Волшебник Хуливуда - Кемпбелл Роберт - Страница 18

– Когда-нибудь.

– И во всем доме нет ни пенни. – Произнеся это, Форстмен внезапно смутился. – Я сказал это, не подумав.

– Что именно?

– Пенни. Как будто решил пошутить над его именем.

– Не думаю, чтобы ему это было неприятно. Не сомневаюсь, что множество людей всячески измывались бы над его именем, если бы они его только знали.

– А почему бы им не знать его?

– Потому что на улице он чаще всего называл себя по-другому.

– А как же он себя называл?

– Гарриэт Ларю.

Форстмен замер, осмысляя это новое доказательство позора и бесчестья, в которых прожил и закончил жизнь его дальний родственник.

– Гарриэт. Так звали его мать, – сказал он в конце концов. – Но откуда взялась фамилий Ларю?

Они постояли, размышляя над этим.

– Да какая разница, – вздохнул Форстмен и наконец отправился к выходу.

Свистун заверил Форстмена в том, что будет держать его в курсе дела.

Стоя на площадке, он проводил старика взглядом, а затем вернулся в спальню.

Ногой сгреб все разбросанное по полу в одну кучу, присел на матрас и принялся тщательно осматривать то, что в этой куче оказалось. Паршивая работенка, подумал он, роясь в личных вещах мертвеца. И хотя вещей этих было совсем немного, даже мертвецы имеют право на тайну, не так ли?

Но тут он подумал про Сару Канаан и ее родителей и про ее дядю Айзека, который уже десять лет, как не снимает с головы шляпу и практически никогда не спит. И подумал про дни и ночи, которые складывались в долгие недели, проведенные им в поисках пропавшей малышки на улицах и переулках Хуливуда… И о том, как он наконец нашел ее тело на Голливудском кладбище. И подумал про то, что рассказал Кении Гоч Эбу Форстмену, и про то, как Майк Риальто разыскал его самого, чтобы пересказать ему эту историю, и про то, как Майка забрызгало зараженной кровью, напугав до полусмерти.

– У Кении Гоча есть право, но и у Сары Кана-ан есть право, – произнес кто-то вслух.

И прошла пара секунд, прежде чем Свистун сообразил, что сказал это сам. И продолжил обыск.

Люди держат дома такой хлам, что поневоле задумываешься над тем, что за жизнь они ведут. В руки Свистуну попали с полдюжины иллюстрированных журналов, со страниц которых выставляли напоказ свои сокровища полуобнаженные женщины. Не сразу он понял, что на фотографиях красуются транссексуалы и трансвеститы – люди, удалившие себе мужской член или спрятавшие его в складках бедер, нарастившие женскую грудь или нацепившие набивные лифчики. Все они во весь рот улыбались, но глаза у них оставались грустными, словно они так и не смогли понять, что же сошло с ума: общество или сама природа. Но в результате этого сумасшествия им стало крайне трудно самоутверждаться среди людей. Не говоря уж о том, что и деньги зарабатывать было остро необходимо.

Он просмотрел книги, сброшенные с полок. Книг оказалось немного – главным образом, модные романы, но одна из обложек привлекла к себе его внимание. "Теория и практика магии". Это название было ему знакомо.

Многие годы назад, когда он был всего лишь одним из бесчисленных неофитов, прибывших в Ху-ливуд в поисках славы и денег, он познакомился с женщиной, которую звали Франческой Изис и которая титуловала себя графиней. Это была черноволосая и черноглазая красавица (и подающая надежды актриса). Она говорила с акцентом, который вполне мог оказаться французским, однако же утверждала, будто является египтянкой.

Всем и каждому она рассказывала о том, что обладает оккультным могуществом, почерпнутым из древней "Книги мертвых", из "Теории и практики магии" и из других эзотерических источников. Но Свистуну было бы наплевать, даже объяви она себя Злой Знахаркой Запада. Ему не терпелось залезть ей под юбку, поэтому он – как и пристало молодому человеку его опыта и возможностей – был готов часами выслушивать мистический вздор в ожидании, когда же ему наконец обломится желанная награда.

