Обитель драконов - Хьюз Норман - Страница 6

— Да о том, что парень-то он был неплохой. Книжник, ты верно подметил, и в обычной жизни, наверняка, тихий и скромный — мухи не обидит.

— Чего же он тогда перед нами выставлялся?

— Не перед нами. То есть — не лично в нас дело. Просто у него была некая миссия. Кто-то поручил ему дело необычайной важности. Пареньку показалось — он взлетел в какие-то заоблачные сферы, вот и раздулся от гордости. Я заметила, как он то и дело косился на свой сундук. Посмотрит украдкой — и тут же плечи расправит, зубы стиснет, ну просто сам Эрмеиальд Отважный перед гирканской ордой… Так что и уважения он требовал не к себе лично — а к своему поручению. К тому, что он вез с собой. К тем людям, кто ему это доверил…

— И что же это было? Ты смотрела сверток?

— Разумеется. — Кожаную оболочку Палома срезала, едва они выехали за городские ворота. Тогда же прочитала и письмо, найденное в плаще Теренция. Вот только что это ей дало? — На, полюбуйся.

На пергамент Конан едва взглянул; хотя наемнице было известно, что ее спутник учен грамоте, однако читать он явно не слишком любил. Ладно, Паломе не составляло труда пересказать ему послание.

— Там, как видишь, нет имени адресата. И, вообще, никаких подробностей. Просто какой-то Марцелий рекомендует отрока Теренция вниманию некоего сиятельного месьора… Упомянут также скромный дар, что отрок везет с собой, но все туманно, намеками… потому он, должно быть, и хранил письмо на виду, оно явно ни для кого не представляет интереса.

— Плевать. Ты главное давай. Сверток, что я у него из сундучка выудил.

Что ж, пусть позабавится. Может, грубая мужская сила преуспеет там, где спасовал женский ум?

Плоская коробочка размером чуть поболе ладони и толщиной в два пальца была закрыта наглухо. Хуже того, не было ни щелки, ни намека на петли или замок — хоть что-то, что помогло бы ее открыть.

Поверхность, идеально гладкая, тоже не несла никаких зацепок. Ни рисунка, ни вырезанного узора, ни надписей…

— Слушай! — Конан, повертев странный предмет и так, и эдак, наконец сдался. — Похоже, это обычная деревяшка. Не знаю, конечно, на кой она парню понадобилась, но, согласись…

Наемница упрямо покачала головой.

— Если мы не способны разгадать секрет, это еще не значит, что секрета не существует. Потряси ларец — и прислушайся.

С выражением недовольства и сомнения варвар повиновался… и брови его поползли вверх.

— Там что-то шуршит! Или гремит… не пойму. В общем, что-то там есть внутри!

— Об этом я тебе и толкую.

— Так может — рубануть разок мечом, и дело с концом?! — Глаза его загорелись охотничьим азартом. Благословенная натура, искренне уверенная в том, что доброму клинку под силу решить любые проблемы!..

— Давай подождем пока, — осторожно возразила Палома, от греха забирая у своего спутника таинственную вещицу. — Сдается мне, здесь без магии не обошлось, тогда на ларец вполне могли наложить чары уничтожения. Если коробку попытаются открыть силой, содержимое просто сгорит, или еще что-нибудь…

— Может и так, — неохотно согласился Конан, провожая смурным взглядом деревянную шкатулку, которую Палома убрала на самое дно своего мешка. — Слыхал я о таких заклятьях… Придется что ли к колдунам идти?

Девушка пожала плечами. Она была уверена, что в Вертрауэне найдутся мастера и такого рода, но заранее говорить об этом не хотелось. Доберемся до Бельверуса — посмотрим!

Столица Немедии встретила путников проливным дождем; узкие улочки древнего города сделались почти непроходимыми; редкие прохожие, проклиная все на свете, крались под самыми стенами домов, вжимаясь в каменную кладку, когда проезжающий всадник или экипаж норовили окатить их грязной водой из лужи.

У Паломы не было своего дома в Бельверусе: содержать что-то приличное выходило слишком накладно, а селиться в трущобах она не желала. Да и не так уж много времени она проводила в городе, бесконечные разъезды давно сделались частью ее жизни. Однако хозяйка «Спящего единорога», постоялого двора в квартале виноделов, всегда готова была сдать девушке комнату, а в ее отсутствие за небольшую плату хранила скудные пожитки гостьи…

Конану место это пришлось по душе — в особенности огромное количество винных лавочек поблизости.

