Скульпторша - Уолтерс Майнет - Страница 19

Он вынул из ванны пробку и стянул с крючка полотенце.

— Так оно и есть.

— Но ты же сам сказал, что ключ.

— Прощайте, мисс Лей. — Он растопырил пальцы и толкнул рукой дверь, как бы подгоняя гостью к выходу.

Ей не надо было садиться за руль. Эта мысль не давала ей покоя всю обратную дорогу, стуча по мозгам, как самая настоящая мигрень, в отчаянии напоминая Роз, что инстинкт самосохранения все же был первейшим в природе. Но Хэл оказался прав. Она была его пленницей, и желание уехать оказалось слишком сильным. «Как же это просто, — думала она. — Просто, очень просто, очень просто». Свет фонарей превращался из маленьких отдаленных точек в сияющие белые солнца, мелькающие и ослепляющие, словно манящие к себе, к этому переливчатому свету. Это стремление повернуть руль в сторону света становилось невыносимым. Каким безболезненным будет этот переход в момент ослепления, и какой яркой — вечность! Так просто… так просто… так просто…

ГЛАВА 5

Олив достала из пачки сигарету и жадно закурила.

— Вы опоздали. Я боялась, что вы вообще не придете. — Она втянула в легкие дым. — Я чуть не умерла, так мне хотелось курить! — Ее руки и сорочка были перепачканы чем-то напоминающим серую глину.

— Разве вам здесь не разрешают курить?

— Ровно столько, сколько вы сможете купить на заработанные деньги. У меня сигареты кончаются раньше, чем заканчивается неделя. — Она тщательно потерла ладони, и на стол посыпались серые хлопья.

— Что это? — удивилась Роз.

— Глина. — Олив не стала вынимать сигарету изо рта и принялась убирать такие же крошки с груди. — А почему, как вы думаете, меня прозвали Скульпторшей?

Роз чуть было не ляпнула нечто бестактное, но вовремя передумала.

— И что же вы лепите?

— Людей.

— Каких людей? Воображаемых или ваших знакомых?

— И тех и других, — ответила Олив после секундного колебания. Она молча выдержала взгляд Роз и добавила. — Я вас тоже слепила.

Роз удивленно смотрела на свою собеседницу.

— Что ж, надеюсь только, что вы не будете втыкать в эту фигурку булавки. — Журналистка едва заметно улыбнулась. — Судя по тому, как я себя сегодня чувствую, кто-то этим уже активно занялся.

Глаза Олив слегка озарились любопытством. Она оставила в покое глиняные хлопья и пристально посмотрела на Роз.

— Что с вами стряслось?

Роз провела выходные дома, в настоящем заточении, анализируя снова и снова свое положение, пока мозги ее не расплавились.

— Ничего. Просто болит голова.

И это тоже было правдой. Ситуация не менялась. Она так и оставалась пленницей.

Теперь Олив таращилась на сигаретный дым.

— Вы передумали насчет книги?

— Нет.

— Тогда врубайте.

Роз включила магнитофон.

— Вторая беседа с Олив Мартин. Девятнадцатое апреля, понедельник. Олив, расскажите мне о сержанте Хоксли, том самом полицейском, который вас арестовал. Вы успели с ним познакомиться? Как он с вами обращался?

Если громадная женщина и удивилась, услышав такой вопрос, она не подала виду. Она молчала несколько секунд, после чего заговорила:

— Это такой, темноволосый, да? Хэл, мне помнится, его называли Хэл.

Роз кивнула.

— Нормальный человек.

— Он не запугивал тебя?

— Он вел себя нормально. — Она глубоко затянулась и внимательно посмотрела на журналистку. — Вы с ним разговаривали?

— Да.

— Он говорил вам, что его вырвало, как только он увидел тела? — Голос ее повысился. Что это? «Неужели ее позабавило такое поведение полицейского?» — размышляла Роз. Но ничего забавного тут не было.

— Нет. — Она покачала головой. — Ничего такого он мне не говорил.

— Да и не только он один. — Олив немного помолчала. — Я предложила им выпить чаю, но чайник находился на кухне. — Она перевела взгляд на потолок, понимая, очевидно, что сказала сейчас нечто бестактное. — В общем, он мне понравился. Он был единственным, кто разговаривал со мной. Наверное, я просто онемела и оглохла в отношении интереса, который ко мне проявляли все остальные. В полицейском участке он даже угостил меня бутербродом. Он вел себя нормально.

