Взгляд кролика - Хайтани Кэндзиро - Страница 22

Из всего того, что она говорит, понять можно только "пись-пись". Сразу после того, как звучат эти слова, начинается настоящий кавардак, потому что "пись-пись" означает, что Котани-сэнсей должна немедленно схватить девочку и как можно быстрее бежать с нею в туалет. Чаще всего добежать до туалета они не успевают: Минако писает прямо на ходу. А иногда она начинает писать, едва успев произнести свое "пись-пись".

— Описалась, описалась! — кричат тогда дети хором. Им смешно, а вот Котани-сэнсей не до смеха. На то, чтобы подтереть пол и прочее, уходит не меньше пяти-шести минут. Понятно, что во время уборки преподавать Котани-сэнсей не может, и все это страшно ее раздражает.

Бабушка Минако каждый день приносит в школу три пары сменных трусиков для внучки. Обычно за время уроков уходит две пары, а третья нужна про запас, чтобы Котани-сэнсей чувствовала себя спокойно.

— Извините, пожалуйста, — каждый раз виновато говорит бабушка, передавая учительнице сверток с трусиками.

— Да что вы, что вы! — с улыбкой отвечает ей Котани-сэнсей. Дети очень любят, когда их учительница улыбается, некоторые из них тоже улыбаются вслед за ней.

Но Котани-сэнсей не ангел, она всего лишь человек. Когда в самое неподходящее время, за несколько минут до начала обеда, вдруг раздается громкое "пись-пись" и тут же слышится характерный звук льющейся на пол жидкости, учительница едва сдерживается, чтобы не сказать девочке грубость.

— Ах ты, медуза-засранка! — бормочет она себе под нос. Но девочку не ругает. Самое трудное при всем этом — не переставать улыбаться. Когда Котани-сэнсей принимала Минако в класс, она поклялась себе, что доведет дело до конца и справится без посторонней помощи. Она твердо решила никому не жаловаться. Поначалу она еще хотела поклясться не плакать, но потом передумала, решив, что для такой плаксы, как она, это уже слишком.

В старину люди давали обеты. Они клялись богам, что готовы терпеть любые трудности и лишения до тех пор, пока их молитвы не будут услышаны. В доказательство свей решимости некоторые полностью отказывались от мясной пищи или обещали никогда больше не пить чай. Разумеется, Котани-сэнсей никому ничего такого не обещала, но ее клятва самой себе по духу была очень близка этим старинным обетам.

Учительница решилась принять необычную девочку к себе в класс под впечатлением от ужасного рассказа дедушки Баку. Она мечтала когда-нибудь стать такой же прекрасной, как Дзэнзай Додзи, и такой же доброй, как дедушка. "Пусть это будет целью моей жизни", — думала она про себя.

Принимая Минако, Котани-сэнсей решила, что таким образом начнет новую страницу своей жизни. Поэтому она не собиралась сдаваться. "Если ты не находишь в себе сил улыбнуться при виде описавшегося ребенка, — думала Котани-сэнсей, — то вряд ли стоит возлагать особые надежды на будущее".

Больше всего забот Минако доставляла учительнице во время обеда. Девочка даже не умела как следует держать ложку. Обычно после пары неудачных попыток она принималась есть руками. Но горячую еду есть руками не так-то просто. Схватив горячий кусок, она тут же кидала его обратно в тарелку или на пол. Если на пальцах оставался соус, Минако изо всех сил трясла руками, чтобы его стряхнуть. Сидевшим рядом с ней детям это совсем не нравилось. Кто-то пытался увернуться и переворачивал чашку с молоком, кто-то начинал кричать, кто-то вскакивал, и начинался переполох.

К тому же Минако не видела абсолютно никакой разницы между своей порцией и порцией соседа. Она могла запросто залезть в чужую тарелку.

— Джунъичи, уступи ей, не сердись, — просит Котани-сэнсей сидящего рядом с Минако мальчика, подкладывая ему кусок вместо того, который стащила у него Минако. Джунъичи брезгливо морщится. Оно и понятно, кому захочется есть из тарелки, куда только что залез рукой другой человек.

Случалось и так, что Котани-сэнсей отдавала кому-нибудь из учеников свою порцию, а сама оставалась без обеда.

