Рунная магия - Харрис Джоанн - Страница 40

Мэдди быстро прокрутила в голове все, что помнила о Фрейе: «Богиня Желаний, Фрейя прекрасная, Фрейя изменчивая, соколиный плащ Фрейи…»

Да. Вот оно.

Внезапная надежда охватила Мэдди. Перед ней неярко, но отчетливо замерцала перспектива, от которой ее сердце вновь заколотилось.

Руны казались знакомыми, быстро вспыхивая в ее пальцах. Сеть, сковавшая их, тоже бурлила нетерпением. Путы зудели, чары властно сверкали.

Мэдди потянулась рукой за ними — за связкой разноцветных лент, как на майском шесте. Она потянула — и вся путаница развалилась, расплелась, разорвалась в бешеном вихре цветов и оттенков.

На этот раз лед не разбился, а растаял, и Спящая осталась лежать, мокрая, но невредимая, потирая глаза и деликатно зевая.

— Кто ты? — спросила она.

Мэдди как можно быстрее объяснила. Поимка Одноглазого, пробуждение Скади, экзаменатор, Шепчущий, Слово. Фрейя слушала, широко распахнув голубые глаза, но, едва Мэдди упомянула имя Локи, они вновь сузились.

— Предупреждаю, — сухо сказала Фрейя. — У меня есть… определенные разногласия с Локи.

Мэдди на мгновение задумалась, есть ли хоть кто-нибудь в Девяти мирах, у кого нет разногласий с Локи.

— Пожалуйста! — взмолилась девочка. — Одолжи мне свой плащ. Я же не прошу тебя пойти со мной.

Фрейя критично осмотрела ее.

— Запасного у меня нет, — сообщила она. — Постарайся не испортить его.

— Я буду очень осторожна.

— Гм. Надеюсь.

Через мгновение плащ очутился в руках Мэдди. Плащ был из трюков и перьев, легкий, как пригоршня воздуха. Она набросила его на плечи, ощущая восхитительное шуршащее прикосновение перьев к коже, и в тот же миг он начал изменяться по форме ее тела.

Похоже, оперение было исполнено чар. Руны и путы прошивали его насквозь. Мэдди чувствовала, как они вгрызаются, болезненно пускают корни в ее плоть и кости, превращая ее в нечто иное.

Это было блаженство, и это был кошмар. За несколько мгновений ее мышцы удлинились, зрение стало в тысячу раз острее, из рук и плеч выросли перья. Мэдди открыла рот от изумления, но из него вылетел лишь резкий птичий крик.

— Готово. Тебе идет, — сообщила Фрейя, наклоняясь, чтобы оценить результат. — Да, когда захочешь его снять, просто брось перевернутую Наудр…

«Как?» — подумала Мэдди.

— Ты сумеешь, — уверила Фрейя, — Главное, не забудь его вернуть.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к крыльям. Мучительно долго она беспорядочно била крыльями, смущенная изменившейся перспективой и испуганная замкнутым пространством. Затем Мэдди обнаружила просвет и, словно брошенный камень, метнулась сквозь него в ночь. Свобода, подумала она. Воздух! Долина висела под ней, точно затканный серебром гобелен. Ледник, извилистая дорога, бегущая вниз по перевалу Хиндарфьялль. Небо было усыпано звездами, луна ослепительно сверкала. Радость, возбуждение полета были столь сильными, что какое-то время девочка с воплями просто позволяла им тащить себя в озаренное небо.

Но потом Мэдди вспомнила о деле и с трудом овладела телом. Новые глаза примерно в миле впереди видели ястреба с орлицей — Локи и Скади, несущихся к Мэлбри.

Поля под ними начинали менять цвет с желтого, как в жнивень, на бурый, как в конце года. В Мэлбри еще горело несколько огней, и запах дыма от костров реял над землей точно знамя. Мэдди знала, что где-то среди этих огней не спит ее отец, пьет пиво и глядит на небо. Ее сестра дрыхнет без сновидений на ложе из голых досок, кружевной чепец натянут на ярко-желтые кудряшки. Полоумная Нэн Фей сидит у себя в домике и разговаривает с кошками.

А Одноглазый? Что он делает? Он спит? Страдает? Надеется? Боится? Он обрадуется ее появлению или разозлится от того, как плохо она справилась? И, что важнее всего, станет ли он подыгрывать? А если станет, то кому?

