Возвращение королевы - Флевелинг Линн - Страница 29

«Брать капельку красного». Так называла эти чары Лхел, когда впервые обучала им Аркониэля. Надежно укрывшись от чужих глаз, Аркониэль извлек из-под заостренного ногтя на своем мизинце крохотную капельку крови Нианиса и размазал ее по подушечке большого пальца, а потом произнес слова, которым научила его горная ведьма. Как и Тамир, Аркониэль хотел бы доверять этому человеку, но они уже получили горький урок с герцогом Солари. Аркониэль почувствовал легкое покалывание, когда начала действовать магия, а потом облегченно вздохнул, когда не нашел никаких признаков злых намерений в крови Нианиса.

Аркониэль часто пользовался этими чарами и уже обнаружил нескольких лордов, которым нельзя доверять. Но теперь, убедившись в верности Нианиса, волшебник вернулся в зал, чтобы найти недавно прибывших и приветствовать их.

Глава 13

Первым видением, посетившим Мэти в пути, была река, он видел ее отчетливо, хотя его ноги продолжали ощущать твердую землю. Тропа, по которой он шагал, вела его на восток, а через следующие две смены луны — на север.

В первые недели он шел знакомыми долинами, что лежали одна за другой вдоль горной гряды, как маленькие ручейки, что выбиваются из-под земли тонкими струйками, чтобы в конце концов слиться в один мощный поток; в долинах располагались деревни. Там Мэти видел тех, кого лечил, и тех, с кем делил постель, и узнавал имена детей, отцом которых стал. Кто-то просил его остаться, но старики, умевшие читать знаки на оо-лу, подносили ему такую еду, которую было бы легко нести, и пели прощальные песни, когда он отправлялся дальше.

Вскоре знакомые долины остались позади, но Мэти не был одинок, ведь призрак колдуньи Лхел часто навещал его. Она приходила к нему ночами, во сне, и рассказывала о девушке, которую показывала ему в первом видении. Девушку звали Тамир, и до недавних пор она была мальчиком, нося тело своего умершего брата. Эту магию сотворила Лхел с благословения Великой Матери, но сама умерла до того, как смогла увидеть полное созревание девушки и превращение ее в женщину. Это и еще беспокойный призрак мальчика привязывали ее собственный дух к земле. Но она оставалась здесь не столько ради мести, сколько из любви, и превратилась в пагати-шеш, охраняющего духа, а вот близнец Девушки стал норо-шеш, мстительным духом.

Лхел показала ему этот дух, и он оказался пугающим, его привязывал к Лхел и к его сестре гнев. Напевая песню видения, Мэти видел нити, что держали призрак близнеца. Узы были очень сильными.

— Я присматриваю за ней, но жду его, — призналась Лхел, лежа рядом с Мэти на травяной подстилке в темноте под дубом. — Я поведу его, когда он будет готов уйти.

— Он ненавидит тебя, — напомнил ей Мэти.

— Он и должен, но я его люблю, — ответила она, кладя холодную голову на плечо Мэти и обнимая его ледяными руками.

Лхел была прекрасной женщиной с густыми черными волосами и зрелым телом. Знаки богини покрывали ее кожу, как тени веток на снегу, а ее сила все еще витала вокруг нее, как чудесный аромат. Она воспламеняла плоть Мэти, словно была живой. И поскольку она была пагати-шеш, он и ложился с ней как с живой женщиной в каждое полнолуние, но только в полнолуние. В ярком свете лика Великой Матери они были способны вместе сотворить новых охраняющих духов, которые впоследствии могли бы переродиться в великих колдунов. Но в любую другую ночь они рисковали создать души убийц и воров. Однако Лхел часто лежала с ним рядом, даже если они не совокуплялись, и Мэти хотелось бы познать Лхел, когда она была еще жива.

Она была и его проводником и во снах показывала Мэти скалы и деревья, где он мог бы укрыться, шагая по избранному пути. Она рассказывала ему о людях, окружавших ту девушку, что прежде была мальчиком, показывала ему лица: светловолосый воин с юга, полный любви и печали; молодой волшебник Орески, которого Мэти видел в первом видении, страдающий от душевной боли; старая волшебница Орески с жестким, суровым лицом. Он узнает девушку по этим людям, говорила Лхел.

