Зеркальное время - Хольбайн Вольфганг - Страница 30

— Господа, — начал он наконец, — позвольте мне сразу приступить к делу. Доктор Бертрам поставил меня в известность, что вы подняли вопрос о возможном опе­кунстве. Несколько преждевременно, я считаю. Поскольку отец моего клиента исчез всего сутки назад.

— Обстоятельства, — ответил полицейский, — позволя­ют заключить...

— ...что вы испробовали все методы, чтобы подвергнуть моего клиента давлению, — холодно перебил адвокат. — Я сдержусь от комментариев и скажу лишь следующее: отец Юлиана давно предусмотрел возможность такого случая и оставил все надлежащие указания. Если он не появится в течение года, вопрос возможного опекунства уже решен. До указанного срока все заботы о своем сыне он возложил на меня. Соответствующие полномочия под­тверждены вот этими документами.

Он протянул полицейскому плотно исписанный лист бумаги, дал ему время изучить текст и затем снова упрятал его в свой «дипломат».

— Видимо, у вашего клиента рыльце изрядно в пуху, если он так тщательно все предусмотрел, — злобно заметил полицейский.

— Ничуть. Он всего лишь отец, пекущийся о благо­получии своего сына. У него опасная профессия. Ему приходится много ездить: поездами, теплоходами, само­летами и автомобилями. Вы сами знаете, сколько случается катастроф.

— Да, да, — прорычал полицейский. — И довольно об этом!

— Отнюдь! — возразил адвокат. — Я весьма сожалею, что с опозданием был поставлен в известность о. вашем неслыханном поведении. Вы разговаривали с Юлианом как с преступником! Неужто я должен напоминать вам, что он находится под защитой закона о молодежи?

— Его отец...

— Вопрос о том, что сделал или не сделал его отец, здесь не подлежит обсуждению, — сказал адвокат.

— Но ему что-то известно! — твердил свое полицей­ский. — Он утаивает от нас очень ценную информацию!

— Даже если и так! Сын не обязан давать показания против своего отца. Кроме того, Юлиан ничего и не утаивает, ведь так?

Юлиан кивнул.

— Тогда где же ты был прошедшие сутки?

— Я не помню, — уклончиво ответил Юлиан.

— Какой удобный ответ. Ты...

— Довольно! — резко оборвал адвокат. — Прежде чем вы созреете для допроса господина Рефельса, прошу принять к сведению, что я представляю также и его интересы.

— Ого, да ваш клиент действительно все предусмот­рел! — с иронией сказал полицейский.

— Хотелось бы надеяться, — ответил адвокат. — Если у вас возникнут еще какие-то вопросы — вот мой номер телефона.

Полицейский больше не произнес ни слова, только хлопнул за собой дверью. Его ассистент —на сей раз предусмотрительно засунув руки в карманы — последовал за ним на безопасном расстоянии.

— Спасибо, — пролепетал Юлиан. — Это правда насчет Рефельса?

— Твой отец дал мне однозначные указания, — под­твердил адвокат. — Я должен позаботиться о том, чтобы ни одного из вас не беспокоили, когда дело касается... этих обстоятельств.

Юлиан ничего не мог понять. Уже само по себе то, что отец оставил распоряжения на случай своего вне­запного исчезновения, было достаточно странно. Но Франк? Откуда отец мог знать обо всех этих неприят­ностях еще до того, как они произошли?

Врач вздохнул и вышел из кабинета, чтобы оставить их одних.

— Прежде чем мы перейдем к деталям, — продолжал адвокат, — я должен передать тебе письмо от отца...

Сердце Юлиана учащенно забилось. Он дрожащими пальцами принял старый, пожелтевший конверт с красной печатью, на котором рукой отца было написано имя Юлиана. Чернила выцвели, надпись пришлось по меньшей мере дважды обводить.

— ...И на словах сообщить тебе следующее: твой отец жив. Тебе не надо за него волноваться.

— Он жив? — Юлиан встрепенулся. — Где же он? Что с ним?

— Этого я не знаю, — ответил адвокат и умоляюще поднял руки. — У меня есть точные указания, что касается тебя и твоего друга, во всем же остальном мне известно так же мало, как и тебе.

