Год хорошего ребенка - де Грун Элес - Страница 23

— Привет! — сказала она. — А где русская делегация?

— Я — русская делегация, — ответил Леша.

Розалинда подняла брови. Она была рада, что нет госпожи мадам Федуловой. Но, с другой стороны, с Федуловой она видела много детей, а сейчас здесь был один ребенок.

— А где остальные?

— Поехали на автобусную экскурсию по городу.

— А Рома Рогов с ними?

— О, нет, — ответил Леша. — Он остался дома. У него много дел в Москве.

— Каких дел? — закричала Розалинда с напором. — Каких таких дел??!

Леша даже опешил:

— У… у него бабушка заболела.

У Розалинды все перепуталось в голове:

— Елизавета Николаевна?

— Да. Точно, Елизавета Николаевна.

— Но это же не бабушка. Это его соседка.

— Точно, — поправился Леша. — У него соседка заболела.

— А что с ней?

— Вывих всех конечностей. Она пол мыла в подъезде и вниз по лестнице съехала. Стирального порошка переложила.

Сколько себя Леша помнил, такая и подобная ерунда сыпалась из него легко и просто. Но обычно он делал это для своей выгоды, а сейчас зачем?

— Но причем здесь Рома? — спросила Розалинда.

— Он всю ночь сидит у кровати. Рассказы читает. Телевизор включает и выключает.

Леша, чтобы уйти от тяжелых подробностей, встал с удобного мягкого кресла и пошел к столу, где лежал пакет, который оставил Игорь Иванович для голландской девочки.

— Ты Розалинда?

Она кивнула головой.

— Ты живешь в Амстердаме?

— Нет, в Гааге.

— А я всегда думал, что у вас столица Амстердам.

— Многие так думают. Наше правительство находится в Гааге. А что там в пакете? Это для меня?

— Для тебя.

И Леша подал ей коробочку, которую из любопытства открывал полчаса назад.

— Там должно быть еще письмо.

Она взяла у него коробку двумя руками, открыла крышку и… То, что она увидела, удивило ее. Это был портрет набожного человека, нарисованный яркими красками на куске дерева.

— Что это?

— Какая-то икона. — Леша очень постарался, чтобы это прозвучало пренебрежительно. Он не мог перенести того, что Рома дарил такой красивый подарок. Чтобы отвлечь внимание Розалинды, он указал на крышку.

— Посмотри, там письмо приклеено внутри.

Когда она отлепила письмо, Леша встал у нее за спиной, чтобы подглядеть, что там написано. А Розалинда ничего не замечала. Она читала письмо.

И не только Леша заглядывал ей через плечо, но и госпожа Карабас. На самом видном месте в номере «советских» висел ее портрет. Она отечески улыбалась детям с этого портрета. Так же она улыбалась с портрета китайским и американским ребятам в их номерах.

А с левой стороны портрета, буквально в двух сантиметрах от улыбки, в раму был вделан «бэби-спай».

Каждый, кто хоть раз побывал за рубежом, знает, что такое «бэби-спай». Это специальное устройство, которое помещается в комнате, где спит маленький ребенок. Родители уходят и берут с собой коротковолновый приемник с диапазоном волн FM. Если ребенок заплачет, «бэби-спай» передаст его плач на расстояние один километр. И папа с мамой, которые ушли к соседям пить пиво или кофе, немедленно бегут домой перепеленовывать или кормить свое кричащее сокровище.

В этот раз «бэби-спай» подслушивал «советских». Кирпичиано не собирался их перепеленовывать. Он хотел знать про них все. И приемник с диапазоном волн FM стоял у него в диспетчерской.

Кирпичиано понимал все, потому что разговор между Лешей и Розалиндой велся на английском языке. И с каждой фразой беседа интересовала Кирпичиано все больше и больше. И не только Кирпичиано, но и двух «учебных сотрудников» Туза и Картошку, которые пришли в подсобку передохнуть перед очередным спортивно-трудовым соревнованием. «Учебные сотрудники» уставали не меньше, а порой и больше, чем основные участники.

