Скульпторша - Уолтерс Майнет - Страница 8

Раны на головах обеих жертв были получены от удара (или ударов) тупым твердым предметом. Удары были нанесены до момента наступления смерти и не стали ее причиной. В настоящее время нет заключения судебной экспертизы, которая доказала бы, что орудием преступника являлась именно скалка, но нет и доказательств того, что это был другой предмет. В обоих случаях смерть наступила в результате повреждения сонной артерии, что происходило во время отделения голов от туловища. Обследование топора выявило значительное количество ржавчины на лезвии под пятнами крови. Вполне вероятно, что топор был тупым, когда его использовали для расчленения тел. Значительные повреждения тканей вокруг разрезов на шее и туловище Эмбер Мартин указывают на то, что сначала был использован топор (3 или 4 удара), прежде чем преступник перешел к кухонному разделочному ножу с тем, чтобы перерезать горло. Вряд ли она приходила в сознание. Однако в случае с миссис Гвен Мартин повреждения на руках и предплечьях, нанесенные до момента наступления смерти, свидетельствуют о том, что она находилась в сознании и пыталась обороняться. Две раны в области шеи доказывают, что горло было перерезано только с третьей попытки. Все увечья были нанесены преступником с удивительной жестокостью.

Роз внимательно прочитала все страницы, отложила их на стол рядом с собой и уставилась куда-то в середину комнаты. Внезапно ей почему-то стало зябко. Потянулась к топору Олив Мартин, крошка наша… Господи! Понятно теперь, почему мистер Крю упорно называл ее психопаткой. Три или четыре раза она ударила Эмбер тупым топором, а та все еще оставалась в живых! В горле стало горько от подступившей желчи, Роз затошнило, она закашлялась. «Надо немедленно прекратить думать обо всем этом», — мысленно приказала она себе.

Но, конечно, у нее ничего не получилось. Приглушенные удары металла по мягкой плоти отчетливо звучали в ее мозгу. Как темно, как мрачно в этой квартире! Роз резко протянула руку и зажгла настольную лампу. Но ее бледный свет не смог рассеять живые картины, которые рисовало ее воображение, жуткие видения сумасшедшей женщины, обезумевшей от вида крови. И еще эти трупы.

Насколько далеко она зашла в своем обещании написать книгу? Подписывала ли она какие-нибудь договоры? Может быть, получила аванс? Роз не могла этого припомнить, и тогда ее охватила самая настоящая паника. Она жила в каком-то сумеречном мире, где так мало вещей имели значение, что один день сменялся другим, и происходило это, по большей части, незаметно. Роз вскочила с кресла и нервно зашагала по комнате, ругая Айрис за то, что та все-таки заставила ее взяться за это дело, потом саму себя за собственное безумие, и, наконец, мистера Крю за то, что он не прислал ей заявление Олив сразу же, как только она попросила его об этом в своем письме.

Она схватила трубку и быстро набрала номер Айрис.

— Послушай, я еще не подписывала никакие договора по поводу книги об Олив Мартин? Почему меня это интересует? Да потому, что я не смогу ее написать, вот почему. Эта женщина меня напугала так, что мне страшно идти к ней на свидание во второй раз.

— А мне почему-то показалось, что она тебе понравилась, — спокойно заявила Айрис. Было слышно, что она что-то жует.

Роз даже не обратила внимание на это замечание.

— Я получила ее заявление и отчет патологоанатома. Или, по крайней мере, его заключение. Мне надо было начать с того, что прочитать эти материалы. Я не собираюсь дальше работать над этой темой. Я не буду прославлять Олив, описывая кошмары, которые она совершила. Боже мой, Айрис, ведь и мать, и сестра были еще живы, когда она отрезала у них головы! Ее несчастная мать пыталась увернуться от топора. Меня начинает тошнить, как только я задумываюсь над этим.

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Ничего не пиши.

Роз подозрительно прищурилась.

— А я-то думала, что ты, по крайней мере, начнешь шуметь.

