Доктор Смерть - Келлерман Джонатан - Страница 19

— Значит, доктор Мейт ничего не боялся?

— Элдону был неведом страх. Он сам распоряжался своей судьбой. Знал, что определить свой путь в жизни можно только не обращая внимания на обстоятельства. И Элдон был предан своему делу — он жил этим. Он собирался еще долго продолжать его.

Майло снова подвинул свою тушу, словно пытаясь остаться на плаву в море красного шелка. Однако при этом он лишь еще глубже погрузился в подушки и вынужден был пересесть на самый край.

— Но вы с ним все же говорили об опасности?

— Речь об этом завела я. В общих выражениях, так что я не могу указать вам на какого-то безумца. Вполне вероятно, это дело рук одного из тех калек, что окрысились на Элдона.

— "Продолжаем жить", — подсказал я.

— Точно, они.

— Вы говорили в общих выражениях, мэм, — уточнил Майло. — Но были ли у вас какие-то конкретные причины для беспокойства?

— Нет, просто я хотела, чтобы Элдон вел себя более осторожно. Но он не хотел и слышать об этом. Он просто не верил, что кто-то может замыслить против него недоброе.

— И о каких мерах предосторожности вы говорили?

— О самых простых. Вы были у него дома?

— Да, мэм.

— Тогда вы сами все видели. Это же черт знает что, туда мог зайти любой посторонний с улицы. И дело не в том, что Элдон был таким беспечным. Просто он не обращал внимания на окружающую обстановку. Таковы почти все гениальные люди. Вспомните Эйнштейна. Какой-то фонд прислал ему чек на десять тысяч долларов, а он его так и не обналичил.

— Доктор Мейт был гений? — спросил Майло.

Алиса Зогби изумленно уставилась на него.

— Доктор Мейт был одним из величайших мыслителей нашего времени!

Поверить в это было как-то трудно после медицинского колледжа в Мексике, практики в забытой богом клинике и последующей работы исключительно с бумагами. Словно прочтя мои мысли, Алиса Зогби повернулась ко мне и сказала:

— Эйнштейну пришлось работать канцелярским клерком, пока мир не раскрыл его талант. Люди были слишком глупы, чтобы понять его. Разум Элдона никогда не переставал работать. Он прекрасно разбирался во всем — в естественных науках, в истории, в чем угодно. И в отличие от большинства людей, его не ослепляли условности личной жизни.

— Потому что он жил один? — предположил я.

— Нет-нет, я имею в виду совсем другое. Элдон не отвлекался на второстепенное. Готова поспорить, вы уверены, что его родители умерли в мучениях, и именно поэтому он решил посвятить свою жизнь борьбе за облегчение боли. — Она начертила в воздухе крест. — Вы ошибаетесь. И отец, и мать Элдона дожили до почтенных лет и спокойно отошли в мир иной.

— Возможно, как раз это и произвело на него впечатление, — сказал Майло. — Он увидел, как все должно быть.

Алиса Зогби опустила ногу на пол.

— Я пытаюсь втолковать вам, что Элдон мыслил мировыми масштабами.

— Он видел общую картинку.

Зогби с презрением посмотрела на него.

— Мне очень больно говорить о нем.

Она сделала это заявление спокойно, даже как бы бахвалясь. Лицо Майло оставалось непроницаемым. Я постарался последовать его примеру.

Зогби посмотрела на нас, словно ожидая какой-нибудь реакции. Вдруг нижние веки ее голубых глаз набухли, и по щекам пробежали два ручейка.

Слезинки стекли строго параллельно ее прямому тонкому носу. Зогби сидела совершенно неподвижно до тех пор, пока ручейки не достигли уголков губ, и только тогда вытерла их кончиками длинных тонких пальцев с ногтями, выкрашенными розовым блестящим лаком. Где-то в доме раздался бой часов.

— Я очень надеюсь, что вы найдете этого злобного ублюдка, убившего Элдона. Нельзя допустить, чтобы они остались безнаказанными. Это было бы самым страшным.

— Они?

— Он, они — не знаю.

— Что было бы самым страшным, мэм?

— Отсутствие последствий. Все должно иметь свои последствия.

— Что ж, — заверил ее Майло, — моя работа как раз состоит в том, чтобы ловить злобных ублюдков.

