Рунная магия - Харрис Джоанн - Страница 68

А Бальдр был прекрасен. Бог Весеннего Цветения, с золотыми волосами, хороший, добрый, чистый сердцем. Все любили его, но Хель в своем безмолвном царстве томилась по нему больше других. Сначала она приходила к нему в снах, сплетая самые обольстительные фантазии для его удовольствия. Но Бальдр испытывал отвращение, жаловался на ночные кошмары и беспокойный сон, становился все более тревожным, бледным и напуганным, пока Хель не поняла, что он ненавидит ее так сильно, как любит саму жизнь, и ее холодное сердце стало еще холоднее, пока она придумывала, как заполучить его.

Чтобы убить бога, требуется особая ловкость. Локи обладал ею. Он все устроил так, чтобы вина пала на другого. Когда Мать Фригг обратилась со своими чарами к Девяти мирам, умоляя их просить о возвращении Бальдра, Локи единственный не просил, и Бальдр навеки остался в царстве Хель, бледный король своей темной королевы.

Но победа оказалась горькой. Хель мечтала заполучить Бальдра целиком для себя. Она слышала, по правде говоря, рассказы о предыдущем Хранителе Мира мертвых, который завоевал сходный приз при помощи хитрости и горсти зерен граната. Но мертвый Бальдр не имел ни грана очарования Бальдра живого. Пропала его легкая походка, веселый голос, солнечное сияние золотых волос. Он стал холодным и равнодушным, говорил лишь под воздействием заклятия, двигался лишь под чарами Хель. По-видимому, мертвый есть мертвый, даже если он бог. А теперь пришла пора платить по счетам.

— Ну что? — спросил Локи. — По рукам?

Хель целую вечность брела в молчании. Они шли за ней сквозь мертвенно-бледные ворота, сквозь склепы и хранилища костей, по мозаикам из человеческих зубов, сквозь гробницы со сводами из полированных черепов. Они двигались вниз и наконец спустились в катакомбы, которые бесконечно простирались во все стороны и были украшены кружевными гирляндами, сплетенными миллионом пауков.

Хель помедлила в каменном проходе. С обеих сторон открывались арки, за каждой находилось множество узких комнат.

— Не смотри, — тихо сказал Локи.

Но Мэдди ничего не могла с собой поделать. Комнаты были темными, но освещались, когда они проходили мимо, и внутри Мэдди видела мертвых; кто-то сидел, кто-то стоял, как в жизни. Чьи-то смутно знакомые лица поворачивались к непривычному теплу — и вновь отворачивались, когда посетители уходили. Помещения вновь тускнели, наполняясь мертвыми сумерками Хель.

Хель махнула мертвой рукой — и комната справа вспыхнула и осветилась. Внутри Мэдди увидела двух юношей, бледных и рыжеволосых и настолько похожих на Локи, что у девочки перехватило дыхание.

— Нас убили, — сообщил бледный юноша. — Нас обоих убили из-за тебя.

Полуулыбка Хель растянулась, став жуткой.

Локи промолчал, но отвел взгляд.

Они быстро шли дальше. И снова Хель подняла мертвую руку — и в комнате слева печальная женщина с мягкими каштановыми волосами обратила лицо к свету.

— Локи, — вымолвила она. — Я ждала тебя. Я ждала, но ты так и не пришел.

Локи промолчал, но лицо его стало непривычно мрачным.

Через несколько минут Хель снова остановилась, и комната перед ней осветилась. Внутри Мэдди увидела самого прекрасного на свете юношу, Его волосы были золотыми, глаза голубыми, и, хотя он был смертельно бледен, казалось, он сверкает, как упавшая звезда.

— Бальдр, — произнес Локи.

Это прозвучало как проклятие.

— Я ждал тебя, — сказал Бальдр. — Припас тебе местечко рядом с собой, дружище. Ни один хитрец не обманет смерть, и я готов ждать — а ждать придется недолго.

Локи снова выругался и отвернулся.

Хель опять улыбнулась.

— Достаточно? — спросила она.

Локи безмолвно кивнул.

— А ты? — обратилась она к Мэдди. — Ты никого из старых друзей не хочешь повидать?

Локи взял Мэдди за руку.

— Мэдди, не смотри. Не останавливайся.

Но Хель уже подняла руку, и очередная комната осветилась. Внутри Мэдди увидела женщину с желтыми кудряшками и бородатого мужчину с лицом, знакомым ей, как свое собственное.

