Меч эльфов. Рыцарь из рода Других - Хеннен Бернхард - Страница 78

Кобольд поднял взгляд.

Впервые с тех пор, как Оноре вошел в его камеру. Наконец-то! Он заполучит его. И большую часть работы за него сделали Другие.

— Я знаю, ты не дезертир. Ты всегда верно служил своей королеве. Был хорошим лазутчиком. Но ты ведь знаешь, как относятся в Альвенмарке к лутинам. У твоего народа дурная слава. Ты знаешь, что они были снаружи, на стене? Им стоило лишь поднять засов на твоей двери. Одно-единственное движение рукой — и ты был бы свободен. Но они давно бросили тебя. Будет лучше, если ты посмотришь правде в глаза. Эта маленькая принцесса… она нужна им, хотя и перебежала к нам. Но тебя, Ахтап, несмотря на то что ты все эти годы сопротивлялся… — Оноре улыбнулся. — Да, я знаю, от меня ты ничего не скроешь. После того, что произошло с троллем, ты перестал молчать. Но я читал все протоколы твоих допросов. Ты ничего особенного не рассказал. Моих собратьев по ордену ты, может быть, и обманул, но не меня! Ты знаешь, кто я. Ложь и обман — вот чем я занимаюсь каждый день. Больно, не так ли? Ты всегда оставался верен им, насколько это было возможно. И что в благодарность? Они забыли о тебе!

Оноре дал лутину время, чтобы тот прочувствовал эти слова. Лисьеголовый кобольд перестал раскачиваться взад-вперед.

— Ты знаешь, почему тебе не дали лестницу, чтобы ты мог смотреть в окно, Ахтап?

Кобольд снова поднял взгляд, но по-прежнему продолжал молчать.

— Леон, старый рыцарь ордена, который часто приходил к тебе, боялся, что ты воспользуешься ею для того, чтобы лишить себя жизни. Он опасался, что ты привяжешь свою простыню к решетке на окне и повесишься. Ты, наверно, думал, что мы отказываем тебе в лестнице, чтобы помучить… Все как раз наоборот. Мы хотели защитить тебя. — Оноре одарил лутина хорошо заученной улыбкой. Она должна была казаться теплой и открытой. — Видишь, твои якобы враги заботились о твоей жизни, а твои якобы друзья порвали с тобой и считают тебя мертвым. Иногда жизнь выкидывает странные коленца, не правда ли?

Ахтап по-прежнему молчал, но Оноре в буквальном смысле слова чувствовал, как ломается сопротивление кобольда.

— Леон, старый белобородый рыцарь ордена, мертв. Теперь многое изменится. Я хочу больше ясности.

Волоски на морде лутина вздрогнули. Внезапно он снова стал подозрительным. Оноре улыбнулся про себя. Сейчас он нанесет решающий удар.

— Ты хочешь выглянуть из окна, Ахтап?

Кобольд склонил голову на бок. Этот ублюдок выжидающе смотрел на него.

Оноре хлопнул в ладоши. Двери распахнулись, и в комнату вошел слуга. Он внес лестницу, прислонил ее к стене под окном, обменялся с Оноре быстрым взглядом, чтобы убедиться, что все сделал правильно, и удалился.

— Я не отпущу тебя, Ахтап, потому что тогда ты, наверное, снова примкнешь к врагам моего ордена. Но если ты предпочитаешь покончить с жизнью, чем быть нашим пленником, то я не стану тебя удерживать. Итак, все в твоих руках — воспользуешься ли ты лестницей, чтобы насладиться видом из окна, или чтобы навсегда попрощаться с надеждой на наслаждение. Твои друзья-эльфы бросили тебя. Я же протягиваю тебе руку. Я скоро буду обладать властью большей, чем князь. А ты можешь обрести во мне нового друга. Надеюсь, ты выберешь жизнь, Ахтап. Я ценю верность. Я думаю, что ты очень верный. Но, пожалуйста, помни, что верность что-то значит, только если она взаимна. Твоя верность обязывает твоих друзей. И если бы ты был моим, я не отдал бы тебя так легко.

Оноре поднялся. Он не был уверен в том, что победил в борьбе за сердце Ахтапа. Было очень трудно судить о том, что происходит в головах у существ, которые являются наполовину зверями. Человека такими словами он завоевал бы. Или, по крайней мере, знал бы, что решил человек. Что касается лутина, то тут он не мог ничего утверждать. Завтра утром он вернется, чтобы посмотреть, не повесился ли полулис на прутьях решетки.

