вариену, который все так же молчал, глядя в огонь.

— Ну что, Вариен? — сказал Джеми, и огорчение его обернулось холодным гневом. — Теперь уж я заставлю тебя выложить все, что бы там ты ни скрывал. Кем бы ты ни был — убийцей, вором, заклинателем демонов, нищим поэтом, наемником, — я требую, чтобы ты, ради спасения своей души, ради своих же надежд попасть на небеса, во имя любви к моей дочери, — и если ты все еще надеешься узреть перед смертью лик Владычицы, — чтобы ты сейчас же рассказал мне все: кто ты и откуда взялся!

— А с чего это ты решил поверить мне на этот раз? — спросил Вариен, в свою очередь начиная сердиться.

— Потому что второй раз я просить не буду! — ответил Джеми, глядя на него в упор.

К нашему с Джеми удивлению, Вариен низко поклонился:

— Хорошо же, Джемет из Аринока. Вверяю свою душу Ветрам: во имя всего, что для меня свято, во имя надежды попасть на небеса, какими бы они ни были отличными от ваших небес, я поведаю тебе раз и навсегда, кто я такой и откуда родом, насколько мне позволит время.

Пусть унесут Ветры мою душу — среди моего народа эта клятва священна. Я был рожден тысячу и тринадцать зим назад. Матерью моей была Айярэйлиннэрит Мудрая, отцом — Кариштар из колена Лориакейрисов. Я появился на свет с серебристой кожей — подобного мой народ еще не видывал, и это было воспринято как некое знамение, смысла которого никто не знал. Глаза мои и самоцвет моей души были зелеными, как и сейчас, однако это среди моих сородичей не редкость. Я начал летать тридцати зим от роду, на двадцать пять зим раньше обычных детенышей. Совершеннолетия я достиг на исходе пятого своего келла, как это водится у кантри, а менее чем через келл я был избран новым царем, когда умер старый Гареш, отец Шикрара. Впервые я почувствовал зов ферриншадика еще в юности, когда мне было двести сорок зим от роду, — тогда я впервые увидел гедри, приплывших на наш остров. Они сбились с курса, и некоторые из моих сородичей почувствовали к ним жалость. Мы помогли им починить корабль, хотя вступить с ними в общение оказалось нелегко, ибо языки наши очень сильно отличаются друг от друга. Но мы помогли им, чем сумели. Когда они обнаружили лансиповые деревья и открыли, что листья их способствуют исцелению, мы позволили им взять с собой столько листвы, сколько они пожелали, а также несколько саженцев. Спустя совсем немного времени они уплыли, однако я до самого последнего момента следил за ними, охваченный сильным желанием поговорить с этими созданиями. Но это было запрещено. Сразу же, едва они появились, кантри собрали Совет, на котором было принято решение: лишь царь волен вступать с гедри в непосредственное общение, ибо многие из наших сородичей все еще впадали в ярость при одном лишь их виде. К тому времени когда они покинули остров, я уже выучил немного слов их языка — самую малость — и позже, в течение нескольких столетий, узнавал о них все, что только мог.