Рунная магия - Харрис Джоанн - Страница 10

В прошлый визит она заметила в Одноглазом перемены: новое беспокойство, новое нетерпение. Он высох за последний год, пил больше, чем мог себе позволить, и впервые Мэдди увидела, что его темно-серые волосы припорошены белым. Сказались ежегодные путешествия в Край Света. А после семи столь безрассудных паломничеств кто знает, где опустится сеть?

Руны не слишком утешили ее.

У Мэдди был собственный гадальный набор, сделанный из речной гальки, собранной у Стронда. На каждом камешке была нарисована своя руна. Мэдди обнаружила, что если бросить их на землю и изучить выпавший узор, то иногда можно предсказать будущее — хотя Одноглазый предупредил ее, что руны не всегда просто читать и будущее не всегда высечено в камне.

Но все же сочетание Райдо, Странника:

с Турис, руной Тора, и Наудр, Связующей:

наполнило Мэдди дурными предчувствиями.

Рунная метка Одноглазого. Тернистый путь? А третья руна — Связующая — руна принуждения. Он попал в плен? Или же эта последняя руна означает смерть?

Поэтому, когда миссис Скаттергуд сказала, что Одноглазый наконец пришел, опоздав почти на две недели, Мэдди почувствовала огромное облегчение и еще более огромную радость. Девочка побежала к холму Красной Лошади, где ее ждал друг, как он ждал ее всегда, каждый год, и как будет ждать каждый год, всегда.

Но Мэдди забыла об Адаме Скаттергуде. Хозяйский сын редко беспокоил ее, когда она работала, — в погребе было темно, и мысль о том, чем она может там заниматься, его отпугивала, — но иногда он ошивался рядом с пивной в надежде отпустить замечание или колкость. Когда на кухне поднялась суматоха, Адам навострил уши, мудро держась подальше, чтобы не заставили работать, но как только он увидел, что Мэдди выбегает из дверей кухни, глаза его загорелись и он преисполнился решимости все разузнать.

Адам был на два года старше Мэдди и немного выше ее ростом, с мягкими каштановыми волосами и недовольным ртом. Скучающий, надутый, обожаемый матерью, в свои лета он уже был подмастерьем пастора и любимчиком епископа. Другие дети завидовали ему и боялись его, и он постоянно озорничал. Мэдди считала, что он хуже, чем гоблины, потому что гоблины, по крайней мере, забавны, а не только надоедливы, в то время как шутки Адама попросту мерзки и глупы.

Он привязывал шутихи к собачьим хвостам, качался на молодых деревцах, чтобы сломать их, дразнил попрошаек, крал выстиранное белье с веревок и втаптывал его в грязь, хотя всегда был достаточно осторожен и сваливал вину на других. Короче говоря, Адам был подлецом и гаденышем. При виде Мэдди, идущей к холму, он удивился, что ей там понадобилось, и решил насолить и ей тоже.

Адам крался за девочкой, прячась в кустах, что окаймляли тропинку, пока не достиг подножия холма, где тихонько заполз на дальнюю сторону и мигом скрылся.

Мэдди не видела и не слышала его. Она бежала по холму, спотыкаясь от нетерпения, и наконец увидела знакомую высокую фигуру, которая сидела среди упавших камней под боком у Красной Лошади.

— Одноглазый! — крикнула девочка.

Он выглядел в точности как в прошлый раз. Спиной прислонился к камню, во рту — трубка, рядом на траве — мешок. Как всегда, Одноглазый поприветствовал Мэдди небрежным кивком, словно отсутствовал денек, а не год.

— Ну, что нового в Мэлбри? — спросил он.

Мэдди посмотрела на него с негодованием.

— И это все, что ты хочешь сказать? Ты опоздал на две недели, я до смерти волновалась, и все, что ты можешь сказать, — это «Что нового в Мэлбри?», словно здесь хоть раз произошло что-нибудь важное…

Одноглазый пожал плечами.

— Я задержался.

— Задержался! Почему?

— Неважно.

Мэдди неохотно усмехнулась.