— Вот откуда ты так разбираешься в вине! — расхохотался он, когда они подъезжали к постоялому двору. — Редкий талант для женщины!

На самом деле, это была память от отца — у того был знатный погреб, и он беспрестанно пополнял его лучшими сортами со всей Хайбории; по осени из самых дальних концов Немедии к нему съезжались знакомые, дабы отведать каких-нибудь новых редкостей… Но она не стала вдаваться в объяснения.

— Здесь чисто, отличная кухня и очень тихо, — заметила она, вводя своего спутника в обеденный зал «Единорога». — По крайней мере, так было прежде, потому просьба не устраивать дебошей и не портить мою репутацию…

С показным смирением гигант-киммериец кивнул, но, судя по озорному огоньку, блеснувшему в синих глазах, едва ли он намеревался сдержать слово. Придется присматривать за ним, со вздохом сказала себе Палома. Опыт их стоянок в пути заставил ее свыкнуться с любовью северянина к кутежам…

Лиланда, хозяйка заведения, едва завидев гостей, бросилась девушке на шею, при этом с любопытством косясь на ее товарища.

Хрупкая, крохотная женщина, она отнюдь не производила впечатление особы, способной справиться с таким непростым делом, как содержание постоялого двора. Сколько знала ее Палома, она не уставала этому поражаться: под детской, кукольной внешностью скрывалась несгибаемая воля и стальной характер.

Еще довольно молодая, Лиланда уже пять лет как похоронила мужа и решительно отвергала притязания многочисленных ухажеров, горевших желанием помочь очаровательной вдовушке управлять заведением. Она предпочитала быть сама себе хозяйкой и в открытую заявляла об этом — что в суровой патриархальной Немедии требовало от женщины немалого мужества. Впрочем, это отнюдь не мешало ей интересоваться мужчинами. По крайней мере, суровый спутник Паломы сразу пришелся ей по сердцу. Выразительно стрельнув глазами, она безмолвно задала той вопрос — и получила такой же молчаливый ответ: «путь свободен». Наемница отнюдь не собиралась претендовать на то, чтобы единолично завладеть вниманием киммерийца. К тому же она рассчитывала, что будет очень занята в ближайшие дни — так уж пусть лучше варвар находится под надежным присмотром!

Обрадованная, Лиланда тут же принялась хлопотать вокруг Конана, предлагая ему перекусить и освежиться с дороги, осыпая тысячей вопросов о том, как прошло их путешествие, и впервые ли он в Бельверусе, и не нуждается ли в помощи — так что даже избалованный женским вниманием северянин почувствовал себя польщенным.

Хозяйка отвела им две соседние комнаты — причем, как с улыбкой отметила Палома, собственные покои Лиланды находились через стену от киммерийца. Вот и славно… Сославшись на усталость, она удалилась к себе, пообещав, что спустится к ужину и попросив нагреть для нее воды в купальне.

Ей необходимо было побыть в одиночестве, собраться с мыслями перед свиданием с Рингой.

Человек в королевском саду по-прежнему, словно па троне, восседает на корне вяза. Каждый день его можно найти здесь. Он молод, у него кинжально-острое лицо, темные волосы зачесаны назад и перехвачены в хвост, — прическа, каких в столице уже лет двадцать не носят. Губы и глаза, бесцветные, почти не выделяются на фоне бледной кожи, отчего все лицо кажется словно вмороженным в лед.

Он по-прежнему играет с фаруком. Бросок — и деревяшка, описав причудливую петлю, возвращается в ладонь. Еще бросок — человек приотпускает веревку, и игрушка мячиком скачет по земле… чтобы в конце концов опять найти руку хозяина. Человек смотрит на фарук едва ли не с нежностью.

Заслышав дробный топоток, он, как обычно, не поднимает головы, всецело поглощенный своим занятием. Дети приходят ежедневно… Но сегодня есть одно отличие. Следом за крохотными башмачками с серебряными пряжками печатают шаг мужские сапоги. Тонкая алая кожа, узкие черные каблуки.