Имею скафандр - готов путешествовать - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 20

— Быстро закрыть свой клапан, когда ты закроешь свой. Ясно.

— Раз, Два. Три. Руку на клапан. Я сильно сжал обмотанные лентой соединения в кулаке.

Если его разорвет, я останусь без руки, но ведь если у меня не выйдет, Крошке долго не протянуть. Так что стиснул я его изо всех сил. Следя за обоими датчиками, я чуть-чуть приоткрыл клапан. Шланг дрогнул, стрелка, стоящая на «пусто», сдвинулась с места. Я открыл клапан полностью.

Одна стрелка начала смещаться влево, другая — вправо. Очень быстро обе дошли до отметок «наполовину полон».

— Давай! — крикнул я без всякой на то нужды и качал закрывать клапан. И почувствовал, что кое-как сделанный стык начал разъезжаться.

Шланги вылетели из моей руки, но газа мы потеряли ничтожно мало. Я понял, что все еще пытаюсь закрыть уже закрытый клапан. Крошка свой уже закрыла. Стрелки обоих датчиков замерли на отметках «наполовину полон». У Крошки теперь был воздух!

Я перевел дух и только сейчас понял, что все это время не дышал.

Крошка коснулась моего шлема своим и очень серьезно сказала:

— Спасибо, Кип.

— Аптека Чартона, мэм, образцовое обслуживание и без чаевых. Дай-ка мне размотать все хозяйство, потом навьючишь на меня баллон и пойдем дальше.

— Но ведь теперь тебе придется нести только один запасной баллон.

— Ошибаешься, Крошка. Нам, возможно, придется повторить этот трюк раз пять-шесть, пока не останется самая малость.

«Или пока не сдаст лента», — добавил я про себя. Самым первым делом я перемотал ленту обратно на катушку; и если вы считаете это легким занятием — в перчатках, да еще когда клей сохнет прямо на глазах, — попробуйте сами.

Несмотря на бинт, клей все же попал на соединительные трубки, когда разошлись шланги. Но он так быстро засох, что без труда скололся с патрубка-штыря. Соединительная резьба меня мало беспокоила, я не намеревался подсоединять ее к скафандру. Мы подсоединили перезаряженный баллон к скафандру Крошки, и я объяснил ей, что в нем чистый кислород.

— Сбавь давление и подавай смесь из обоих баллонов. Что показывает твой индикатор цвета крови?

— Я на него нарочно не смотрела.

— Дура! Хочешь откинуть копыта? Быстро нажми подбородком на клапан! Надо войти в нормальный режим!

Один баллон я навьючил на спину, второй же и баллон с чистым кислородом — на грудь, и мы снова двинулись вперед.

Земные горы предсказуемы, но лунные — нет. Мы уткнулись в расселину такую крутую, что спуститься можно было только по веревке, и я вовсе не был уверен, что мы сумеем потом вскарабкаться по противоположной стене. С крючьями и карабинами, без скафандров мы, может, без особого труда справились бы с такой стенкой где-нибудь в Рокки Маунтинз, но здесь…

Крошка неохотно повела нас назад. Спускаться по каменистому склону было куда как труднее, чем подниматься — я пятился на четвереньках, а Крошка страховала меня сверху. Я попытался проявить героизм и махнуться ролями: и у нас вспыхнул бурный спор.

— Да перестань ты изображать из себя могучего рыцаря и прекрати свои отважные глупости, Кип! Ты несешь четыре баллона и Мэмми, ты тяжелый, а я легкая и цепкая, как горный козел.

Я сдался. Спустившись, она прислонилась ко мне шлемом.

— Кип, — сказала она, нервничая, — я не знаю, что делать,

— А что случилось?

— Я взяла немного южнее того места, где проходил краулер. Не хотела проходить перевал там же, где и он. Но теперь мне начинает казаться, что другого прохода-то и нет.

— Надо было сразу мне сказать.

— Но я же хотела сбить их со следа! Ведь туда, где проходил краулер, они ринутся в первую очередь!

— Н-да, верно. — Я взглянул на преграждающий нам путь хребет. На картинках и фотографиях лунные горы кажутся грозными, острыми и высокими. Когда же смотришь на них сквозь окуляры скафандра, они выглядят просто недоступными.

Я снова склонился к шлему Крошки:

— Можно было бы найти другой путь, располагай мы временем, воздухом и ресурсами хорошо подготовленной экспедиции. Придется идти по маршруту краулера. Где он?

