Коплан сеет панику - Кенни Поль - Страница 1

Поль Кенни

Коплан сеет панику

Автор предупреждает, что все события романа вымышлены, а всякое сходство его героев с реально существовавшими или существующими лицами является случайным.

Глава 1

Крики «браво» раздались еще до того, как отзвучали последние такты финала. На огромной сцене большого зала дворца Шайо танцоры советской труппы стояли, застыв в своих позах, пока опускался занавес. Восхищенные великолепным исполнением, красотой танца и темпераментом, зрители аплодировали стоя. Раздавались громкие одобрительные выкрики.

Занавес поднялся: теперь, встав лицом к публике, танцоры, все еще не отдышавшиеся, с блестящими от пота лицами, все вместе поклонились. Крики «браво» удвоились, сопровождаемые стуком каблуков.

Стоя на сцене среди своих товарищей, Олег Некрасов снова поклонился. Счастливое чувство триумфа, вознаграждающее артистов после успешного выступления, смешивалось у него с тревогой, неприятное предчувствие терзало его с приближением решающего момента.

Пять раз поднимался занавес. Национальные костюмы артистов фольклорного ансамбля из Москвы блестели и сияли яркими красками под лучами прожекторов; потом в зале загорелся свет, и тяжелые бархатные складки соединились окончательно.

Началась обычная суматоха: привилегированные зрители проходили за кулисы, чтобы поздравить звезд ансамбля, артисты второго ранга обменивались впечатлениями или возвращались в свои гримерные, смешавшись с реквизиторами и рабочими сцены, спешившими убрать декорации.

Этого момента Некрасов ждал три дня. «Сопровождающие», следовавшие за их труппой во всех поездках и следившие, чтобы артисты не совершали неправильных поступков в капиталистических странах, не могли быть одновременно повсюду в течение первых десяти минут после выступления. Особенно когда оно состоялось в такой столице как Париж и когда различные видные деятели — французские и иностранные — встречались на сцене с атташе советского посольства.

С бьющимся сердцем Некрасов направился к кулисам. Вместо того чтобы пойти в свою гримерную, он направился в туалет, где его, кстати, опередили два или три человека. После короткого пребывания там он вышел, свернул в коридор, ведущий в костюмерную. Спустившись по лестнице в подвал, он пошел за своим габардиновым пальто, которое повесил на гвоздь во время последнего антракта...

Оно все еще висело там, слава богу... Достаточно было одному из служащих дворца Шайо его перевесить, чтобы весь его план сорвался. Танцор быстро надел пальто и продолжил свой путь.

С натянутыми нервами, он подошел к железной двери, выходящей в сады Трокадеро. Она легко открылась, и Некрасов вышел. По боковой дорожке он поспешно направился к ближайшему проспекту.

Теперь он был уверен в успехе своей попытки, однако — странное дело — он не был опьянен чувством свободы. Сейчас, когда он шел один по этому чужому городу, зная, что сжег все мосты, связывающие его с товарищами, родной страной и домом, он испытывал странное чувство ностальгии. Но его рассудок возмутился против этой неожиданной слабости. Некрасов поднял воротник, сунул кулаки в карманы, бросил по сторонам внимательный взгляд и пошел дальше.

От холодного воздуха его немного знобило.

Он жестом подозвал такси. Садясь в машину, бросил шоферу хриплым голосом:

— В комиссариат полиции...

Водитель, заинтригованный как макияжем, так и акцентом и адресом, названным этим странным пассажиром, посмотрел искоса, но потом смирился и тронулся с места.

Несколько минут спустя машина остановилась перед входом в полицейский участок XVI округа. Некрасов сунул шоферу деньги. Не дожидаясь сдачи, он нажал на ручку дверцы, вышел из такси и вошел в здание.

Его окликнул полицейский:

— Что вы хотите?

На лице русского появилось смущение. Он вытащил из внутреннего кармана записную книжку и конверт и произнес, протягивая их полицейскому:

— Не... говорить французский. Убежище... Защита.

