Рыцарь на коньках - Усачева Елена Александровна - Страница 12

– А Щукин твою розу украл, – вдруг сообщила Носова. – Я видела, как он ее в карман клал.

– Вот и пускай теперь работает принцем. – Валька встал. Ему было интересно только, когда Леха успел заскочить в туалет и забрать брошенную на раковине наклейку. Или Плотникова за стойкость к своим ударам выдала ему новую?

Он огляделся, придумывая, чем бы еще заняться в оставшиеся двадцать минут урока, и взгляд его снова упал на сидящую рядом одноклассницу.

– Ну а ты чего расселась? – грубо поинтересовался он. – Живот, что ли, болит?

– Коленку разбила, – честно призналась Носова, сдвигая куртку, наброшенную на ноги, и демонстрируя хорошую ссадину с рваными потеками крови. – Идти больно.

– Добегалась, – с радостью отметил Валька, но, увидев на Ленкиных глазах слезы, смутился. – Да ладно ты, не реви. Сейчас что-нибудь придумаем.

Где-то в области затылка у него еще звенела-билась о черепную коробку мысль, что Носову надо непременно послать на фиг. Пускай со своей коленкой разбирается сама. Он больше не принц, чтобы со всеми этими девчонками возиться. Но Ленку все равно было жалко, да и пострадала она вроде как из-за него.

С площадки донеслись крики – кто-то кому-то удачно дал пас, мяч попал в девчонок, и извечный вопрос, кто дурак, снова повис в воздухе. Самое время было увести Носову – на них никто не смотрел.

– Ладно, вставай, – решился Валька. Семь бед, один ответ – принцем он не будет, но напоследок помочь может.

– Не встану, – всхлипнула Носова, натягивая куртку обратно на колени. – Я девчонок подожду.

– Чего это? – Шейко уже протянул руку, чтобы взять Ленку за плечо. – Быстро давай, времени мало!

– Не хочу! – Ленка освободила плечо и отвернулась. – Не надо мне помогать. Иди вон к Плотниковой!

– Ты-то чего мне этой Плотниковой тычешь? – удивился Валька. – Вообще, будешь выпендриваться, по второй коленке получишь. Вставай!

– Не нужно мне принцев! – Слезы бежали по Ленкиным щекам.

– Совсем, что ли? – растерялся Шейко. – Принц-то тут при чем? Сама говорила – идти не можешь. Да и не принц я больше. Не хочу.

– Ага, – Носова сморщилась, и слезы побежали в два раза быстрее. – Если бы ты не был принцем, ты бы мне не помогал! А мне не надо, чтобы не по-настоящему!

– Слушай, хорош! – Валька тянул упирающуюся Носову за руку, но та не поддавалась. – Чего ты пургу несешь? Пошли, а то сейчас звонок будет.

– Отстань, отстань, отстань! – зашлась в истерике Ленка. – Не хочу твоей помощи, не хочу! Я сама дойду!

Носова вскочила, дернулась, но ушибленная нога подвела, и она упала на дорожку. Валька в ужасе склонился над ней, но Ленка продолжала отпихивать его руки. Наверное, они долго так боролись бы, но их возню около лавочки заметили.

Все голоса на площадке перекрыл свисток.

– Шейко! Что ты делаешь? Хулиган!

Сильная рука учительницы оторвала Вальку от Носовой.

– На что это похоже? – бушевала преподавательница. – Драться с девочками! Какой позор!

– Я не... – вяло оправдывался Шейко, но его не слушали.

– Ты посмотри, до чего ты довел Лену! Садист! – выкрикивала обвинения учительница. – Бесчувственный человек! Как тебя только земля держит?

– А чего... – пытался вклиниться в обличительный поток Валька.

– Девочки, помогите Лене! – Учительница больше на него не смотрела. – А ты, Шейко, уйди отсюда! Видеть тебя больше не хочу!

Обалдевший от таких несправедливых обвинений, Валька попытался поймать взгляд Носовой. Но Ленка спрятала лицо в ладони. Понятно, что никаких объяснений тут уже не дождешься.

Второй раз за этот злополучный урок Валька поплелся к школе. На душе у него было пасмурно.