Не один вечер провел он, с наигранным вниманием и благоговением выслушивая рассказы о чарах, которыми она может покарать всех говнюков и мудаков, мешающих ей сделать карьеру на артистическом поприще. Всех этих не имеющих ни гроша за душой продюсеров, всех этих недоделанных Режиссеров, убогих агентов и прочих соблазнителей и насильников, которые, обольщая ее, бывали щед-ры на обещания, однако и в мыслях не держали свои обещания выполнять.

Она нахваталась псевдо– и паранаучной терминологии и с легкостью толковала о Вельзевуле, предводителе дьяволов, о Велиале, мстительном демоне, разъезжающем на огненной колеснице и названном Зверем в «Откровении» Иоанна Богослова, о сэре Фрэнсисе Дешвуде, английском сатанисте, превратившем разрушенное аббатство в бордель и угощавшем Бенджамена Франклина то бокалом вина, то парой хорошеньких бабенок, о Гекате, богине ночи из трех мифологий, и о других дьяволах, демонах и адептах черной магии, включая самого Кро-ули, книги которого ("Теория и практика магии" была лишь одной из них) стояли у нее на полках наряду с прочей литературой того же сорта.

Когда он однажды спросил у нее, почему же она медлит с давным-давно задуманным возмездием, почему не превращает этих сукиных сыновей в кошек или в лягушек, почему не заставляет их яйца свернуться в крошечный комок и окаменеть в таком виде, почему не вырывает у них глаза из глазниц, и так далее, она посмотрела на него с нескрываемым презрением.

– Ты действительно хочешь, чтобы я настолько безжалостно обошлась с людьми?

– Но ведь те, о ком мы говорим, это не люди, а свора кобелей, только о том и помышляющих, чтобы оттянуть тебя за бесплатно, а то и заставить сняться в отвратительной порноленте. Да и там они тебе мало-мальски заметной роли не предложат. Даже эпизода. Даже не вынесут в титры: "Дебютирует Франческа Изис". – (А Изис, или Изида, как он меж тем выяснил, была древнеегипетской богиней, и такой псевдоним она подобрала себе не зря, а с тем, чтобы выделиться, отличиться, подняться над целой толпой черноволосых, рыжеволосых и беловолосых девок и женщин, готовых расставить ноги, дать, подставиться, отсосать кому угодно, когда угодно и при каких угодно обстоятельствах, – лишь бы их сняли в кино, в самом плохоньком, но кино, – во имя Святого Грааля славы и богатства, – и в то же самое время беспрестанно проклинающих всех козлов, которые норовят их обмануть). – Вот мне и хотелось бы, чтобы ты покарала хоть одного из этих ублюдков.

– А теперь расскажи мне, что ты сам не таков, – возразила она. – И что тебе не хочется оттянуть меня под завязку.

– Ну так покарай меня.

– Ты же на самом деле не веришь, что я на такое способна, не правда ли?

Он покачал головой, он пожал плечами, он протянул вперед руки с собранными в горсть ладонями – и ему показалось, что этот жест чрезвычайно красноречив и в то же самое время весьма безобиден. Потому что, хотя ее россказни и похвальба порядком ему надоели, он не утратил еще надежду на ее, так сказать, благосклонность и ему хотелось выразить свои сомнения самым деликатным образом.

Она сняла с полки крупноформатный том и положила его на кухонный столик, за которым они сидели.

– Знаешь, что это такое?

– Черная книга, – ответил он. – Гримуар. – Или ты думаешь, что я тебя не слушал?

– Ясное дело, ты слушал… Правда, вполуха. Так вот, это "Теория и практика магии", извлеченная из "Книги знамений", великой книги по магии, написанной самим Адамом. Здесь имеются заклинания на все случаи жизни.

" Ну, так подыщи какое-нибудь поинтересней.

Сейчас он ее уже провоцировал. И понимал, что на этом может окончательно погореть. После долгих недель, на протяжении которых он внимал доносящемуся из ее уст вздору, каким она набивала себе цену, стремясь выделиться из ряда заурядных старлеток, он теперь вполне мог погореть. Она уставилась на него, положив руку на книгу.

– Я без труда могу вызвать самого Сатану.

– А я был бы не против повидаться с ним. Она всмотрелась ему в лицо еще пристальней.