Меч эльфов. Рыцарь из рода Других - Хеннен Бернхард - Страница 49

Олловейн бросил меч к ее ногам.

— Я восстаю против твоего приказа. Я более не твой мастер меча, Эмерелль. Позови стражу, пусть они закуют меня в цепи.

Она смерила его ледяным взглядом.

— Если этот меч подниму я, то Тирану не только будет принят в ряды эльфийских рыцарей, но и займет твое место. Тебе решать, будет ли детоубийца командовать этой атакой. Валлонкур станет твоим мостом через Бресну.

Тайна

Все шло совершенно не так, как он себе представлял. Люк был в отчаянии.

Гисхильда откинулась назад и негромко рассмеялась.

— Что тут смешного? — Его голос изменял ему.

Он ведь не злился… Просто был в отчаянии…

Она снова рассмеялась.

— Сегодня вечером ты целуешься, как в первый раз. И о чем ты только думаешь? Ты еще помнишь наш первый поцелуй?

— Конечно! — Как же его можно забыть, поцелуй высоко на отвесной скале над морем, небо, полное чаек? Он часто вспоминал тот день.

— Вообще-то ты давно научился целоваться получше.

— Да. — А что тут еще скажешь?

Наверное, Гисхильде было холодно. Она потянула одеяло, лежавшее на дне лодки, и закуталась в него. Хотя волосы ее были влажными из-за тумана, стоявшего над водой, но ее состояние было скорее связано с тем, что она еще не полностью поправилась. Где-то на дне маленького озера существовал, должно быть, горячий источник. В любом случае, на этом скрытом в горах озере всегда было тепло. Это было их убежище, их тайное пристанище. Сюда они приходили тогда, когда хотели любить друг друга.

Люк массировал колено. Лодка — не самое лучшее место для ночи любви. К утру он всегда был в синяках. Но в башне это вообще невозможно. Все тринадцать послушников спали в одной, слишком узкой комнате. Там не было тайн. Бернадетта и Жоакино тоже избегали спать вместе в спальне.

Гисхильда задумчиво смотрела на полосу тумана. Она изменилась со времен атаки на Жабьем острове. Со времен чуда… Но его чувства к ней остались прежними, хотя сейчас она стала тише и более задумчивой. О той ночи она говорить не любила. Не почувствовала ли она Тьюреда? Может быть, она наконец-то отвернется от своих божков? Но не о том печалился он этой ночью. Нужно было поговорить с ней раньше. Поначалу это была просто безумная идея. Он хотел удивить ее, но упустил подходящий момент, чтобы спросить. Надо было сделать это еще неделю назад! Но что, если она скажет «нет»? Об этом лучше не думать. Этой ночью он должен это сказать…

Было довольно трудно придумать историю по поводу того, зачем их вчера пригласили в Цитадель. И не единственных: там было еще пять пар. Если бы она обменялась хоть словом с Жоакино и Бернадеттой, все бы пропало! А потом — палатки на большой лужайке, подготовка к празднику. Он совершенно запутался в дебрях лжи, пытаясь придумать всему понятные оправдания. И он был рад, когда она предложила поехать сюда, на озеро, чтобы провести ночь в их лодке. Но к рассвету им нужно было вернуться. И до тех пор он должен ей сказать.

Гисхильда принялась негромко напевать песенку. Он узнал мелодию. За последнее время она пела ее уже дважды. И хотя он не понимал грубого языка Фьордландии, он чувствовал печаль. Что же творится в сердце Гисхильды? Нужно поговорить с ней. Сейчас же, немедленно! Нельзя больше откладывать. Вполне вероятно, он никогда не выберет идеального момента и правильных слов.

Но надо подождать, когда она допоет… У тебя есть еще это время. Перебить ее сейчас было бы очень плохо. Люку было ясно, что он увиливает. Пользуется любой, самой глупой отговоркой, чтобы уйти от одного, решительного вопроса. Они знакомы вот уже пять лет. И он знает, что она любит его всем сердцем. Не нужно было спрашивать Друстана! Было бы лучше оставить все как есть. Они ведь были счастливы! И зачем он только открыл рот!

Голос Гисхильды звучал невыразимо печально и в то же время настолько прекрасно, что сердце Люка едва не разорвалось на части.