Вроде бы все желания выполнены – он больше не принц, а значит, теперь можно спать спокойно. Но что-то его задевало. Не так он мечтал, чтобы прошла его отставка. Он хотел быть победителем, доказывать, отстаивать, убеждать всех, что он не принц. Даже собирался пару каверз учинить. Все же вокруг должны были уламывать его остаться, говорить, что не верят, что в принцах видят только его, Валю Шейко. На уговоры бы он не поддался, сложил бы корону и выполнял бы дальше роль добровольно отверженного. Роль почетную и благородную.

А тут вышло, что корону с него сбили смешки, недоверие и девичьи слезы. Вроде как он сам не справился. Это было несправедливо, поэтому Вальке хотелось еще кому-то что-то доказать, но он все медлил, понимая, что лучше больше к этой истории не возвращаться.

Верхом на заборе

Секунды весело скакали вперед, подгоняли стайки минут, те толкали кирпичики часов, из которых складывались домики дней, а те составляли города месяцев, которые сдавались без боя под натиском неумолимого времени.

Падающий снег сжал день до узкой щелочки школьных занятий, за которыми спряталась тьма. Идешь в школу – еще темно. Возвращаешься – уже темно. И вроде бы день где-то был, но остался там, за окнами, за пыльными шторами, мутными стеклами, заклеенными поблекшими снежинками.

Значит, скоро Новый год. Он приходит с запахом первого мороза, теребит, заставляет шевелиться, чтобы не замерзнуть. А там под крик, смех, скрип снега под сапогом, шварканье лезвия конька и шуршание санок время начинает бежать еще быстрее. И домики месяцев падают, как картонные коробочки.

Декабрь, декабрь, колдовское время. Вроде бы холодно – сиди дома да учись. Но блеск снега, скрип снегиря за окном, режущий горло холодный ветер и мысли, мысли – все это клубится в голове, и там уже никак не уместить формулы, законы и правила. Судьбы Каштанки, Муму и других обездоленных животных блекнут на фоне ослепительного снега. Тетрадные страницы мнутся, рвутся и теряются в запахе первых елок. Летом так не тянет на улицу, как зимой, когда хочется вырваться из душной комнаты на мороз, сунуть ноги в обледенелый конек, чтобы согреть его своим желанием движения.

Каток заливали на школьной площадке, поэтому были здесь почти все свои. Мамочки подталкивали закутанные комочки малышей, неуверенно переступали на железных ходулях дошколята.

Хоккеисты оккупировали половину поля. Они со свистом размахивают клюшками, вместе с брызгами льда визжит-летит шайба, темным ураганом хоккеисты сталкиваются в борьбе за удар. Но все равно на их территорию нет-нет да заедет какой-нибудь несмышленыш, покрутится-поюлит между бешеными фигурами, врежется в кучки сумок, заменяющие штанги.

– Катись отсюда! – возбужденно орет игрок, и из-под съехавшей на лоб шапки блеснут веселые возбужденные глаза Сереги Махина, лучшего вратаря катка.

Фигурка последний раз спотыкается на выщербленном льду и катится в свободное пространство, где мамаши, дошколята и полумрак неспешной прогулки.

Валька Шейко недовольно отметил, что сегодня на катке слишком много народа. Где-нибудь через полчаса мамаши уйдут, дошколята отправятся смотреть мультики, а вот хоккеисты останутся. Ему самому очень хотелось погонять шайбу, у него и клюшка новая была, уже опробованная в нескольких боях, отчего кончик у нее был сколот. Но в эту команду его не возьмут. Там Щукин, там хохмач Махин.

С того дурацкого дня, когда с головы Шейко свалилась корона принца, отношения с одноклассниками были, мягко говоря, прохладные. Все принцессы, как по команде, перестали обращать на него внимание. У них больше ничего не ломалось, не рвалось и не гнулось, никто не звал его на занятия. Видимо, драконы им не угрожали, злые колдуны не пытались наслать порчу, а Баба-яга облетала их школу стороной.

Щукин тоже больше не суетился, не сыпал гениальными идеями. Он даже как будто немного успокоился насчет Плотниковой. По крайней мере, задевать ее стал меньше. А однажды в корзине мужского туалета Валька заметил что-то знакомо-красное. Он стукнул ногой по ведру, оно опрокинулось, и из него вывалилась мятая наклейка. Как вы сами понимаете, это была красная роза. Почему-то вдруг стало грустно, словно Валька что-то упустил. Что-то очень-очень важное. Не розу, конечно, а что-то гораздо важнее.