Имею скафандр - готов путешествовать - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 36

— Что ж, останемся каждый при своем. Однако там было холодно, — я решил сменить тему, потому что нам обоим стало неловко. Ее слова о маяке кое-что мне напомнили: — Крошка, а куда мы попали?

— То есть, как «куда»? Мы в доме Мэмми. — оглянувшись, она добавила: — О, я совсем забыла, Кип, это же не твоя комната.

— Знаю, знаю, — отвечал я нетерпеливо, — это имитация, я сразу заметил.

— Сразу? — расстроилась Крошка. — А мы так старались.

— Да нет, просто здорово получилось. Не представляю, как вы сумели добиться такого сходства.

— У тебя очень хорошая память, Кип. Ты фиксируешь подробности, как фотоаппарат.

«Наверное, эти подробности сыпались из меня, как из дырявого мешка», — добавил я про себя. Хотел бы я знать, что я еще наболтал в присутствии Крошки. Но даже спросить ее об этом я стеснялся, должны же быть у мужчин секреты в личной жизни.

— И тем не менее — все не настоящее, — продолжал я вслух. — И я знаю, что мы в доме Мэмми, но не знаю, где находится этот дом.

— Я тебе ведь говорила, — возмутилась Крошка. — Может, ты не расслышал? Ты был как во сне.

— Да нет, расслышал, — с трудом сказал я. — Но не понял. Мне показалось, будто ты сказала, что мы летим на Вегу.

— Думаю, в наших каталогах это место обозначается как «Вега пять». Но они здесь называют его… — Крошка запрокинула голову и воспроизвела звук, напомнивший мне музыкальную тему вороны из «Золотого петушка». — Но этого я тогда не могла произнести, поэтому сказала тебе «Вега», что ближе всего к истине.

Я снова попытался сесть, но не смог.

— Вот это да! Стоит перед тобой человек и сообщает, что мы на Веге! То есть, я хочу сказать, на одной из ее планет!

— Но ты же не предложил мне сесть! — Я пропустил мимо ушей эту колкость и посмотрел на «солнечный свет», льющийся в окно.

— Это свет Веги?

— Нет, это искусственный свет. Настоящий яркий свет Вега выглядит прозрачным. Его спектр ведь в самом верху диаграммы Рассела, если помнишь.

— Что? — спектр Веги я никогда не знал. Как-то не думал, что он может мне пригодиться.

— Будь очень осторожным, Кип, когда начнешь ходить. За десять секунд можно схватить больше загара, чем за всю зиму в Ки-Уэсте, девяти минут хватит, чтобы поджариться насмерть.

Сдается мне, что у меня особый дар — попадать в трудные климатические условия. Интересно, к какому классу звезд относится. Вега? «А» или «Б»? Наверное, «Б». Из классификации я помнил только, что она крупная и яркая, больше Солнца, и очень красиво смотрится в созвездии Лиры.

— Но ради всего святого скажи, как мы попали сюда? Ты случайно не знаешь, Крошка, как далеко от нас Вега? То есть, как далеко от нас Солнце, я хотел сказать.

— Знаю, конечно! — презрительно фыркнула она. — В двадцати семи световых годах.

— Ничего себе! Крошка, возьми-ка мою логарифмическую линейку. Ты умеешь ею пользоваться? А то у меня руки не слушаются.

— Зачем тебе линейка?

— Хочу вычислить расстояние.

— Я тебе и без линейки вычислю.

— С линейкой и быстрее и точнее. Слушай, если не умеешь пользоваться линейкой, скажи, не стесняйся. Я в твоем возрасте тоже не умел. Я тебя научу.

— Вот еще! — возмутилась Крошка. — Конечно умею! Что я, дурочка? Просто я и в уме считать могу. — Губы ее зашевелились: — 159 000 000 000 000 миль.

Я припомнил, сколько миль в световом году, и наскоро прикинул цифру в голове… Да, слишком много ночей, слишком много долгих-долгих миль…

— Похоже, ты права, — сказал я.

— Конечно, права я, — ответила Крошка, — Я всегда права!

— Ну и ну! Ходячая энциклопедия с косичками!

— Я же не виновата, — всхлипнула она, — что я гений.

Это заявление открывало широкие возможности; и я уже собирался подловить ее на какой-нибудь ошибке, но вовремя заметил, как она расстроилась.

Я вспомнил слова отца: «Некоторые люди пытаются доказать, что «среднее» лучше, чем «превосходное». Им доставляет удовольствие подрезать крылья другим, потому что сами они бескрылы. Они презирают интеллект, поскольку напрочь его лишены».