Когда она закончила петь, он не удержался и обнял ее, мягко притянув к себе. Она дрожала, несмотря на теплый туман и теплое одеяло. Ему хотелось забрать ее боль, которую она вложила в песню… Она положила голову ему на плечо. И они долго сидели рядом и молчали.

— О чем эта песня? — наконец решился спросить он.

Задать другой вопрос сейчас он просто не мог.

— Речь идет о короле Ульрике и его жене Хальгарде. Они любили друг друга, еще будучи детьми. Иногда у меня такое чувство, что мы — как они.

Люк почувствовал, что Гисхильда задрожала.

— Звучит хорошо, красавица моя, — прошептал он, хотя мелодия песни заставила его подумать о совершенно других вещах.

— Нет. Они были прокляты еще в детстве. Демон сделал им подарок. Они знали, что вряд ли станут старше собаки отца Ульрика. Еще детьми они боялись, что не проведут вместе даже свое двадцатое лето. Они умерли рука об руку ледяной зимой, когда шла ужасная война против троллей. Они оба принесли себя в жертву. Они разбили лед на замерзшем озере при помощи волшебного меча, и войско троллей ушло под темную воду. Так они спасли Фьордландию.

Люк крепче прижал ее к себе и прошептал ей на ухо:

— Я всегда буду присматривать за тобой. Ты ведь знаешь, я — твой рыцарь.

— Да, я знаю.

Он чувствовал, что она борется со слезами.

— Ты не сможешь присматривать за мной всегда, Люк. Когда я ушла во тьму, я была одна. Я видела их, Золотые Чертоги, где собрались мои предки и герои Фьордландии. Но их врата остались для меня закрыты. Они не хотят, чтобы я была с ними.

Она напряглась всем телом — так сильно она боролась со слезами. Люк крепко прижал ее к себе.

— Для них я — предательница, — выдавила она срывающимся голосом. — И я чувствую, что там была другая сила, которая схватила меня и вернула в мир.

— Должны ведь твои боги знать, что в сердце ты осталась верной им. Будучи богами, они должны уметь читать в твоем сердце… — Люк сознавал, что говорит ересь, но он готов был сказать все, что угодно, чтобы утешить ее.

— Ты уверен? Я думаю…

— Нет. Ты не имеешь права сомневаться. Просто твое время еще не пришло. Они хотели, чтобы ты поняла это и вернулась. Поэтому они закрыли для тебя врата Золотых Чертогов.

Она тяжело вздохнула.

— Ты действительно так думаешь? — тихо спросила она. — Или ты просто говоришь это, чтобы меня утешить?

— Я верю в нашу любовь, Гисхильда. Она ведь только-только началась. И твои боги это знают. Мы не Ульрик и Хальгарда. Мы будем счастливы вместе. Я это знаю точно!

Она схватила его за руку и сжала ее.

— Да, мне так бы этого хотелось! Но иногда я думаю, что на моей семье лежит проклятие. Я…

— Нет. — Он приподнял ее волосы и нежно поцеловал в шею. — Мы не прокляты. Наша любовь зачарована, и заклятие это не победить даже смерти.

Она поднесла его руку к губам и поцеловала ее.

Он почувствовал, что по его пальцам бегут горячие слезы. Она плакала безмолвно, без дрожи и всхлипов.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — Я люблю тебя больше всего на этом свете. И я прошу тебя, стань моей женой. Это мое самое большое желание.

Она плакала, целовала его руку, и вдруг издала приглушенный звук, немного похожий на смех.

— Я уже думала, что ты спросишь меня только тогда, когда мы будем стоять перед Леоном.

Люк сглотнул.

— Что… и давно ты это знаешь?

Она обернулась к нему. Фонарик на корме маленькой лодочки освещал ее лицо золотистым светом. Несмотря на слезы, она показалась Люку прекрасной.

— Надеюсь, ты не считаешь меня дурой только из-за того, что я — принцесса варварской страны. — Гисхильда улыбалась, и ее слова не казались такими резкими.

Люк был совершенно огорошен.

— Но почему ты ничего не сказала? Я имею в виду, раз ты все знала…

— Я хотела, чтобы ты спросил меня. Это было для меня очень важно. Ты должен был выбрать момент.

— Мы поэтому пришли сюда сегодня вечером? Ты хотела, чтобы мне было легче?

Девушка кокетливо улыбнулась.