— Отец? — Она шагнула вперед.

— Не обращай внимания. Наваждение. Не говори с ними.

— Но это же мои…

— Я сказал, не обращай внимания.

Но Мэдди сделала еще шаг. Стряхнув удерживающую руку Локи, она направилась в комнату, где Джед и Джулия Смит сидели бок о бок в спокойствии, которое показалось бы приятным, не будь они мертвы. Джед поднял взгляд, когда она вошла, но без любопытства, без радости. Похоже, он говорил, губы безмолвно двигались в полутьме, но единственными звуками были гул ветра и шорох пыли.

— Это просто чары, верно? — слабым голосом прошептала Мэдди.

Хель одарила ее своей жуткой полуулыбкой.

— Но он не может быть мертв. Я видела его совсем недавно.

— Хочешь, он поговорит с тобой? — вкрадчиво предложила Хель. — Могу даже показать тебе, что случилось, если хочешь.

— Не надо, — вмешался Локи.

Но Мэдди не могла отвести глаз от комнаты, залитой приглашающим светом. Люди внутри виднелись более ясно: Джед и Джулия, с лицами, оживленными мерцанием. Девочка знала, что они не настоящие ее родители, и все же что-то внутри ее продолжало по ним тосковать — по матери, которую она никогда не знала, по мужчине, которого она четырнадцать лет называла отцом. Внезапно Мэдди почувствовала себя очень маленькой, очень незначительной. Впервые после того, как они с Одноглазым открыли холм Красной Лошади, Мэдди очутилась на грани слез.

— Это я виновата? — спросила она у тени Джеда Смита. — Ты попал сюда из-за чего-то, что сделала я?

— Оставь ее! — резко сказал Локи. — Ты ведешь дело со мной, а не с ней.

Хель подняла живую бровь. В комнате стемнело, привидения исчезли.

— Один час, — жестко продолжал Локи. — Один час внутри. После чего, клянусь, ты никогда больше меня не увидишь.

Хель улыбнулась.

— Отлично. Я дам тебе час. Ни минуты, ни секунды больше.

— Клянешься? — настаивал Локи.

— Клянусь. И более того, обещаю — при условии, что ты переживешь эту свою грядущую выходку, в чем я сомневаюсь, — что в следующий раз, когда наши пути пересекутся, я убью тебя и не посмотрю, что ты мне отец. Понятно?

Они скрепили сделку рукопожатием, его живая рука в ее безжизненной. Затем мертвым пальцем Хель нарисовала окно в воздухе, и внезапно перед ними открылась река Сон: водная ширь, которую ни один взор не смеет надеяться охватить, более широкая, чем Единственное море, и в десять тысяч раз более бурная. Поверхность реки была усеяна островами, похожими на танцовщиц в юбках из бледной пены, скалами и рифами, слишком многочисленными, чтобы их пересчитать, предательскими песчаными отмелями, утесами, взмывавшими в облака, пиками, зубцами и скоплениями дымовых труб.

— Боги! — воскликнула Мэдди. — Как много…

Локи пожал плечами.

— Острова Сна возникают и исчезают. Они не должны существовать долго. Но крепость…

Он напряженно размышлял. Черная крепость Нижнего мира с верхушкой, пронзавшей облачные гряды, с корнями, утопленными на десять фатомов[12] в глубину. Форма ее непостоянна: то замок, ощетинившийся башенками, то гигантская яма с огненной сердцевиной. Ничто не удерживает единственного обличья так близко к Хаосу, и это вносит свой вклад в неприступность крепости. Двери и ворота появляются и исчезают. Вот почему Локи нуждался в Хель — чтобы держать окно открытым.

Он не боялся, что его дочь не повинуется. Верность Хель клятвам вошла в легенду, равновесие ее царства зависело от нее, и Локи не сомневался в ее обещании.

Какое-то мгновение он думал о Шепчущем, о его цели и древнем коварстве. Зачем тому нужно было попасть в Хель? Что Локи увидел, когда их сознания пересеклись? Что он упустил в своих тщательных замыслах? Отчего оракул кажется таким самодовольным?

«Я вижу встречу мудрого и не столь мудрого на Нижнем краю».

Мудрого? Еще никогда в жизни Обманщик не чувствовал себя менее мудрым.