Лорд-Чародей - Уотт-Эванс Лоуренс - Страница 11

Крушила и сейчас не был до конца в этом уверен. Однако узнав, что избран на эту роль леррами, а не каким-то случайным доброхотом, он решил оставить свои сомнения при себе.

4

Час спустя Крушила, несмотря на прохладу, истекал потом и едва держался на ногах от усталости. Он вовсе не был уверен в своих способностях, хотя старик продолжал его хвалить. Воин, не говоря ни слова и не спрашивая разрешения, взял меч из рук Крушилы и вложил его в ножны. Затем он вручил молодому человеку ивовый прут. По части вооружения они теперь сравнялись.

Лерр ивового прута оказался теплым, зеленым и мягким. Он совсем не был похож на своего собрата из меча. Однако прут прекрасно лег в руку и имел нужную длину.

Затем старик продемонстрировал такие трюки с палкой, которые Крушила наверняка посчитал бы невозможными, если бы не увидел собственными глазами. Движения Воина, быстрые и точные, напоминали работу рук арфиста, выдающего ритм какого-то сумасшедшего танца. За доли секунды он мог поразить любую часть тела своего юного противника, как бы тот ни старался парировать удар или увернуться.

Крушила отчаянно размахивал своим прутом, но никакой пользы это ему не приносило.

Через час работы с прутом Крушила был без сил. Он устал так, словно целый день таскал в гору мешки с ячменем.

Лучший в мире воин внимательно посмотрел на него, кивнул и произнес:

— Очень неплохо. Приходи сюда завтра, и мы еще немного поработаем.

Сказав это, он повернулся и отправился в дом Старшей жрицы. Утративший дар речи Крушила посмотрел ему в спину, сердито отшвырнул прут и, обойдя дом, двинулся к сельской площади. На ходу он вытер пот со лба и растер себе грудь слева, куда неоднократно тыкал палкой лучший в мире воин.

— Крушила, — послышался знакомый голос.

Обернувшись, он увидел свою сестру Арфу. Девушка стояла в проходе между домом Старшей жрицы и одним из сельских капищ. Интересно, о чем сестрица хочет попросить лерров, подумал он, но тут же вспомнил, что проход этот является кратчайшим путем к дому кузнеца, в котором обитал и младший сын старика. Сына звали Копченый — он был большим другом Арфы и, возможно, ее будущим мужем. Так что сестрица скорее всего ходила в дом кузнеца, а не беседовала со жрицей или клянчила что-нибудь у лерров.

— Привет, Арфа, — сказал Крушила.

— Домой идешь?

— Да. А ты?

Арфа, не удостоив брата ответом, зашагала с ним рядом по извилистому проходу.

День выдался прекрасный. Легкий ветерок шевелил листву, только-только начинавшую обретать красный, коричневый и золотистый цвета. Темно-синее небо казалось высоченной аркой, соединяющей павильон на вершине холма с далекими утесами на востоке. Раскинувшиеся у подножия склона поля были темными, и по ним, собирая оставшиеся в земле зерна ячменя, бродили ребятишки. Ряд деревьев за дальним полем скрывал пристани и реку, служившую внешней границей поселения Безумный Дуб и всего принадлежащего семье Крушилы мира.

Прекрасная погода и общество Арфы быстро улучшили его настроение, а вид горного кряжа, указав Крушиле его место в Безумном Дубе, одновременно напомнил о том, что мир его может существенно расшириться, если он все же станет одним из Избранных.

— Итак, — начала Арфа, когда они прошли площадь, — ты серьезно?

— О чем ты?

Спрашивать не было никакой необходимости, но ему почему-то захотелось услышать ответ сестры.

— О твоем намерении стать Избранным Воином.

Прежде чем ответить, Крушила машинально потер синяк на груди.

— Пока не знаю, — сказал он, когда они проходили мимо соседского дома. — Вначале мне казалось, что хочу, но с тех пор я уже несколько раз менял свое мнение.

— Да, это серьезное решение, — согласилась Арфа.

Крушила в ответ лишь кивнул.

Перед домом они остановились и некоторое время постояли молча, словно выражая этим взаимное согласие. Первым нарушил молчание Крушила.

— Я не хочу всю жизнь выращивать ячмень, — сказал он. — У меня нет желания оставаться мальчишкой, который все крушит и ломает.

— Последнее вовсе не обязательно, — возразила сестра. — Когда я была маленькой, меня все звали Проливашкой. Все считали, что я, как и мама, стану женой крестьянина и всю свою жизнь буду растить бобы и рожать детей, мариновать овощи, обшивать семью и стряпать еду.