Когда Розалинда стала читать письмо, звук исчез, и Кирпичиано включил его на всю катушку. Так что Туз и Картошка тоже слышали каждое дыхание.

Вдруг Кирпичиано увидел в вестибюле маленького Ичикаву с большим чемоданом. В полном замешательстве он бросился из-за стойки на помощь к маленькому японцу, и не только поднес его чемодан к лифту, но и в забытьи дал своему начальнику два доллара на чай.

— Этот дед, то есть пожилой старик, очень сообразительный, — подумал Ичикава. — Быстро понял тонкости дипломатической работы. Надо будет его повысить.

Кирпичиано побежал в свою диспетчерскую комнату слушать продолжение разговора. Но он так ничего и не услышал, потому что Розалинда молчала. Она в который раз перечитывала и перечитывала письмо.

Письмо, которое она читала, было таким:

Розалинда держала икону на большом расстоянии и внимательно рассматривала.

— Какая она красивая! — Розалинда чуть не расплакалась.

— Очень красивая. Это я помогал ее рисовать.

Она повернула голову в изумлении:

— Ты знаешь Рому?

— Да. Мы вместе проходили все конкурсы. Когда он все испортил, он попросил меня помочь ему рисовать.

Порой Леша сам на себя удивлялся: что же это такое, говорить неправду было для него так же естественно, как пить или есть.

Розалинда удивилась:

— Но ты же сказал, что он остался в Москве потому, что у него бабушка заболела. То есть соседка.

— Это правда, — сказал Леша. — И бабушка заболела, и экзамен он не сдал.

Таким образом он удвоил Ромины неприятности.

Розалинда внимательно рассматривала этого высокого рыжего мальчика. Она что-то стала подозревать. Она еще доверяла ему, но уже была начеку.

— Вы с Ромой вместе учитесь?

— Да. Мы в одном классе, но в разных школах.

— Что? Что?

— Я хотел сказать, что мы в разных школах. Он ходит в простую, а я в английскую спецшколу.

— Спецшкола? — подумала Розалинда и спросила:

— А кто твой отец?

— Мой отец — заместитель директора большого завода. Без него завод работать не будет. У него очень важная работа.

— А твоя мама?

— Мама у меня работает в ВЦСПС. Это объединенные профсоюзы. Как польская «Солидарность».

— Где ты живешь?

— В шестикомнатной квартире в Москве. У нас еще дача есть. Мы туда ездим, когда у меня каникулы, а у родителей отпуск. Только у моих родителей такая работа, что им все время нужно быть в Москве. Да и мне тоже.

«Все, что человек имеет, ему дал бог! — сказала бы бабушка. — А сам человек по себе ничто». В переводе на простой нерелигиозный язык это означало: «Хвались, хвались, да смотри не свались».

Этот мальчик все меньше нравился Розалинде. Она даже испытывала к нему легкое отвращение. Она взяла коробку и пошла. Но вдруг остановилась у двери. По ее лицу пробежала улыбка.

— Ты ходил к Роме домой, когда вы эту икону рисовали?

— Конечно. Он просил меня об этом.

— У него тоже шестикомнатная квартира?

— Он живет в хорошем доме, как и все советские дети в Москве.

— А что делает его мама?

— Она работает… кассиршей.

Розалинда не удержалась и хихикнула.

— Между прочим, как тебя зовут?

— Алексей. Но все меня называют Леша. Леша Измайлов.

Пожалуй, это была его единственная правда за прошедший час.

Скоро вернулась советская делегация. Иребята горохом ринулись наверх. Один Игорь Иванович расхаживал по вестибюлю. Он ожидал мистера Ичикаву, который должен был принести программу на завтрашний день.

Игорь Иванович ходил… ходил… ходил… И вдруг заметил малогабаритный приемник на стойке, перегораживающей вход в швейцарскую комнату Кирпичиано.