Но самым неприятным было то, что Минако то и дело норовила сбежать из класса. Стоило на секунду выпустить ее из виду, и девочку словно ветром сдувало. На улице, ей нравилось гораздо больше, чем в классе. С радостным смехом она бегала взад-вперед, растопырив руки и смешно выкидывая в стороны ноги, как медуза.

Котани-сэнсей бросала все и бежала вслед за ней. Оставлять девочку одну на улице без присмотра, пусть даже всего на несколько минут, было опасно — Минако не боялась велосипедов, не боялась упасть в люк и вообще ничего не боялась.

Никогда нельзя было знать заранее, куда она побежит. Иногда бледная от волнения Котани-сэнсей находила девочку в живом уголке, мирно играющую с козочками. Иногда Минако забредала по пояс в школьный пруд и принималась ловить золотых рыбок. Учительнице приходилось нелегко, но Минако неизменно была счастлива. И глядя на ее радостную улыбку, Котани-сэнсей просто не могла ее ругать.

Со дня появления Минако в классе прошла неделя.

Котани-сэнсей подумала, что надо поговорить с детьми и объяснить им, что же это за необычная девочка и почему она теперь учится у них в классе. И вот, в первый раз за всю неделю, учительница завела с детьми разговор о Минако.

Как раз в этот день Минако простудилась и в школу не пришла. Так что время для разговора оказалось самым подходящим.

Сначала дети рассказывали, как Минако мешает им учиться. А потом девочка по имени Харуко подняла руку и спросила:

— Сэнсей, Минако-тян, что ли, совсем дурочка?

— Минако — супердурочка, — заорал озорник Кацуичи, и все засмеялись.

— Кто мне объяснит слово "дурачок"? — спросила Котани-сэнсей у детей.

— Это который глупый…

— Это который плохо учится.

— Ну хорошо, а разве ваши мамы не говорят вам иногда, что вы глупые и плохо учитесь? — спросила Котани-сэнсей.

Дети растерялись.

— В давние времена, если ребенок рождался дурачком, то его либо убивали, либо выкидывали, — сказала Котани-сэнсей таким голосом, будто читала страшную сказку.

— Не может быть! — сказал кто-то из детей.

— Еще как может! В Греции, например, есть гора Тайгет. Говорят, туда относили таких детей и сбрасывали их в пропасть. А в Японии в горы уносили стариков и оставляли их там умирать. Это обычай называли "уба-сутэ", то есть "выброси мать". Вы наверняка слышали сказку про гору Убасутэ. А больных деток клали в камышовые лодочки и сплавляли по реке.

Испуганные первоклашки притихли.

— Как вы думаете, — спросила Котани-сэнсей, — почему таких деток убивали?

— Наверное, потому что они всем мешали, — ответил Такеши.

— Наверное, поэтому. А ведь Минако тоже нам всем ужасно мешает, — сказала Котани-сэнсей.

Дети в замешательстве глядели на учительницу, пытаясь понять, куда она клонит. В классе стало тихо-тихо.

— Мы своим мамам тоже часто мешаем, — скороговоркой сказал Такеши, словно пытаясь оправдаться за свои предыдущие слова.

— Сэнсей, а Минако-тян завтра придет в школу? — вдруг спросил Кацуичи, который до этого назвал Минако супердурочкой.

— Ну… — начала Котани-сэнсей и угрожающе замолчала.

— Ведь она придет завтра?

— Придет?

— Правда придет? — один за другим начали спрашивать дети.

— А вы хотите, чтобы она пришла?

— Да, да, хотим! — хором сказали все.

— Но она же всем мешает.

— Ну и что! Пусть мешает! — громче всех закричал Такеши.

Остальные согласно закивали.

Наверное, представили себе, как Минако летит в пропасть с высокой горы Тайгет, и им стало не по себе…

В этот же день Котани-сэнсей ждало первое настоящее испытание. Она сидела в учительской и проверяла детские сочинения, когда к ней подошел завуч и тихо сказал: "Тебя к директору". Вид у завуча был, мягко сказать, недовольный.

В кабинете директора Котани-сэнсей застала человек пятнадцать родителей из своего класса.