Выживает сильнейший - Келлерман Джонатан - Страница 9

Хищник, терпеливо высматривающий добычу в горстке детишек.

Как лисица, истекающая слюной при виде резвящихся в траве цыплят.

Выбрать самого беззащитного – но почему именно Айрит?

Специальный агент Горман предложила лишний раз проанализировать психофизические особенности девочки, однако человеку постороннему внешность Айрит не показалась бы сколь-нибудь необычной. Скорее, наоборот: симпатичный, совершенно нормальный ребенок. Среди приехавших с нею в парк детей нетрудно было отыскать куда более уязвимую жертву.

Не в этом ли ключ к разгадке? В том, что Айрит казалась нормальной?

Я вспомнил про слуховой аппарат на земле.

Но ведь убийца так тщательно продумал положение тела.

Тогда это не случайность. Чем больше я размышлял, тем тверже становилась моя уверенность.

А если маленький розовый диск – это знак? Сообщение?

О чем?

Я схватил список МО, рассчитывая найти что-нибудь о посягательствах на глухих. Пусто.

Уж не слуховой ли аппарат подсказал убийце, что Айрит – наиболее удобный объект для нападения? Она не услышит подкрадывающихся шагов, не закричит.

Немой девочка не была, но он вполне мог это предположить.

Нежное удушение.

Омерзительная фраза.

Затрачены время и усилия для того, чтобы избежать нарушения целостности тепа... Никакой сексуальной активности на месте преступления – но разве трудно ему было отойти в кусты и помастурбировать, отдавшись свежим впечатлениям? Маньяки так обычно и поступают.

Однако чтобы возбудить себя, они, как правило, пользуются вещами жертвы: одеждой, украшениями. В ход идут и части тела – груди, например.

С Айрит опять все получалось иначе. Ее тело лишь заботливо уложили в нужной позе – подчеркнуто не сексуальной.

Как будто убийца хотел оповестить весь мир: она осталась нетронутой, а сам он – другой, не похожий на остальных.

Или он все же взял что-то – незаметное, невычислимое – скажем, прядь волос?

Однако впечатление или образ сами по себе тоже неплохой сувенир. Не сделал ли он фотоснимок на память?

Я представил себе убийцу – безликая фигура, исполненная сознания собственной мощи, возвышается над тельцем ребенка с фотоаппаратом в руках. Клик-клик.

Новое направление в искусстве: живые картины из мертвых людей.

Поляроид. Или пленочная камера, а в темной комнате оптико-цветовые эффекты можно будет довести до совершенства.

Самобытный художник?

Оттащил Айрит подальше от тропы – чтобы никто не услышал щелчков затвора, не заметил вспышки.

А потом аккуратно прибрал за собой... Одержимый, но не психопат.

У вас в Америке их хватает!

Я еще раз перечитал письмо специального агента Горман и все остальные бумаги. Сотни листов, и все-таки чего-то недостает.

Никто не говорил с друзьями и соседями семьи. Обошли вниманием и миссис Кармели. Что же касается ее мужа, то он был опрошен всего дважды и в весьма краткой форме.

Уважение к чужому горю или боязнь проявить жесткость по отношению к дипломату?

В результате – тупик.

Сердце ныло. Я чувствовал тяжесть в груди. Просмотр бумаг длился без малого три часа.

Протянув руку за чашкой с кофе, я услышал звонок телефона.

– С вами хочет поговорить мисс Дал, доктор, – послышался в трубке голос оператора.

– Спасибо, соединяйте.

– Доктор Делавэр? Это Хелена. Я проверила свой график и хотела бы договориться о встрече. Через пару дней, часов в десять утра. Это вас устроит?

– А как насчет одиннадцати – Мне нужно было закончить несколько судебных отчетов.

– Договорились. Спасибо вам.

– Как у вас дела, Хелена?

– О... В целом неплохо – насколько это возможно. Сейчас мне действительно очень не хватает его, не так, как раньше... сразу после... Еще раз благодарю вас, доктор. Всего доброго.

– До встречи. – Я записал в календаре дату и время.

Хватит клинических исследований. Смогу ли я сделать нечто большее для мертвой девочки?