Полночь. Могущественный час.

Часы на церковной башне пробили двенадцать раз, затем, через минуту, еще двенадцать. В маленькой спальне под отвесом крыши пасторского дома приезжий экзаменатор, который только того и ждал, чуть улыбнулся удовлетворенно. Все ритуалы выполнены. Он принял ванну, помолился, помедитировал и попостился. Теперь пора.

Он был голоден, но приятно, устал, но не был вял. Экзаменатор снова отказался от предложенной Парсонами домашней еды, и появившееся в результате легкое головокружение более чем компенсировалось обновленной силой концентрации.

На кровати, у него под боком, лежала раскрытая Книга Слов. Теперь наконец, со знакомой дрожью наслаждения и страха, он позволил себе изучить соответствующую главу. Такая сила, неясно думал он, такая опьяняющая, неописуемая сила.

— Не моя, а твоя, о Безымянный, — прошептал он. — Говори не во мне, но сквозь меня…

Он уже чувствовал ее на кончиках пальцев. Вставая из пергамента, она озаряла его: невыразимая мудрость Древних дней, желание, знание, чары…

Чур меня! Экзаменатор отогнал искушение гимном. Не моя, а твоя сила Слова.

Так-то лучше. Возбуждение немного ослабло. Ему надо работать, и поскорее, надо выявить агента беспорядка — одноглазого мужчину с рунной меткой на лице.

Та рунная метка. Он снова подумал о ней и задрожал от тревоги. Мощные чары, даже перевернутые — так гласила Книга Слов, а в Книге Выдумок были строки — неясные строки, написанные словами столь древними, что их почти невозможно было понять, — которые намекали на некую темную и опасную связь.

«По метке его узнаете его».

Да. Вот оно, распутье. Если бы только экзаменатор закончил учебу, остался бы в Универсальном городе еще лет на десять, то смог бы довериться чутью. А так он во многом до сих пор новичок. Новичок и одиночка. Но если Райдо означает именно то, что он думает, то ему отчаянно нужна помощь магистров, и поскорее.

Всаднику, отправившемуся в далекий Универсальный город, могут потребоваться недели, чтобы привести помощь. Чужаку хватит времени, чтобы восстановить силы и связаться со своими приспешниками. И тем не менее до сих пор экзаменатору приходилось сдерживаться. Книгой Слов не следует легкомысленно пользоваться в любое время, и гимны наивысшей силы — Путы, Вызовы и Казни — особенно запретны. Но еще строже запрещено Общение — цепочка гимнов, к помощи которой можно прибегать лишь в случае величайшей необходимости. Член Ордена может передать сообщение остальным. Это ритуал невероятной силы, слияние умов и знаний, мысленная связь с самим Безымянным.

Экзаменатор знал, что Общение опасно. Одни утверждали, что оно сводит с ума того, кто его применяет, другие говорили о блаженстве, слишком ужасном, чтобы его описать. Сам он никогда еще его не использовал. Не было необходимости. Но теперь, думал он, возможно, придется.

Его глаза вновь скользнули на Книгу Слов, открытую на первой главе, главе «Взывания». Единственный гимн венчал первую страницу, под ним располагался список имен.

Экзаменатор прочел: «Кого назвал, того связал».

Он углубился в чтение.

Через пятнадцать минут он определился. Решение нельзя дольше откладывать. Какому бы риску он ни подверг свой рассудок, ему придется осуществить Общение с Орденом.

Он отчасти сожалел об этом — пока что чужак один, и привлечь Орден означает утратить независимость, — но блаженное облегчение было сильнее. Пусть кто-то другой примет ответственность, думал он. Пусть кто-то другой принимает решения.

Конечно, не исключено, что он неверно истолковал знаки. Но даже это было бы облегчением. Уж лучше терпеть насмешки коллег, чем жестко казнить себя за то, что позволил врагу ускользнуть из неопытных пальцев.

Он представил слова Книги. Все следует произвести согласно правильной процедуре, напомнил он себе. Его сознание должно быть широко распахнуто во время Общения, нужно увериться, что даже тень тщеславия не запятнает его. Ему понадобилось десять минут, чтобы достичь необходимого состояния безмятежности, и еще пять — чтобы набраться храбрости и произнести Слово.