— А ты полагаешь, что все будет не так? Выйдя замуж за Копченого, ты начнешь растить ячмень и бобы, мариновать овощи и пестовать детишек.

— Вполне возможно… Но скажи, когда меня в последний раз называли Проливашкой? — с улыбкой спросила она.

— Ну это же совсем другое. Ты играешь на арфе с тех пор, как… с тех пор, как…

— С тех пор, как тебе было всего шесть. То есть с десяти лет, — закончила Арфа. — Я играю уже тринадцать лет. И в последний раз меня назвали Проливашкой, когда мне было двенадцать.

— Мне, пожалуй, поздновато заняться чем-то столь же высоким. Кроме того, я не отличаюсь музыкальным слухом.

— Ты никогда не пробовал.

— Никогда не хотел.

— И теперь ты возжелал помахать мечом?

— Нет. Я… Как тебе сказать… — Юноша нахмурился, вспомнив холодную ярость клинка. Вспомнил он и страшную усталость, овладевшую им после часового размахивания ивовым прутом. — Ну, короче, не знаю.

— Эррен, скажи мне, что ты знаешь, — сказал Арфа. — Чего ты хочешь? Меня не интересует то, чего ты не хочешь. Мне надо знать, чего тебе хочется.

Крушила страшно изумился, что она, нарушив запрет, произнесла часть его подлинного имени. Этим Арфа, видимо, хотела подчеркнуть серьезность вопроса.

Он не сразу сумел собраться мыслями. Однако часть его имени, произнесенная вслух, видимо, помогла, и он сказал:

— Я хочу стать частью чего-то большего, чем наш Безумный Дуб. Я хочу видеть то, что находится за пределами нашего поселения. Иногда мне кажется, что я здесь взаперти, что угодил в ловушку между рекой и горным кряжем. У меня такое ощущение, что лерры удерживают меня здесь вопреки моей воле и что я должен бежать. Но я не хочу подобно сбившемуся с пути истинного чародею бесцельно слоняться по Барокану. Мои корни здесь. Я это знаю, и об этом говорит мое подлинное имя. Я хочу оставаться здесь, но в то же время я желаю видеть нечто большее и стать, чем-то большим. Мне хочется увидеть океан, Среднеземье и соленые болота. Я хочу подняться на Восточные Утесы, чтобы увидеть, насколько они высоки. При этом я не хочу быть там чужаком. Я должен повсюду стать своим человеком — таким, как здесь, в Безумном Дубе. Я хочу играть более важную роль, хочу занять в мире какое-то заметное место. Безумный Дуб для меня слишком тесен. Я вижу, что Шутник, Кривонос — да и все остальные — прекрасно себя здесь чувствуют и не хотят для себя ничего иного. Но я хочу. Не знаю только, чего именно.

— Просто чего-то большего, да?

— Да. А что может быть интереснее, чем роль одного из Избранных? Я буду принадлежать всему Барокану, а не только Безумному Дубу или Долгой Долине.

— Значит, ты поэтому согласился стать Избранным Воином?

— Да. Но затем возникла проблема убийства. Мечи куются для убийства. Мне уже довелось держать в руках меч, и я чувствовал, какой он холодный, как жаждет крови, как готов убивать. Он совсем не похож на стрелы охотника. При охоте лерры жертвы добровольно сдаются, чтобы обеспечить нам пропитание, меч же забирает жизнь независимо от того, хотят ее отдавать или нет, и это меня немного пугает. Я не хочу никого убивать. Но если я не готов использовать меч по назначению, то чего я добьюсь, став Избранным? Ведь Избранные для того и существуют, чтобы убивать Лордов-Чародеев. А это, в свою очередь, означает, что они бесполезны — вот уже много-много лет они ничего не делают.

— Но они приступят к действию, как только появится новый Темный Лорд.

— Этого никогда не произойдет.

— Только потому, что существуют Избранные. Это — то же самое, что некоторые жрецы в других поселениях, о которых ты, наверное, слышал. Они молятся, приносят жертвы и совершают другие обряды, чтобы не позволить леррам вредить людям, похищать детей или делать земли бесплодными. Если бы не жрецы, многие поселения обезлюдели бы, превратившись в лесную глушь. Не будь Избранных, Лорд-Чародей мог бы мгновенно превратиться в злодея, и никто бы не сумел ему помешать.