Старый страх

Гисхильда потянулась. Было тепло. Ее мягко покачивало. Реальность казалась частью сна. Она не хотела открывать глаза. Во сне она была с Люком в мягко покачивающейся на волнах лодке на их тайном озере. Там, где они провели ночь перед свадьбой.

Она натянула на себя тонкое шелковое одеяло, скомкала его и крепко прижала к груди. Хотелось удержать сон, точно так же, как и это одеяло.

Реальность все решительнее штурмовала ее чувства. Было жарко. Стояла такая душная, какая-то незнакомая ей жара, когда чувствуешь себя ленивым. Летом в Валлонкуре было жарко и сухо, совсем не так, как здесь. Последняя мысль окончательно прогнала прочь воспоминания о сне. Где она?

Последнее, что принцесса помнила, это то, что она совершенно промерзла и упала без сил, когда ее выпутали из строп орла. Она не знала, как оказалась в этой постели. И сейчас должна была быть осень…

В сознание закралась ужасная мысль.

Она протерла глаза, прогоняя сон. Ресницы слиплись, словно она плакала во сне. Девушка неуверенно огляделась. Кровать стояла в большой, роскошно обставленной корабельной каюте. Разноцветное оконное стекло, на котором были изображены вьющиеся растения и роскошные белые цветы, занимало большую часть задней стены.

Даже у капитанов галеас не было таких апартаментов. Лишь сейчас Гисхильда заметила цветы на столе. Они выглядели чужими, пышные, пурпурные… Никогда прежде ей не доводилось видеть таких цветов.

Гисхильда провела на корабле много лун. Поэтому чувствовала даже самые мельчайшие изменения. С тех пор как она проснулась, легкое покачивание корабля постоянно уменьшалось. Должно быть, они вошли в большую бухту или гавань.

Наверху, на палубе, кто-то выкрикивал команды, но толстые деревянные стены мешали разобрать слова. До Гисхильды доносились только непонятные звуки…

Она заспанно потянулась. И тут она заметила, что на ней тонкая ночная сорочка. Ее раздели! Мысль о том, что кто-то совершенно чужой снимал с нее одежду, испугала.

Гисхильда села. Хотела одеться. Вещи лежали на стуле, аккуратно сложенные. Казалось даже, что их вычистили.

В тот же миг дверь каюты открылась. Вошла женщина, которую она видела только один раз, будучи ребенком, но чье лицо она не забудет никогда. Морвенна… Казалось, за все эти годы она не постарела ни на день. Она выглядела точно так же, как и той жуткой зимней ночью, когда эльфийка помогла появиться на свет ее младшему братишке Снорри, чтобы потом потребовать от отца отдать ей сына, как только тому исполнится семь лет.

— У тебя болит голова? Тошнит? — спросила Морвенна, не тратя времени на приветствие.

— Со мной все в порядке, — ледяным тоном ответила Гисхильда.

Эльфийка подошла вплотную к ней и посмотрела в глаза.

— Это ты называешь «в порядке»? — Она обернулась, взяла со стола небольшое зеркальце и молча протянула его Гисхильде.

Девушка ужаснулась. Ее левая щека опухла и переливалась всеми цветами радуги — от темно-сиреневого, с различными оттенками голубого, до светло-коричневого.

— Взглянув на твое лицо, можно подумать, что ты проиграла драку с троллем. Во время неудачной посадки ты ударилась головой о палубу. — Внезапно эльфийка улыбнулась. То была холодная, отстраненная улыбка. — Если принять во внимание твое поведение, ты, наверное, еще помнишь меня. Значит, от удара в твоей голове перемешалось не все.

— Где я?

— На «Боевом скакуне», флагманском корабле флотилии эльфов. Мы как раз входим в гавань Вахан Калида. Ты останешься здесь, в этой каюте. Мы не предоставим тебе свободу передвижения. Пресечем попытки к бегству. Я наслышана о тебе, Гисхильда Гуннарсдоттир, и приняла меры предосторожности. Очень может быть, что весь день тебе будет плохо, будет кружиться голова. Твоему телу нужно привыкнуть к влажной жаре. Многим это так и не удается сделать. Климат здесь, на севере Лесного моря, не очень пригоден для людей. Когда наступят сумерки, я вернусь за тобой. — Она указала на одежду на стуле. — И если ты достаточно умна, то не наденешь одежды заклятых врагов Альвенмарка.