Глава 7

– Далеко продвинулся? – осведомился Майло, когда мы сидели в моем кабинете и пили апельсиновый сок. Было девять утра.

– Просмотрел все. – Я тряхнул компьютерной распечаткой. – Новая система учета?

– В ответ на требования движения по защите прав жертв преступлений. Неплохая идея, но отчетность пока слишком громоздка, к тому же во многих городах, в том числе и в Лос-Анджелесе, система еще не внедрена. Копы побаиваются компьютеров, по старинке предпочитая передавать информацию по телефону или телетайпом. А как тебе письмо ФБР?

– Ничего такого, с чем я был бы несогласен, однако чувствуется, что мадам Горман не хочет обременять себя излишней ответственностью.

– Новости есть?

Я объяснил, каким представляю себе убийцу. Сказал, что он мог сделать несколько фотоснимков.

– Поляроид или пленочная камера? – переспросил Майло. – Профессиональный фотограф?

– Либо серьезный любитель. С претензией на артистизм. Само преступление претенциозно, Майло. Поза тела, веник из веток. Мы имеем дело с психопатом, который хочет, чтобы его принимали за кого-то другого. Но все пока строится на предпосылке, что это – преступление на почве секса.

– У тебя есть сомнения?

– Горман может оказаться права в том, что причина кроется в Айрит, а не в совпадении случайностей. Когда Горобич и Рамос что-либо делают, они делают это тщательно. Для нас же суть сейчас в том, чего они и не пытались делать. Опросили всех живущих рядом с парком – и никого в Беверливуде. С отцом разговаривали дважды, с матерью – ни разу.

– Семья? – Майло вытер вспотевшее лицо.

– Большую часть детей убивают именно родственники.

– На ее родителей у нас что-нибудь есть?

– Только то, что им уделили слишком мало внимания. И не получили от них почти никакой информации.

– Если это кто-то из них, то скорее всего – отец. У матери не хватило бы сил оттащить Айрит на такое расстояние. А я точно знаю, что и не отец тоже: в то время, когда поступило сообщение об исчезновении девочки, он был на совещании в консульстве.

– О'кей. Другие родственники, кроме младшего брата, есть?

– Не знаю. – Майло покачал своими ручищами коробку с папками. – Нет, Алекс, это уже перебор. Когда детей убивают родственники, то, ты же знаешь, как правило, это происходит дома. Или на семейном пикнике. Мне не приходилось слышать о случае, подобном нашему. Согласен, Горобич с Рамосом перевернули далеко не все камни, но они утверждают, что за родителями девочки не числится ничего. Убитые горем люди, но и только. А если отец к тому же шишка, то становится понятным, почему наши парни не очень-то старались надавить на него.

– Разумно. Мистер Кармели звонил тебе?

– Нет. Больше я ждать не могу. Придется нарушить этикет и вломиться незваным.

Я усмехнулся.

– Что-то не так? – встревожился Майло. – Галстук?

Галстуком он назвал мятую узенькую полоску из поддельного шелка в сине-зеленых разводах, слишком короткую, чтобы прикрыть его выпирающий живот. Тряпочка эта удивительно подходила к бежево-черной полосатой рубашке и выгоревшей, когда-то оливковой спортивной куртке.

Одно время мне казалось, что у Майло просто не в порядке со вкусом, но где-то месяц назад мы втроем – он, Робин и я – отправились в музей. Майло рассматривал полотна так, как это делал бы человек, разбирающийся в живописи, он хвалил одних мастеров и ругал других – за вульгарность их палитры. В конце концов я начал подозревать, что его манера одеваться преследует конкретную цель – отвлечь внимание окружающих от личности. Пусть думают, что он – чокнутый.

– Галстук, Майло, может привести к международному конфликту. А ты и вправду намерен явиться к ним без приглашения?

– Ты же знаешь меня. Стихия!

– И когда же?

– Чем раньше, тем лучше. Хочешь присоединиться? У тебя-то наверняка есть приличествующий случаю шейный платок. Может, найдется лишний для меня? Вместе со стаканом сока, пожалуйста. Налей, сколько щедрость позволит.