— А зачем? В своем бизнесе я сумела выяснить одно: нельзя заставить человека писать. Вернее, тут требуется пояснение. Заставить, конечно, можно, если проявить настойчивость и умение манипулировать людьми, но результат всякий раз оказывается ниже всякой критики. — Роз услышала, как Айрис наливает себе что-то выпить. — Как бы там ни было, Дженни Атертон сегодня утром прислала мне десять первых глав своей будущей книги. В общем, у нее получается неплохо. Речь идет об опасности низкой самооценки, присущей многим. В частности, там говорится и о том, что ожирение может заставить человека потерять уверенность в себе и стать настоящим калекой. Дженни откопала золотую мину. У нее уже есть несколько бывших теле- и кинозвезд, которых, после того как они растолстели, уже не приглашают сниматься. Конечно, все это достаточно безвкусно, как и все произведения Дженни, но продаваться такая книга, безусловно, будет. Думаю, что тебе придется теперь переслать ей все то, что ты успела собрать об Олив. Пример Мартин будет прекрасным завершением в этой книге. Как ты считаешь? Особенно в том случае, если нам удастся раздобыть ее фотографию в тюремной камере.

— Ничего не выйдет.

— Ты имеешь в виду фотографию? А жаль.

— Я имею в виду то, что я хоть что-то перешлю Дженни Атертон. Честно говоря, Айрис, — Роз начала беситься, — у меня для тебя даже слов не находится. Создается впечатление, что ты работаешь на какую-то бульварную газету. Ты почему-то думаешь, что имеешь право эксплуатировать любого человека, пока он приносит тебе деньги. Так вот, Дженни Атертон — это последняя личность, которую мне хотелось бы увидеть рядом с Олив Мартин.

— Я тебя не понимаю. — Теперь Айрис принялась что-то увлеченно жевать. — То есть, если ты сама не хочешь писать о ней и даже не собираешься ее больше навещать, потому что тебе от ее присутствия становится плохо, зачем придираться к другим? Почему ты не хочешь дать Дженни шанс попробовать свои силы?

— Тут дело в принципе.

— Извини, старуха, но сейчас ты мне больше напоминаешь собаку на сене. Послушай, у меня сейчас нет времени просто так болтать с тобой по телефону. У нас люди. Только, по крайней мере, скажи мне, что тема Олив теперь свободна. Дженни может начать и с нуля. Кстати, ты ведь и не так уж много информации успела собрать о ней, верно?

— Я уже передумала, — заворчала Роз. — Я сама все сделаю. Пока. — И она швырнула трубку на рычаг.

На другом конце провода счастливая Айрис лукаво подмигнула своему мужу.

— А ты еще обвинял меня в том, что я о них не пекусь, — замурлыкала она. — Ну, кто бы еще о ней так позаботился?

— Наверное, хороший ремень и порка, — ядовито заметил Джерри Филдинг.

Роз еще раз перечитала заявление Олив. Мои взаимоотношения с матерью и сестрой никогда не были близкими. Она достала магнитофон и перемотала пленку до нужного места, после чего включила кнопку воспроизведения.

— …настоящее имя Эмбер было Элисон. А я называла ее Эмбер только потому, что в возрасте двух лет еще не могла произносить то ли звук «л», то ли «с». Но ее это вполне устраивало. У нее были чудесные волосы цвета меда, и когда она выросла, то откликалась только на «Эмбер», полностью игнорируя свое настоящее имя…

Само по себе это признание, конечно, ничего не значило. Никто не утверждал, будто психопаты не способны притворяться и врать. Скорее, наоборот, если задуматься. Но в голосе Олив звучала теплота, когда она говорила о сестре, та нежность, которую у любого другого человека Роз приняла бы за любовь. И почему Олив ничего не сказала ей о ссоре и драке с матерью? Странно, очень странно. Ведь это в какой-то степени могло оправдать ее действия в тот страшный день.

Тюремный священник, не подозревавший, что за ним крадется Олив, вздрогнул в тот момент, когда тяжелая рука опустилась ему на плечо. Уже не в первый раз она подходила к нему сзади, и теперь он опять удивился тому, как же ей это удавалось. Обычно ее шаркающая походка доставляла ему немало страданий, и священник крепко стискивал зубы, едва заслышав, что приближается Олив Мартин. Теперь он быстро собрался с духом и даже дружелюбно улыбнулся.