— Извини, Крошки, — попросил я смиренно. — конечно, ты не виновата. Так же, как я не виноват, что нe гений, и в том, что я большой, а ты маленькая.

Она повеселела.

— Пожалуй, я снова начала выпендриваться, — Она покрутила пуговицу. — Мне показалось, что ты меня понимаешь, как папа.

— Ты мне льстишь. Сомневаюсь, чтобы я был способен тебя понимать, но теперь, но крайней мере, буду стараться.

Она все крутила пуговицу.

— Ты ведь и сам очень умный, Кип, но ведь ты не можешь этого не знать?

— Будь я умный, разве попал бы сюда? — усмехнулся я. — Слушай, Крошка, ты не против, если мы все же проверим цифру на линейке? Из чистого любопытства.

Еще бы, за двадцать семь световых лет и Солнца не увидишь. Звезда-то, прямо скажем, довольно заурядна.

— Видишь ли, Кип, от нее нет никакого толка, от этой линейки.

— Что? Да это лучшая линейка, какая только может быть.

— Кип, прошу тебя! Это же не линейка, она просто на столе нарисована.

— Вот как? — я был обескуражен. — Извини, совсем забыл. Слушай, а холл за дверью, наверное, не очень большой?

— Оформили только ту часть, которую видно с твоей кровати при открытой двери. Но будь у нас побольше времени, мы и линейку бы сделали. Они еще как в логарифмах разбираются.

«Побольше времени». Вот что меня беспокоило.

— Крошка, мы долго летели сюда?

Двадцать семь световых лет, надо же! Даже со скоростью света далековато… Что ж, путешествие, по законам Эйнштейна, возможно, покажется быстрым мне, но не Сентервиллю. Отец к тому времени может уже умереть! Отец ведь намного старше мамы и годится мне в дедушки. И еще двадцать семь на обратный путь… Ему уже будет за сто лет; даже мама к тому времени может умереть.

— Сколько времени летели сюда? — переспросила Крошка. — Да нисколько.

— Нет, нет, я понимаю, что так кажется. Ты не стала старше, у меня еще не прошло обморожение. Однако на дорогу ушло по меньшей мере двадцать семь лет, верно?

— О чем ты говоришь, Кип?

— Об уровнях относительности, ты ведь о них слышала?

— А, вот что! Слышала, конечно, но здесь они не подходят. В данном случае путешествие не занимает вообще никакого времени, совсем. Ну, конечно, потребовалось минут пятнадцать, чтобы выйти из атмосферы Плутона, да столько же, чтобы пройти атмосферу и приземлиться здесь. А так — фьить! И все.

— А как же скорость света…

— Да нет, Кип. — Крошка нахмурилась, затем лицо ее озарила улыбка. — А сколько времени прошло с момента, как ты установил маяк, до того, как они нас спасли?

— Что? — До меня дошел вдруг смысл ее слов. Папа не умер. Мама даже поседеть не успела! — Что-то около часа!

— Немногим больше. Но они прилетели бы и раньше, если бы им не пришлось готовить к вылету корабль, тогда они нашли бы тебя в туннеле, а не я. Сигнал маяка они получили в то же мгновение, как ты его включил. Полчаса ушло на подготовку корабля, что очень рассердило Мэмми. Никогда не подумала бы, что она способна сердиться. У них принято, что дежурный корабль готов к мгновенному старту по ее вызову.

— Каждый раз?

— Мэмми может в любое время вызвать любой корабль — она очень важная особа. А потом полчаса маневрирования в атмосфере — и все дела. Все происходит в реальном времени, и никаких парадоксов.

Я напряженно пытался переварить это.

Двадцать семь лет, световых лет, они покрывают за час, да еще при этом получают выговор за опоздание. Этак соседи по кладбищу дадут д-ру Эйнштейну прозвище «врунишка Альберт».

— Но как? Каким образом?

— Ты знаком с геометрией, Кип? Не с Евклидовой, конечно, а со стереометрией?

— Как тебе сказать… Пытался разобраться в открытых и замкнутых поверхностях и читал популярные книги доктора Белла…

— По крайней мере, ты не отмахнешься сразу, если услышишь, что прямая линия вовсе не обязательно является кратчайшим расстоянием между двумя точками. Потому что это неверно, Кип, все пространства соприкасаются. Их можно уложить в ведро, запихнуть в наперсток, если найдутся правильные совмещения.