Зогби молча смерила его взглядом.

— Мэм, вы не можете ничего добавить?

— Хватит обращаться ко мне «мэм», хорошо? — сказала она. — Я чувствую себя неуютно. А насчет того, могу ли я вам чем-нибудь помочь? Разумеется, могу. Ищите фанатика — скорее всего, религиозного экстремиста. Вероятно, это сделал католик; они мне кажутся самыми опасными. Хотя я была замужем за мусульманином, и эти ребята тоже шутить не любят. — Подавшись вперед, она пристально всмотрелась в лицо Майло. — А вас как воспитывали?

— Если честно, мэм, я был с детства приобщен к католической религии.

— Как и я, — заметила Зогби. — Стоять на коленях, исповедуясь в грехах... Какой вздор! Мне жаль нас обоих. Свечи, орган и чушь, которую читают с амвонов старики-импотенты в забавных головных уборах — да, определенно, я бы искала католика. Или перерожденного христианина. Если брать шире, любого фундаменталиста. Ортодоксальные евреи тоже не подарок, но по сравнению с католиками они не способны к насилию. Наверное, их просто слишком мало. Но в общем все фанатики слеплены из одного теста: Бог на моей стороне, и я могу делать все что мне вздумается, мать вашу. Как будто Папа, имам или кто там еще придет на помощь, когда твой близкий будет корчиться в агонии, давясь собственной блевотиной. Вся эта болтовня насчет права на жизнь является омерзительной глупостью. Жизнь священна, но это не мешает подкладывать бомбы в клиники, где осуществляются аборты, и убивать врачей. С Элдоном расправились в назидание остальным. Ищите религиозного фанатика.

Она улыбнулась. Это никак не вязалось с ее гневной речью, поэтому она снова натянула на лицо строгое выражение.

— Раз уж речь зашла о грехах, — продолжала Зогби. — Самым страшным грехом является лицемерие. Ну почему, черт побери, мы не можем освободиться от того дерьма, которым нас кормили в детстве, и научиться мыслить самостоятельно?

— Условный рефлекс, — сказал я.

— Это удел низших животных. Считается, мы лучше.

Майло достал блокнот.

— Известно ли вам о каких-либо конкретных угрозах в адрес доктора Мейта?

Этот прямой вопрос, от которого сразу же повеяло полицейской рутиной, очень не понравился Зогби.

— Если такие и были, Элдон мне не говорил о них.

— А его поверенный, Рой Хейзелден — вы с ним знакомы?

— Мы с Роем встречались.

— Мэм, у вас есть какие-нибудь предположения по поводу того, где он может быть? Нам никак не удается с ним связаться.

— Рой постоянно мотается с места на место, — ответила она. — У него по всему штату разбросаны прачкоматы.

— Прачкоматы?

— Автоматические прачечные в крупных торговых центрах. Этим он и живет. От того, что Рой делает для Элдона, практического толку никакого. К тому же, это разогнало почти всех его клиентов.

— Вы давно знакомы с Хейзелденом и Мейтом?

— С Элдоном я впервые встретилась пять лет назад. С Роем чуть позже.

— У мистера Хейзелдена могут быть какие-то причины не отвечать на наши звонки?

— Спросите об этом его самого.

Майло улыбнулся.

— Пять лет. Как вы познакомились с доктором Мейтом?

— Я некоторое время следила за его карьерой. — Настал ее черед улыбнуться. — Когда я впервые услышала о нем, мне показалось, что вспыхнул яркий прожектор: наконец кто-то решил встряхнуть мир, заняться давно назревшим. Я написала Элдону письмо. Как пишет девчонка-подросток любимому артисту. Сообщила, что восторгаюсь его мужеством. Я тогда принимала участие в деятельности одной группы гуманистов. С работы ушла — точнее, меня ушли. И я решила, в конце концов, найти что-нибудь стоящее.

— Вас уволили из-за ваших взглядов? — спросил я.

Зогби повернулась ко мне всем телом.

— Что в этом удивительного? — резко ответила она. — Я работала в клинике и не боялась говорить о том, что нельзя было замалчивать. И это злило ослов, занимавших руководящие посты.

— В какой клинике?

— В «Майлосердии», в Пасадине.