Аристос - Роговская Наталия Феликсовна - Страница 10

70. Капиталистическое общество ставит своих членов в такие условия, когда они и завидуют, и одновременно служат объектом зависти; но сама эта обусловленность — одна из форм движения; и движение, вырвавшись вовне капиталистического общества, приведет к иному, лучшему обществу. Я не повторяю вслед за Марксом, что капитализм содержит в себе ростки собственной гибели; я говорю, что он содержит в себе ростки своей собственной трансформации. И что давно пора бы ему начать их культивировать.

71. Второй изъян теперешней зависти в том, что она уравнительна; а всякое уравнительство ведет к стагнации. Нам необходимо уравнивание, но нам совсем не нужна стагнация. Этот аргумент, отталкивающийся от идеи застоя, стаза, — что неравенство есть резервуар эволюционной энергии, — один из главных козырей защитников неравенства, богатых. Глобальное имущественное неравенство (наше нынешнее состояние) явно неудовлетворительно; и относительное имущественное равенство (ситуация, к которой мы мучительно и неуклюже продвигаемся) чревато многими опасностями. Нам нужна какая-то иная ситуация.

72. Что есть эта зависть, эта кошмарная попытка костлявых пальцев бедных мира сего нашарить тот образ жизни, и знания, и богатство, которыми мы на протяжении многих веков усердно набивали закрома Запада? Это человечество. Человечество и есть эта зависть — желание, с одной стороны, удержать, с другой стороны, взять. Когда толпа неистовствует перед зданием посольства, когда бесстыдная ложь заполняет волны эфира, когда погрязшие в пороках богатые все больше коснеют в своем эгоизме, а одичалые, обезумевшие бедные доходят до грани отчаяния, когда одна раса питает ненависть к другой, когда тысячи разрозненных инцидентов, кажется, вот-вот вспыхнут огнем последнего противостояния человека с человеком, — складывается впечатление, что зависть эта поистине ужасна. Но я верю, а это тот случай, где изначально верить важнее, чем резонерствовать, что великое благоразумное ядро человечества сумеет разглядеть в этой зависти ее подлинную суть — могучую силу, способную сделать человечество более человечным, ситуацию, у которой может быть только одно решение — агветственность.

73. То, перед чем мы оказались сейчас, — это как пролив, или опасная тропа, или горный перевал, и чтобы одолеть этот путь, нам потребуется мужество и благоразумие. Мужество идти вперед не отступая; и благоразумие руководствоваться благоразумием — не страхом, не ревностью, не завистью, а благоразумием! Благоразумие должно быть нашим кормчим, нашим непреклонным (поскольку многое в пути придется бросить за борт) капитаном.

74. Мы сейчас там, где некогда стоял Колумб: стоял и глядел в открытое море.

III Немо

1. Все перечисленные тревоги я возвожу к некоему главному источнику мучительных терзаний — немо.

2. Фрейд, руководствуясь не бесспорным, но удобным принципом, разделил человеческую психику, как Цезарь Галлию, на три части, или типа деятельности: суперэго, которое пытается контролировать или подавлять две другие части; эго — область осознанных желаний; и ид — темный хаос бессознательных сил. По Фрейду, исходная энергия, которая требует взаимодействия и объясняет функционирование всех трех частей психики, — это либидо, сексуальное желание, вызревающее в бессознательном или из него вырывающееся, утилизированное нашим эго и более или менее регулируемое нашим суперэго. Сегодня большинство психологов, признавая сексуальное желание важным компонентом стихийной энергии, которая направляет и стимулирует наше поведение, считает его все-таки одной из, но не единственной составляющей. Так, другим примитивным побуждением является потребность чувствовать себя в безопасности.

3. Но я убежден, что в психике каждого человека есть и четвертый элемент, который, воспользовавшись словом, подсказанным фрейдистской терминологией, я называю немо. Под этим я разумею не просто «никто», но и само пребывание никем, «никточность». Короче говоря, вслед за современными физиками, постулирующими антивещество, мы не можем не допускать вероятности существования в человеческой психике некоего антиэго. Это и есть немо.

4. Если это понятие не привлекло пока большого внимания психологов, причина, вероятнее всего, в том, что, в отличие от двух поистине примитивных побуждений — сексуального желания и потребности в безопасности (самосохранении), — этот компонент присущ человеку уже не с таких незапамятных времен. Желания получить сексуальное удовлетворение и обрести безопасность даже нельзя отнести к специфически человеческим: они присущи почти всей одушевленной материи. Тогда как немо — специфически человеческая психическая сила — функция цивилизации, общения, уникальной человеческой способности проводить сравнения и выдвигать гипотезы. Более того, это сила негативная. Ведь, в отличие от сексуального желания и чувства безопасности, она не притягивает нас, но отталкивает. Суперэго, эго и ид воспринимаются как нечто в общем и целом благотворное для нашего «я» и помогают сохранить как индивидуальность, так и вообще весь человеческий род. А немо — враг в собственном стане.

5. Все дело в том, что мы не только способны вообразить прямо противоположные состояния — как, скажем, не-существование сущего; мы способны вообразить бесчисленные промежуточные состояния. И наше немо до такой степени обретает власть над нашим поведением, что мы уверены: если бы не изъяны в нынешнем состоянии человека, общества, образования или экономического положения, мы могли бы быть тем, кем мы видим себя в своем воображении. Иными словами, немо растет в строгом соответствии с нашим ощущением и знанием общего и личного неравенства.

6. С некоторыми основополагающими аспектами немо ничего нельзя поделать — с ними приходится мириться. Мне никогда не стать историческим Шекспиром или исторической Клеопатрой; мне никогда не стать и неким современным их эквивалентом. Мне никогда не жить вечно… и так далее. Я могу сколько угодно воображать себя всем тем, чем я никогда не стану; ведь мне никогда не избавиться от физических и психологических недостатков, исправить которые не в моей власти — и не во власти науки. И хотя, с точки зрения логики, сетовать на неизбежность, называя ее неравенством, просто абсурдно, мы именно так в действительности и поступаем. Это и есть перманентное метафизическое ощущение немо в каждом из нас.

7. Немо — присущее человеку ощущение собственной тщетности и эфемерности; собственной относительности, сопоставимости: собственной, в сущности, ничтожности.

8. Мы все в проигрыше: все умрем.

9. Никто не хочет быть «никем». Все наши деяния отчасти и рассчитаны на то, чтобы заполнить или закамуфлировать ту пустоту, которую мы чувствуем в самой своей сердцевине.

10. Нам всем хочется, чтобы нас любили или ненавидели: это знак того, что нас запомнят, что мы не «не существовали». Вот почему многие, не способные вызывать любовь, вызывают ненависть. Тоже способ заставить о себе помнить.

11. Индивидуальное перед лицом целого: моя ничтожность перед лицом всего, что существовало, существует и будет существовать. Мы почти поголовно все карлики, и у нас типичные для карликов комплексы и особенности психологии — чувство неполноценности, компенсирующееся хитростью и злобой.

12. У нас разные представления о том, что в сумме делает человека «кем-то»; однако некоторые общепризнанные требования перечислить все-таки можно. Необходимо, чтобы мое имя стало известным; я должен обладать властью — физической, общественной, интеллектуальной, художественной, политической… но властью! Я должен оставить после себя памятники, должен остаться в памяти. Пусть мною восхищаются, пусть мне завидуют, пусть меня ненавидят, боятся, вожделеют. Короче говоря, я не должен кончаться, должен продолжаться — за пределы тела и телесной жизни.