— Ты и твои новости. Думаю, тебе и в голову не приходит, что я могу волноваться. В смысле, ты возвращаешься не откуда-нибудь, а из Края Света, и никогда не приносишь мне новостей оттуда. Что-нибудь вообще происходит в Крае Света?

Одноглазый кивнул.

— Много чего.

— И все же ты снова вернулся.

— Да.

Мэдди вздохнула и села рядом с ним на мягкую траву.

— Что ж, главная новость в том, что… я уволена.

Улыбаясь при мысли о физиономии миссис Скаттергуд, она поведала другу о своей утренней работе, о спящем гоблине, попавшемся в погребе, и о том, как в неуклюжей спешке она призвала половину Подземного мира, пытаясь поймать его.

Одноглазый выслушал рассказ молча.

— О Законы, ты бы слышал, как она шумела! Ее вопли преследовали меня всю дорогу от леса Медвежат. Честно говоря, мне кажется, она чуть не лопнула…

Смеясь, Мэдди повернулась к Одноглазому и увидела, что тот смотрит на нее без всякого веселья, напротив, весьма угрюмо.

— Что именно ты сделала? — спросил он. — Это важно, Мэдди. Расскажи мне все, что припомнишь.

Мэдди перестала смеяться и постаралась в точности передать, что произошло в погребе. Она повторила разговор с гоблином (при упоминании о капитане гоблинов ей показалось, что Одноглазый напрягся, но она не была в этом уверена), описала каждую руну, которую использовала, а затем постаралась объяснить, что произошло дальше.

— Ну, сначала я бросила Турис, — начала она. — А потом просто… указала на нору и вроде как… крикнула в нее…

— Какие слова ты произнесла? — быстро спросил Одноглазый.

Мэдди встревожилась.

— Что-то не так? Я что-то не так сделала?

— Просто ответь, Мэдди. Что ты сказала?

— Ничего особенного. Какую-то ерунду. Даже не заговор. Все случилось так быстро, я не могу вспомнить… — Встревоженная, она оборвала себя. — Что не так? — повторила она. — Что я сделала?

— Ничего, — тяжело уронил он. — Я знал, что это всего лишь вопрос времени.

— Что — это? — спросила девочка.

Но чужак лишь молча смотрел на Лошадь за гривой высокой травы, подсвеченной утренним солнцем. Наконец он заговорил:

— Мэдди, ты растешь.

— Ну да, наверное.

Мэдди нахмурилась. Она надеялась, что разговор не превратится в лекцию вроде тех, насчет превращения в женщину, которые она иногда выслушивала от преисполненных благих намерений деревенских кумушек.

Одноглазый продолжал:

— Особенно выросли твои силы. Ты и раньше была сильной, чтобы начать, но теперь твои способности пробуждаются к жизни. Конечно, ты их пока не контролируешь, но это придет. Ты научишься.

И вправду лекция, подумала Мэдди. Пусть и не неприличная, как разговоры о превращении, но…

Одноглазый рассказывал:

— Чары, как ты знаешь, могут спать годами. Как этот холм спал долгие годы. Я всегда подозревал, что, когда одно проснется, другое ненамного отстанет от него.

Он остановился, чтобы набить трубку. Его пальцы немного дрожали, когда он вминал в чашу курительную траву. Стая гусей, вытянувшись клином, пролетела мимо, к Хиндарфьяллу. Мэдди проследила за птицами, и у нее внезапно мороз пробежал по коже. Лето давно кончилось, и осень скоро уступит место зиме. Почему-то от этой мысли девочка чуть не расплакалась.

— Этот ваш холм, — наконец произнес Одноглазый. — Долгое время он спал так тихо, и я даже подумал, что, быть может, неправильно прочитал знаки и это всего лишь очередной аккуратный курган Древних дней, как я изначально и подозревал. Видишь ли, множество других холмов — и родников, и каменных кругов, и менгиров,[4] и пещер, и колодцев — давало те же знаки, но в итоге оказывалось пустышкой. Но когда я нашел тебя… с той рунной меткой… — Он резко замолчал и сделал ей знак прислушаться. — Ты слышала?

Мэдди покачала головой.