Мари - Хаггард Генри Райдер - Страница 44

Я был очень доволен увидеть Дингаана в последний раз, так как теперь знал, что мы находимся в безопасности, исключая, естественно, те несчастные случаи, которые могут застигнуть любых путешественников по дикой стране. В настоящее время, безусловно, пока он не повидается с упомянутым им посольством, Дингаан желал оставаться в хороших отношениях с бурами. Будучи уверенным в этом, мы продвигались с легким сердцем своей дорогой, благодаря Небо за проявленное к нам милосердие.

Это случилось на третий день нашего путешествия, когда мы подтягивались ближе к реке Тугеле. Мы встретили бурское посольство около небольшого ручья, где предполагали остановиться и мы, чтобы пообедать. Они — эти посланцы — спали в самое жаркое время дня и не заметили нас до тех пор, пока мы не подошли к ним. Тогда, бросив взгляд на нашу зулусскую охрану, они вскочили на ноги и опрометью бросились за своими ружьями.

Тут из буша появились наши фургоны и они уставились на них в изумлении, не понимая, кто мог ехать в этой стране в запряженных быками фургонах. Мы обратились к ним на голландском языке и уже в следующую минуту были среди них. Когда мы еще подъезжали, глаза мои остановились на плотном седобородом человеке, фигура которого показалась мне знакомой, и я подошел к нему, не обращая внимания на остальных. Вскоре я точно удостоверился, кто это такой и, протянув руку, весело сказал:

— Добрый день, минхеер Ретиф! Кто мог бы только подумать, что мы, расставшиеся давно и так далеко отсюда, доживем до встречи среди зулусов?

Он с удивлением уставился на меня.

— Кто это такой? Кто это такой? Всемогущий! Я ведь теперь знаю, кто это такой… Ведь это тот маленький англичанин, Аллан Квотермейн, который стрелял гусей в Старой Колонии! Ладно, мне не следовало бы удивляться, потому что человек, которого ты побил в том состязании, говорил мне, что ты путешествуешь где-то в этих краях… Только я понял его так что тебя убили зулусы…

— Если вы имеете в виду Эрнана Перейру, то где вы встретились с ним? — ответил я.

— Да вон там, в нижнем течении Тугелы, на отвратительной дороге. Однако, он сможет сам рассказать тебе об этом, потому что я взял его с собой, чтобы он показал дорогу к краалю Дингаана. Где Перейра? Пришлите Перейру сюда! Я хочу поговорить с ним.

— Я здесь! — ответил сонный, ненавистный голос самого Перейры с другой стороны густого кустарника, где он дремал. — В чем дело, командир? Я иду!

И он появился перед нами, потягиваясь и зевая, как раз в тот момент, когда подошли остальные буры. Перейра прежде всего бросил взгляд на Анри Марэ и начал приветствовать его, говоря:

— Благодарение Богу, дядя, вы невредимы!

Затем его глаза остановились на мне, и я не думаю, чтобы когда-нибудь я видел такое полное изменение человеческой физиономии. Челюсть у него отвисла, краска исчезла с его щек, оставив, пожалуй, лишь желтый цвет, который вообще присущ лицам португальского происхождения. Его протянутая к дядюшке рука безжизненно упала.

— Аллан Квотермейн! — воскликнул он. — Что такое? Ведь я был уверен, что вы умерли!

— Что мне и следовало бы сделать, минхеер Перейра, даже более двух раз, чтобы вы могли продолжать свою дорогу, — сказал я.

— Что ты имеешь в виду, Аллан? — вмешался Ретиф.

— Я сама скажу вам, что он имеет в виду, — вскричала фру Принслоо, грозя Перейре своим жирным кулаком. — Эта желтая собака дважды намеревалась убить Аллана, Аллана, который спас его жизнь и все наши жизни. Один раз он стрелял в него в ущелье и оцарапал ему щеку: смотрите, вот шрам от этой раны. Еще раз он замыслил заговор с зулусами, чтобы убить его, сказал Дингаану, что он — Аллан — злодей и колдун, который принесет проклятие на его страну.

Теперь Ретиф пристально посмотрел на Перейру.

— Что вы скажете на это? — спросил он.

