Введение в социальную философию: Учебник для вузов - Кемеров Вячеслав Евгеньевич - Страница 43

3. Гаджиев К. Концепция гражданского общества // Вопр. филос, 1991. № 7.

4. Гэлбрэйт Дж. Новое индустриальное общество. М., 1969.

5. Кузьмин М. Переход от традиционного общества к гражданскому: изменения человека // Вопр. философии. 1997.

6. Маркс К. Развитие машин (Капитал, Т. 1, Гл.1 § 1) // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23, С. 382 – 397.

7. Соловьев Э. Личность и право // Вопр. философии. 1989. № 2.

8. Современный философский словарь. Лондон, 1998; статьи: «Абстракции реальные», «Вещи», «Гражданин», «Индустриальное общество», «Качества социальные», «Среда социальная».

Дополнительная литература

1. Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995.

2. Бродель ф. Игры обмена. М., 1988.

3. Гачев Г.Д. Европейские образы пространства и времени // Культура, человек и картина мира. М., 1987.

4. Гражданское общество. Мировой опыт и проблемы России. М., 1998.

5. Замошкин Ю. Частная жизнь, частный интерес, частная собственность // Вопр. философии. 1991. № 1, 2.

6. Иноземцев В. Расколотая цивилизация: системные кризисы индустриальной эпохи // Вопр. философии. 1999. № 5.

7. Маркс К. Экономические рукописи 1857 – 1959 гг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 99 – 118.

8. Мотяшов В.П. Власть вещей и власть человека. М., 1985.

9. Резник Ю.М. Гражданское общество как феномен цивилизации. М., 1998.

10. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997. 11. Фукс Э. История нравов: В 3 т. М., 1993 – 1994. Т. 3.

Глава XI

Контуры постиндустриального общества

§ 1. Кто мешает прогрессу?

Идея неуклонного прогресса человечества, основанного на росте промышленного производства, подвергалась в XX столетии многократным и тяжелым испытаниям. Подводя предварительные итоги XX в., можно сказать, что он осуществил ее пересмотр и снова поставил вопрос о критериях человеческого развития. Трагедии войн, концлагерей и репрессий оказались тесно связанными с модернизацией общества, с различными попытками его «технического» улучшения.

Сама по себе идея технико-экономического роста, обеспеченного привлечением все новых средств, пространств и ресурсов, натолкнулась на реальные препятствия, которые в XIX в. в расчет не принимались. Оказалось, что сырьевые, в частности топливно-энергетические, ресурсы не беспредельны и некоторых из них едва ли хватит на следующее столетие. Выяснилось: использование новых видов энергии, в особенности атомной, крайне опасно, ибо делает реальным уничтожение земной цивилизации. Кроме того, «вычерпывание» из природы сырья и энергии в нарастающих масштабах ведет к разрушению «биологической» оболочки человеческого сообщества.

Экономика попала под надзор экологии, а противоречия между ними стали темой большой политики. В сфере собственно экономической ставка на постоянное расширение производства и потребления тоже себя не оправдала. Определились границы рынков и их неоднородность. Сама промышленность столкнулась с необходимостью отказа от производства больших серий товаров. Появилась задача перманентного технического перевооружения производства.

Границы экстенсивного развития экономики и промышленности, внешней культуры и обезличенного образования, ресурсные и экологические напряжения определялись общими причинами: индивидная основа социального бытия оказалась подорвана. Впервые был поставлен вопрос: может ли общество найти силы, средства и стимулы для рекреации этой корневой системы общественной жизни? Достанет ли у него понимания существа и глубины этого кризиса и хватит ли, собственно, времени на его преодоление?

Однако в своем обыденном поведении люди продолжали и продолжают ориентироваться на стандарты вещного производства, расширяющегося потребления, на технокомфорт и технокультуру. Особенно сильны эти силы инерции в странах, «застрявших» по разным причинам на стадии экстенсивного развития, упустивших возможности для использования положительных эффектов НТП, но уже испытавших, как наша страна, разрушительные последствия его воздействия.

Вместе с тем проявились вполне определившиеся тенденции в различных областях деятельности общества, которые позволяют судить о возможностях преодоления антропологического кризиса. Речь – не столько о прогнозах, концепциях или теориях, сколько о конкретных решениях, конкретных формах построения деятельности, оказывающихся «попутно» стимулами возрождения или формирования личностных структур социального бытия. Эти тенденции, конкретные схемы и образцы могут постепенно сложиться в достаточно стройную концепцию индивидной или личностной реконструкции социальности, а следовательно, и в трактовку черт той антропологической системы социального бытия, которая может дать силы для преодоления разнотипных по видимости кризисных ситуаций, имеющих, по сути, единую человеческую основу.

§ 2. Проблема качеств человеческой деятельности

Следует, видимо, начать с того, что «экстенсивная» машинизированная практика и сопряженная с нею «одномерная» человеческая индивидность выявили свою непригодность прежде всего в тех сферах деятельности, в которых люди столкнулись с «хорошо» организованными множествами или системами, будь то экологические комплексы, информационные структуры, создаваемые самим человеком, или неклассические объекты науки, наукоемкие технологии, патентный бизнес, «культуроемкие» товары и т.п. Иными словами, человек столкнулся с объектами деятельности (производства, торговли, познания, игры), не являющимися в строгом смысле вещами. Ситуация аналогична той, которая произошла в науке. Если в начале XX в. неклассические объекты представлялись чем-то экзотическим, чуть ли не фантастическим, то в середине столетия выяснилось: человек со всех сторон окружен «неклассическими» объектами, а его «классические» объекты-вещи составляют лишь ближайшее его окружение. Странными оказались не те «неклассические» объекты, которые не укладывались в рамки обыденного опыта, но сами люди с их объектами-вещами, с вещными аналогиями, которыми они пытались оперировать как орудиями объяснения и освоения мира, с их попытками представить себя как вещи особого рода. Возникла необходимость в новом понимании человека, противостоящего во многом «классическим» представлениям науки и здравого смысла. XX столетие оказалось «неклассическим» не только в научно-познавательном отношении, но и в непосредственно практическом. Оно заставило (и заставляет) пересматривать многие деятельностные, поведенческие, организационные стандарты, имевшие, казалось, аксиоматический характер.

Экономические кризисы начала века, поразившие развитые капиталистические страны, заставили пересмотреть концепцию рынка, в частности роль рынка в цикле «производство – потребление». Тезис о том, что производство диктует законы потреблению становится непродуктивным, во всяком случае, требует серьезных уточнений и поправок. Рынок перестал быть абстракцией, он определился как совокупность различных запросов, стоящих за ними групп и конкретных индивидуальных субъектов. Производство должно теперь считаться с тем, что оно не заполняет рынок, а работает на удовлетворение конкретных интересов и потребностей. Развитие идеологии маркетинга связано с возрастающей ролью потребителей, конкретных индивидов в цикле реализации товаров. И для того, чтобы производство продолжало влиять на рынок, могло формировать субъектов потребления, его необходимо было изменить, нужно было переосмыслить его организационные основы и управленческие ориентации. Из этого вырастала идеология менеджмента. Организационно-управленческие аспекты производства занимают первый план деятельности его руководителей, оттесняют на второй аспекты инженерно-технические. Причем ядром управления производственными структурами становится организация деятельности людей. На смену корпорациям-машинам приходят корпорации-организации[23].