Он сделал короткую сочувственную паузу и сменил тему:

— Доктор Бертрам считает, что тебе нужно побыть здесь еще два дня. Чисто для профилактики.

— А... потом? — помедлив, спросил Юлиан.

— Это зависит от тебя. Номер в отеле зарезервирован и оплачен до конца каникул. Ты можешь остаться здесь. Но если говорить честно, было бы лучше всего, если...

— ...я вернусь в интернат?

— Туда или в другое место. У тебя есть две-три недели отпуска. Можешь поехать куда хочешь.

Они поговорили о разных вещах, которые предстояла сделать, и лишь к концу разговора Юлиан постепенно осознал, что, собственно говоря, означают все эти сложные и подробные распоряжения и советы, оставленные его отцом.

Они означают, что он никогда больше не вернется.

Когда Юлиан это понял, его охватила глубокая, бес­конечная тоска. Все уверения адвоката, что отец жив, что он находится в надежном месте, не утешали его. Он понял, что никогда больше его не увидит, а если так, то какая разница, умер он или просто исчез на все времена? Конечно, ему легче было знать, что отец не пострадал от встречи с созданиями тьмы, но вместе с тем он чувствовал себя обманутым и брошенным в беде.

Он встал и сунул конверт в карман халата. Конечно, он прочтет это письмо, но не здесь, а в своей палате, где ему никто не помешает.

Когда он вернулся в палату, уже смеркалось. Осколки были убраны, но новое зеркало, к великому облегчению Юлиана, не повесили, а медсестра во время его отсутствия принесла ему ужин. Он стоял еще теплый, но у Юлиана не было аппетита, хотя он давно ничего не ел.

Мальчик вынул из кармана письмо. Но еще до того, как распечатать его, он заметил, как в палате внезапно потемнело. Юлиан встал, включил свет и потом присел на стул около своей кровати. Снова взял письмо, но и на сей раз не вскрыл, потому что взгляд его скользнул по окну.

Яркий неоновый свет над его кроватью превратил оконное стекло в зеркало.

Он увидел в нем отражение своей кровати, двери, скромной больничной обстановки и себя самого, а по­зади — позади? — нет, внутри собственного своего отра­жения он увидел еще один, призрачный силуэт!

Он медленно поднялся и направился туда. Его отра­жение и отражение его призрачного спутника послушно повторили все эти движения.

Стекло было таким холодным, что он ощутил этот холод еще прежде, чем прикоснулся к нему. Кончики пальцев зеркального двойника соединились с его собст­венными, и озноб в пальцах заставил Юлиана вздрогнуть. Призрачный его двойник тоже выпрямил пальцы, но они не совпали с кончиками их зеркального отражения, они...

И тут он наконец понял и от облегчения чуть не рассмеялся.

В окне были двойные стекла, значит, было и два зеркальных отражения, которые накладывались одно на другое, но не совпадали полностью.

Но тревога не оставляла его. Какой бы смешной ни показалась ему эта ошибка, стало окончательно ясно, в каком он жалком состоянии. Если эта умопомрачительная история не прояснится, он неминуемо лишится рассудка. В третий раз он взял в руки письмо и наконец распечатал его.

Сургуч раскрошился в его пальцах в пыль. Видимо, очень старый сургуч. Лист бумаги был исписан мелким почерком, Юлиан без труда узнал руку отца, но буквы так выцвели, что с трудом поддавались чтению.

Мой дорогой сын! — прочитал Юлиан. Какое странное, непривычное обращение, если учесть, что отношения у них с отцом были сердечные, почти приятельские. Со смутным беспокойством Юлиан продолжил чтение.

Поскольку ты держишь в руках это письмо, значит, мне удалось ускользнуть от существ из промежуточного мира. Таким образом, ты можешь быть спокоен за меня. Я, со своей стороны, тоже убежден, что ты и твой молодой друг целы и невредимы.

Как ты уже знаешь, я отдал моему адвокату распо­ряжение печься о твоем благополучии. Он оградит тебя от всех официальных органов, а также поддержит тебя во всех остальных вопросах. Как ты уже мог убедиться, твое будущее — по крайней мере материальное — обес­печено. Мое единственное пожелание — не приказ — со­стоит в том, чтобы ты закончил свою школу и затем получил хорошее образование в соответствии с твоими наклонностями и талантами.