— Что я скажу? — повторил Перейра, приходя в себя. — Да ведь это же ложь, или недоразумение… Я никогда не стрелял в хеера Аллана ни в каком ущелье… Разве это возможно, чтобы я мог так поступить, когда он как раз перед этим вынянчил меня, возвратив к жизни? Я никогда не замышлял заговора с зулусами, не могу даже этого представить, ибо это означало бы смерть и моего дяди и моей кузины, а также всех их компаньонов. Разве я сумасшедший, чтобы сотворить подобную нелепость?

— Не сумасшедший, а подлый! — пронзительно закричала фру Принслоо. — Я настаиваю, хеер Ретиф, на моих словах, это не ложь! Спросите людей, которые со мной, — добавила она, апеллируя к остальным, которые за исключением Марэ, ответили в один голос:

— Нет, это не ложь!

— Тише! — сказал Ретиф. — Теперь, Аллан, ты расскажи нам свою историю.

И тогда я рассказал ему все, пропуская, конечно, многие детали. Даже и тогда рассказ получился длинным, хотя, по-моему, он не утомил слушателей.

— Всемогущий! — сказал Ретиф, когда я закончил. — Это странная история, более удивительная из всех когда-либо слышанных мною. Если все это правда, Эрнан Перейра, то ты заслуживаешь того, чтобы быть поставленным спиной к дереву и расстрелянным!

— Бог на небесах! — ответил он. — Разве могу я быть приговоренным к смерти на основании такой сказки?… Я, невинный человек? Где улики? Этот англичанин наговаривает все против меня лишь по простой причине: потому что он украл у меня любовь моей кузины, с которой я был с детства обручен. Где его свидетели, пусть скажет?

— Что касается выстрела в меня в ущелье, то у меня нет ни одного свидетеля, за исключением Бога, который видел вас, — ответил я. — А в отношении заговора, организованного вами против меня среди зулусов, здесь, к счастью, имеется один свидетель, капитан Камбула, которого послали захватить меня, как было инспирировано вами, и который командует нашим эскортом.

— Дикарь! — воскликнул гневно Перейра. — Разве сказка дикаря может быть выставлена против белого человека? Кроме того, кто переведет эту историю? Вы, минхеер Квотермейн, здесь являетесь единственным кто знает его язык, если вы его действительно знаете, да к тому же ведь вы являетесь и моим обвинителем…

— Пожалуй, это правда, — заметил Ретиф. — Такой свидетель не может быть признан действительным без специально присягнувшего переводчика… Ну, тогда слушайте… Я выношу приговор, как походный командир. Эрнан Перейра, я знал тебя в прошлом, как мошенника, ибо я помню, что ты обманул этого молодого человека в товарищеском испытании искусством стрельбы, на котором я сам присутствовал. Но с тех пор я не слышал ничего больше о тебе, ни хорошего, ни плохого. Сегодня юный Аллан Квотермейн и многие мои соотечественники выдвинули против тебя тяжкие обвинения, которые, однако, в настоящее время нет возможности ни доказать, ни опровергнуть. Что поделаешь, пока я не принял решения, как отреагировать на эти обвинения. Я думаю, что тебе, Эрнан, лучше всего отправиться назад со своим дядей, Анри Марэ, к бурам-переселенцам, где тебя можно будет предать суду и поступить с тобой по закону…

— Если так, то он отправится назад один, — вмешалась фру Принслоо. — С нами вместе он возвращаться не будет, ибо мы выберем удобный момент и пристрелим его — вонючего кота, который бросил нас умирать с голода и потом пытался убить маленького Аллана Квотермейна, спасшего наши жизни! — и хор голосов сзади фру Принслоо откликнулся, как эхо:

— Да-да… мы застрелим его!

— Эрнан Перейра, — сказал Ретиф, потирая свой широкий лоб, — я не совсем понимаю, почему это, но, кажется, никто не хочет быть твоим попутчиком… Говоря по правде, я и сам этого не хочу. Однако, я полагаю, что со мной тебе будет безопаснее, нежели с этими, другими, которым ты, кажется, внушил отвращение. Но слушай меня, человек, — строго добавил он, — если только я обнаружу, что ты плетешь против нас заговор с зулусами, в тот же час ты умрешь. Понимаешь ты это?

— Я понимаю, что я оклеветан, — возразил Перейра.

— Однако, христианин должен сносить обиды, и поэтому я сделаю так, как вы желаете. А что касается этих лжесвидетельств, то я оставляю их на усмотрение самого Бога…