Представитель органов правопорядка машинально взял бумаги, переданные ему посетителем, и сразу же понял, о чем речь. Во всяком случае, он так подумал.

Он проводил посетителя в кабинет дежурного, пригласил его сесть и затем доложил капралу:

— Этот тип просит защиты... Должно быть, иностранец, сбежавший прямо из дворца Шайо.

Капрал нахмурился, немного приподнялся, чтобы взглянуть на этого человека через стойку. Его оценка совпала с оценкой часового.

— Возможно, — согласился он, в свою очередь беря блокнот и конверт. — Оставьте, я займусь им.

Во второй половине следующего дня Франсис Коплан вошел в кабинет Старика.

Увидя его, Старик поправил очки и сказал скучающим голосом:

— Я бы предпочел не вызывать вас из-за подобной глупости, но так получилось, что у меня под рукой нет никого другого. Я думаю, что это займет у вас час или два...

Коплан, одетый в темно-серый костюм хорошего покроя, с синим галстуком, подчеркивающим белизну сорочки, непринужденно махнул рукой, чтобы успокоить внешние признаки проявления угрызений совести своего шефа.

— Мой отдых и так затянулся. Чем могу служить?

Поскольку он только позавчера вернулся с задания, в его словах скрывалась определенная доля иронии. Но Старик не выразил к этому никакого отношения и проворчал:

— Люди из ДНТ[1] обращаются к нам по пустякам, как будто у нас нет других забот... К тому же у них хватает переводчиков и они должны, как я полагаю, изучить типа со всех сторон, чтобы понять, что он такое.

Он с досадой пожал плечами, оттолкнул досье, которое изучал до прихода Коплана и которое не имело никакого отношения к причине вызова.

— Садитесь, я объясню вам историю в двух словах, — заговорил он вновь.

Коплан уселся так удобно, как будто разговор должен был продлиться до вечера. Его светлые глаза не выражали ни интереса, ни недовольства. Он знал по опыту, что вступления Старика никогда не соотносились с реальной значимостью работы и что не следовало особо доверять демонстрируемому им презрению.

— Прошлой ночью, — начал шеф, сделав две затяжки, — некто Олег Некрасов выбрал, как это называется, свободу. На практике это означает, что его сунули в тюрягу на несколько часов.

Коплан взмахом ресниц выразил согласие. Старик постучал головкой трубки о край пепельницы, чтобы выбить несколько крошек табака, грозившие упасть на его костюм, затем продолжил:

— Этот Некрасов — один из танцоров московской труппы, совершающей турне по европейским столицам и выступавшей во дворце Шайо в течение недели. Это точно установлено. Парень смылся после того, как опустили занавес, приехал в комиссариат XVI округа и сразу же предъявил свой паспорт и короткую записку на французском: «Примите меня как политического беженца, моей жизни угрожает опасность». Традиционная формулировка беженцев с Востока, желающих въехать во Францию без визы. Позднее его допрашивали в ДНТ. Некрасов заявил, что, не будучи антикоммунистом, он отказывался подчиняться некоторым требованиям советских властей и такое поведение подвергло бы его серьезным опасностям.

— Классическая болтовня... — задумчиво прокомментировал Франсис.

— ... и обычно не поддающаяся проверке, — добавил Старик. — В большинстве случаев этот человек является заурядным авантюристом, желающим сменить местожительство и не имеющим возможности обосноваться по другую сторону «железного занавеса». Верные нашим принципам гостеприимства, мы закрываем глаза и разрешаем проживание на нашей территории. Но дело вот в чем: хочет Некрасов набить цену или он искренен? ДНТ не знает. Он утверждает, что располагает сведениями, способными заинтересовать французские спецслужбы, и готов передать их, как только получит гарантии, что сможет жить здесь с новыми документами.

Коплан скривил губы, выражая сомнение.

— Вряд ли это серьезно, — предположил он вполголоса.