Роз кивнула.

— Расскажите мне, что произошло.

Олив взяла еще одну сигарету и прикурила ее от бычка.

— Они меня арестовали.

— Нет. До этого момента.

— Я позвонила в полицейский участок, назвала свой адрес и добавила, что тела находятся на кухне.

— А еще раньше?

Олив замолчала.

Роз решила подойти с другой стороны.

— Девятого сентября восемьдесят седьмого года была среда. Исходя из твоего заявления, ты убила и расчленила Эмбер и мать утром. — Роз не сводила глаз с собеседницы. — Неужели никто из соседей ничего не слышал и не пришел к вам, чтобы узнать, что случилось?

В лице Олив что-то изменилось. Так, едва заметно дернулся уголок глаза. Легкий тик, почти неуловимый в складках жира.

— Это мужчина, да? — тихо спросила Олив.

— В каком смысле? — непонимающе отозвалась Роз.

Между раздутыми веками из глаз Олив словно полилось сострадание.

— Пожалуй, это одно из немногих преимуществ, которые получаешь, находясь здесь. Ни один мужчина уже не в состоянии доставить тебе неприятности и превратить твою жизнь в сплошное несчастье. Конечно, они немного раздражают, когда начинаешь думать о том, что все эти мужья и поклонники продолжают спокойно жить на свободе. Но зато ты при этом освобождаешься от мук ежедневного общения. — Она сложила губы трубочкой, будто что-то вспоминая. — Видите ли, я всегда завидовала монахиням. Когда тебе не надо ни с кем состязаться, жизнь становится легче.

Роз поиграла карандашом. «Однако, Олив чересчур умна, чтобы обсуждать роль мужчины в своей собственной жизни, — задумалась она. — Если допустить, конечно, что такой вообще существовал». А говорила ли она правду про аборт?

— Но зато она не такая интересная. Вы не получите никакого вознаграждения.

С другой стороны стола послушался какой-то странный шум.

— Некоторое вознаграждение вас все же ожидает, — возразила Олив. — Знаете, какое было любимое высказывание моего отца? «Игра не стоит свеч». Он сводил этими словами с ума мою мать. Но в вашем случае эта поговорка оказалась права. Кто бы он ни был, он не приносит вам счастья.

Роз нарисовала в блокноте толстого ангелочка внутри воздушного шара. Может быть, аборт был просто фантазией, извращенной формой связи в мозгу Олив с нежеланным сыном Эмбер? В комнате наступила тишина. Роз дорисовала ангелочку улыбку и заговорила, даже не подумав, что она сейчас скажет:

— Не «кто», а «что». Именно «что». Дело в том, что я хочу, а не кого я хочу. — Она тут же пожалела о том, что вообще поддержала этот разговор. — Впрочем, это не столь важно.

И снова никакого ответа не последовало, и Роз это молчание Олив показалось тягостным. Это напоминало игру в ожидание, ловушку, выставленную Олив и выманивающую Роз на откровенную беседу. И что потом? Неловкость, смущение и робкие извинения?

Она опустила голову.

— Давайте вернемся к тому дню, когда были совершены убийства, — предложила она.

Неожиданно мясистая рука накрыла ее ладонь и нежно погладила пальцы.

— Мне известно, что такое отчаяние. Я часто испытывала его. Если вы станете держать его в себе, оно начнет пожирать вас, как раковая опухоль.

В прикосновении Олив не чувствовалось никакой навязчивости. Это было выражение дружбы, поддержки и бескорыстия. Роз признательно сжала теплые пальцы и убрала руку со стола. «Это вовсе не отчаяние, — хотелось сказать ей сейчас. — Просто я много работаю, и поэтому устала».

— Мне хочется сделать то, что когда-то сделали вы, — ровным голосом произнесла журналистка. — Убить кого-нибудь.

И снова в комнате стало тихо. Это утверждение в первую очередь потрясло саму Роз. «Не надо было произносить такое вслух», — тут же отругала она себя.

— Почему нет? Это ведь правда.