Чем дальше продвигался Мэти на юг, тем более суровой становились дорога и люди, которых он встречал в здешних местах. Они принадлежали к его народу, но жили слишком близко к южанам, чтобы проявлять щедрость или гостеприимство к незнакомцу, шагавшему в том направлении. Они были сдержанно вежливы, ровно настолько, чтобы не оскорбить Великую Мать, и провожали его молча, с подозрением глядя вслед.

Он шел все дальше и дальше, и горы превратились в холмы. Деревни народа ретха-ной становились меньше и беднее, и расстояние между ними увеличивалось, а потом деревень и вовсе не стало, и дальше Мэти видел лишь редкие стоянки охотников или жилища одиноких колдунов.

Еще через два дня холмы сменил лес, а вокруг Мэти зажурчали ручьи, хотя в его краях, как он знал, людям пока приходилось по утрам ломать лед, чтобы наполнить водой ведра. А здесь уже зеленела трава, и она была намного зеленее и пышнее, чем на привычных для него горных лугах. Цветы здесь были другими и птицы тоже. Он понял, что добрался наконец до далеких земель, где обитали южане, о которых рассказывали старики.

Первыми встреченными им южанами оказалась семья бродячего торговца, который вел дела с ретха-ной и потому уважительно приветствовал Мэти на его родном языке. Главу семьи звали Ирманом, и он пригласил Мэти в шатер как родного и сел рядом с ним у огня.

Когда они помыли руки и поели вместе с женой Ирмана, его сыновьями и их женами и детьми, Ирман расспросил Мэти о тех горных людях, которых тот мог знать, а потом поинтересовался целью его путешествия.

— Я ищу девушку, которая прежде была юношей, — объяснил Мэти.

Ирман усмехнулся.

— Ну, таких вряд ли много. А где она?

— Где-то на юге.

— Юг — большая территория в Скале. Отсюда и в ту сторону все будет юг. Иди на север, и ты скоро доберешься до Внутреннего моря.

— Вот поэтому, наверное, я и должен идти на юг, — кивнул Мэти.

Ирман покачал головой.

— На юг. Ну и ладно. Ваш народ всегда идет только туда, куда нужно. Но я вижу, у тебя с собой красивый оо-лу. Ты, должно быть, колдун.

Мужчина говорил уважительно, однако Мэти уловил легкий оттенок страха.

— Мне говорили, что твой народ не доверяет нашей магии.

— Так же, как яду и некромантии. Вряд ли ты уйдешь далеко, если люди поймут, кто ты. Я-то видел, что ваш народ способен творить добро, но большинство скаланцев без колебания отправят тебя на костер.

Мэти задумался. Лхел ничего не говорила о подобной опасности.

— Ты говоришь на языке Скалы? — спросил Ирман.

— Да, научился у одного мальчика, — ответил Мэти на языке Ирмана. — Наш народ учится вашему языку у торговцев вроде тебя, чтобы знать, как защититься. Мне посоветовали говорить, будто я из Зенгата, чтобы обмануть их.

Ему казалось, что он сказал именно это. Но Ирман и остальные несколько мгновений в изумлении смотрели на него, а потом расхохотались.

— Я не так говорить слова? — сделал он новую попытку.

— Некоторые можно понять, но мало, — сказал Ирман, вытирая глаза. — Люди скорее примут тебя за дурачка, чем за зенгати. Впрочем, зенгати тоже не слишком любят в Скале.

Да, задача оказалась сложнее, чем предполагал Мэти. Ему предстояло идти через земли, где он никому не понравится и при этом его никто не поймет.

— Если ты научишь меня говорить правильно, я вылечу твои болезни и сделаю для тебя сильные амулеты, — предложил он на своем языке. И показал на большой живот одной из женщин. — И дам благословение младенцу.

Молодая женщина сверкнула на него глазами, пробормотав что-то по-скалански.

Ирман ворчливо ответил ей, потом чуть виновато посмотрел на Мэти.

— Не сердись на Лию. Она горожанка и не понимает твой народ так, как понимаем мы, жители холмов. Я бы попросил тебя вылечить моих животных, если ты поклянешься мне своей лунной богиней, что никому не причинишь вреда.