Дьявольский вальс - Келлерман Джонатан - Страница 28

– Да! Скажи!

Ноздри Перкинса раздулись. Он еще некоторое время разглядывал толпу, а затем открыл дверь и попятился наружу.

Толпа в вестибюле гневно гудела.

Кто-то громко проговорил:

– Собака!

– Чертовы копы, только пешеходами-нарушителями и занимаются.

– Ага, шайка грабителей – больница ткнула нас на автостоянку через улицу, а эти подлавливают, когда мы спешим на работу.

Шум одобрения. Никто не сказал больше ни слова о том, что произошло на стоянке.

Дверь вновь открылась. Появился другой полицейский – молодая суровая белая женщина.

– Итак, – заявила она. – Сейчас вы просто будете выходить по очереди, друг за другом, полицейский проверит ваши удостоверения личности, и вы сможете отправиться домой.

– Да что ты? – воскликнул чернокожий мужчина. – Добро пожаловать в Сан-Квентин[17]. Что дальше? Личный досмотр?

Ворчание в том же духе продолжилось, но вскоре толпа задвигалась и притихла.

Для того чтобы выбраться на улицу, мне потребовалось двадцать минут. Полицейский списал мое имя со значка-пропуска, спросил подтверждающий документ и записал номер моего водительского удостоверения. Шесть машин полицейского отделения стояли прямо у входа в больницу, за ними виднелся автомобиль без каких-либо опознавательных знаков. Посредине наклонной дорожки, ведущей к автостоянке, расположилась кучка людей.

– Где это произошло? – поинтересовался я у полицейского.

Он указал пальцем на стоянку.

– Я ставил машину там же.

Он поднял бровь:

– Когда вы приехали сюда?

– Около девяти тридцати.

– Вечера?

– Да.

– На каком этаже вы поставили машину?

– На втором.

Он поднял глаза на меня:

– Вы заметили что-нибудь необычное, когда парковали машину? Может, какой-нибудь подозрительный тип там вертелся?

Вспомнив странное ощущение, будто за мной наблюдают, я тем не менее ответил:

– Нет, но освещение было неровным.

– Что вы подразумеваете под «неровным», сэр?

– Неравномерное. Половина пространства была освещена, а другая – находилась в темноте. Там было легко спрятаться.

Полицейский посмотрел на меня. Сжал зубы. Еще раз взглянул на мой значок и сказал:

– Можете идти, сэр.

Я пошел вниз по дорожке. Проходя мимо кучки людей, я узнал одного из них. Пресли Хененгард. Начальник службы безопасности больницы курил сигарету и поглядывал на звезды, хотя небо было затянуто тучами. Другой мужчина в костюме с золотым щитом[18] на лацкане пиджака что-то говорил. Казалось, что Хененгард не слушает его.

Наши глаза встретились, но его взгляд не задержался на мне. Он выпустил дым через ноздри и огляделся вокруг. Для человека, чья служба потерпела такое фиаско, он выглядел поразительно спокойно.

10

Из газет, вышедших в среду, я узнал, что случилось не просто нападение, а убийство.

Жертвой – ограбленной и забитой насмерть – действительно оказался врач клиники. Его имя мне ничего не говорило: Лоренс Эшмор. Сорок пять лет. Всего год проработал в Западной педиатрической. Преступник ударил его сзади по голове и украл бумажник, ключи и магнитную карточку-ключ от автостоянки для врачей. Представитель больницы, чье имя не упоминалось, подчеркнул, что все въездные шифры изменены, но пройти в клинику своим ходом по-прежнему так же легко, как подняться на один лестничный пролет.

Преступник неизвестен. Никаких предположений.

Я отложил газету и начал рыться в ящиках письменного стола, разыскивая групповую фотографию сотрудников больницы. Но снимок был сделан пять лет назад, задолго до того, как в ней появился доктор Эшмор.

Чуть позже восьми я подъехал к больнице и обнаружил, что автостоянка для врачей отгорожена металлической гармошкой, а машины стоят вдоль круговой подъездной дороги перед главным входом. У въезда на дорогу висело объявление «МЕСТ НЕТ», и охранник вручил мне размноженную на принтере инструкцию для получения новой магнитной карточки-ключа.