— По-моему, надо взять северней.

Мы пошли на север, к подножию холмов, но путь оказался трудным и долгим. В конце концов пришлось идти к краю равнины. Это заставило нас понервничать, но приходилось рисковать. Шли мы быстро, но не бежали, боясь пропустить следы краулера. Я начал считать шаги и, досчитав до тысячи, дернул веревку. Крошка остановилась, я прислонился к ней шлемом:

— Мы прошли полмили. Как, по-твоему, далеко нам еще? Может быть, мы проскочили?

Крошка посмотрела на горы.

— Сама не знаю, — созналась она. — Ничего не узнаю,

— Мы не заблудились?

— Следы должны быть где-то впереди. Но мы уже прошли довольно много. Ты хочешь повернуть назад?

— Я не знаю дороги даже до ближайшей почты.

— Что же делать?

— Думаю, надо идти вперед, пока ты окончательно не удостоверишься, что прохода дальше быть не может. Ты ищи проход, а я буду искать следы краулера. Потом, когда ты поймешь, что мы зашли слишком далеко, мы повернем. Мы не имеем права позволить себе рыскать из стороны в сторону, как собака, потерявшая след зайца.

— Хорошо.

Я отсчитал уже две тысячи шагов, очередную милю, когда Крошка остановилась.

— Кип! Дальше прохода быть не может. Горы становятся все выше и выше.

— Ты уверена? Подумай как следует. Лучше пройти еще пять миль, чем не дойти самую малость.

Она колебалась. Когда мы прислонились друг к другу шлемами, она так прижалась лицом к окулярам, что я видел, как она нахмурилась. Наконец она ответила:

— Его нет впереди, Кип!

— Что ж, тогда идем обратно! «Вперед, Макдуф, и будь проклят тот, кто первый крикнет: «Хватит, стой!»

— «Король Лир».

— «Макбет». Спорим?

Следы краулера мы нашли, прошагав обратно всего полмили — в первый раз я их не заметил. Они отпечатались на голом камне, едва припорошенном пылью; когда мы шли вперед, солнце светило мне через плечо, и следы гусениц были еле заметны — я их и во второй раз чуть не пропустил.

Они уходили с равнины прямо в горы.

В жизни нам не пересечь бы гор, не пойди мы по следам краулера; первоначальный план Крошки строился на одном лишь детском энтузиазме. Это ведь была не дорога, просто местность, проходимая для гусениц краулера. Попадались и такие места, где даже краулер не мог пройти, не проложив себе путь выстрелами лазерной пушки. Сомнительно, чтобы эту козью тропу прорубили Толстяк и Тощий, они не производили впечатления любителей поработать. Должно быть, здесь потрудилась одна из изыскательских партий. Попробуй мы с Крошкой пробить новую дорогу, мы здесь бы и остались экспонатами, в назидание туристам.

Но где пройдет гусеничный вездеход, там проберется и человек. Не прогулка, разумеется: вниз, вверх, вниз, вверх, да еще гляди, куда ступаешь, и следи за плохо держащимися неустойчивыми камнями. Иногда мы спускали друг друга на веревке, в общем, поход был утомителен и скучен.

Когда запас кислорода у Крошки подошел к концу, мы остановились, и я снова уравнял давление, сумев на этот раз зарядить ее баллоны всего лишь на четверть — ситуация, как у Ахиллеса с черепахой. Я до бесконечности мог продолжать перекачивать ей половину того, что будет оставаться, если, конечно, лента выдержит.

Она уже изрядно поизносилась, но давление упало наполовину, и я сумел сдерживать наконечники вместе, пока мы не закрыли клапаны.

Мне-то пришлось не так уж плохо: у меня были вода, пища, таблетки и декседрин. Последний оказался огромным подспорьем — каждый раз, когда я чувствовал, что слабею, я глотал половину живительной таблетки. Но бедная Крошка держалась лишь на воздухе и мужестве.

У нее не было даже такой охладительной системы, как у меня. Поскольку она использовала более обогащенную смесь, чем я, ведь один из ее баллонов содержал чистый кислород, ей не требовался столь же интенсивный приток воздуха, чтобы поддерживать нужный индекс цвета крови, и я предупреждал ее, чтобы она не использовала ни на йоту больше воздуха, чем необходимо; расходовать воздух для охлаждения она вообще не могла, он нужен был ей для дыхания.