– А где мне сейчас поставить автомобиль?

Он указал на изрытый колесами открытый участок через дорогу, где парковали свои машины медсестры и санитары. Я дал задний ход, объехал квартал и закончил тем, что пятнадцать минут простоял в очереди на стоянку. Еще десять минут ушло на поиски свободного места.

Нарушая правила, я пересек бульвар и бегом направился к больнице. В вестибюле – два охранника вместо одного, но больше ни единого признака того, что в двух сотнях футов отсюда вчера угасла чья-то жизнь. Разумеется, я понимал, что в подобном месте смерть человека – не новость, но все же мне казалось, что убийство вызовет большую реакцию. Я взглянул на лица проходивших мимо людей. Да, ничто не способствует ограничению восприятия так, как тревоги и горести.

Я направился к задней лестнице и прямо за справочным бюро заметил более свежую фотографию сотрудников. Лоренс Эшмор в верхнем ряду слева. Он специализировался в токсикологии.

Если снимок сделан недавно, Эшмор выглядел моложе сорока пяти лет. Худое серьезное лицо. Темные непокорные волосы, тонкие губы, очки в роговой оправе. Вуди Аллен, страдающий расстройством пищеварения. Не из тех, кто может оказать сопротивление преступнику. Я подумал, зачем нужно было убивать его из-за бумажника, и осознал всю глупость подобного вопроса.

Когда я собрался подниматься на пятый этаж, мое внимание привлек шум в дальнем конце вестибюля. Множество белых халатов. Вся эта группа направилась к лифту для перевозки пациентов.

Везли ребенка. Один санитар толкал каталку, второй поспевал за первым и держал капельницу.

В женщине-враче я узнал Стефани. За ней следовали двое без халатов. Чип и Синди.

Я бросился за ними и нагнал, как раз когда они вошли в лифт. С трудом втиснувшись в кабину, я пробрался к Стефани.

Она дернула губами, показав, что заметила меня. Синди держала Кэсси за руку. И она, и Чип выглядели совершенно убитыми и даже не взглянули на меня.

Мы поднимались в полной тишине. Выйдя из лифта, Чип протянул мне руку, я молча сжал ее на мгновение.

Санитары провезли Кэсси через отделение, миновали тиковые двери, за считанные секунды переложили девочку в кроватку, подвесили капельницу к контрольному прибору и подняли боковые стенки постельки.

История болезни Кэсси лежала на каталке. Cтeфaни взяла ее и сказала:

– Спасибо, ребята.

Санитары вышли.

Синди и Чип наклонились над кроваткой. Свет в комнате был погашен, и сквозь щели между закрытыми шторами пробивались полосы серого утреннего света.

Лицо девочки распухло, но все равно казалось истощенным. Синди опять взяла дочку за руку. Чип покачал головой и обнял жену за талию.

– Доктор Богнер зайдет еще раз, – обещала Стефани. – Должен прийти и этот шведский врач.

В ответ еле заметные кивки.

Стефани махнула головой в сторону двери. Мы вышли в холл.

– Новый припадок? – спросил я.

– В четыре утра. И с тех пор мы были в неотложке, пытались привести ее в чувство.

– Как она?

– Состояние стабилизировалось. Вялая. Богнер применил все свои диагностические трюки, но ничего не добился.

– Была опасность?

– Смертельной не было, но ты же знаешь, как опасны повторяющиеся припадки. И если они пойдут по нарастающей, то можно ожидать многократного повторения.

Она потерла глаза.

– А кто этот шведский врач?

– Нейрорадиолог по имени Торгесон, опубликовал массу работ по детской эпилепсии. Он читает курс лекций в медицинской школе. Я подумала: а почему бы не пригласить?

Мы подошли к сестринскому посту. Сейчас там сидела темноволосая девушка. Стефани внесла запись в историю болезни и обратилась к ней:

– Вызовите меня немедленно, если будут какие-либо изменения.

– Хорошо, доктор.

Мы прошлись по коридору.

– А где Вики?

– Дома. Надеюсь, отсыпается. Она сменилась в семь, но оставалась в неотложке до семи тридцати. Держала Синди за руку. Хотела остаться еще на одну смену, но я настояла, чтобы она пошла домой, – выглядела совершенно изнуренной.