Ужасы - Хёртер Дэвид - Страница 30

Тишина.

Ренни вышел из ванной и подошел к входной двери. Глянул через стекло. Машина Вернона стояла на прежнем месте.

— Ты где, мистер Свиновод? — спросил Ренни в стекло, брови его сдвинулись к переносице, глаза сощурились. — Еще здесь? Пытаешься украсть мою свинью?

Ренни вернулся в кухню. Глянул в окно на птичий двор. Вернона Виа там не было. Ренни взял дробовик, который держал у двери, и толкнул сетку. Он никогда не пользовался дробовиком, разве только чтобы лис отпугнуть. Дробовик пугал, это точно, от грохота закладывало уши, и сразу становилось понятно, что хозяин не шутит.

Ренни спустился с крыльца. Сетка хлопнула у него за спиной.

И тут же он увидел Вернона Виа. Свиновод валялся в зарослях букса, наружу торчали только ноги, обутые в мокасины. Ренни чуть не засмеялся, потому что вспомнил о Злой Ведьме с Востока, которую прихлопнул фермерский дом Дороти,[42] а в голове у него мелькнуло: как это никто не снял с этого умника дурацкие тапки с кисточками? Но Ренни так и не засмеялся. На мокасинах свиновода он увидел кровь.

Огонь, который полыхал в глазах Ренни, превратился в лед. Он отложил дробовик в сторону и опустился на колени на мокрую траву. Ухватил один мокасин и потряс.

— Эй, Верной Виа, ты что, споткнулся?

Тот не отвечал. И не двигался. Ренни ухватил свиновода за щиколотки и вытащил из зарослей букса. От лица Вернона почти ничего не осталось, только один глаз, кусочек хряща в том месте, где был нос, да ошметки щеки. Остальное — красное месиво, скорее напоминающее гамбургер, чем человеческое лицо.

Ренни взвизгнул, отшатнулся назад и плюхнулся на зад. Он вдавил ладони в глаза, но жуткая картина никуда не исчезла.

Рядом послышалось какое-то хлюпанье, Ренни огляделся и увидел Пинки, который слизывал с подгрудка кровь.

— Ох, — выдохнул Ренни, язык его превратился в распухший кусок мяса. — Что ты наделал, Пинки? Что ты со мной сделал?

Ренни распилил бензопилой свиновода на куски и зарыл их в кучи земли, которые приготовил для поздних тыкв и кабачков. Потом надел зимние перчатки, укрыл водительское сиденье мешком для мусора и откатил машину Вернона вниз по подъездной дороге. Он оставил ее на обочине шоссе и протрусил полмили обратно к дому. Пинки тоже хотел поехать, даже настаивал, но Ренни прицельным ударом ноги отогнал хряка и захлопнул дверцу машины.

Это все, что он мог сделать, чтобы не выворотить только что съеденный ланч на сиденье в машине свиновода.

Вернувшись домой, Ренни выпил три чашки кофе и начал ходить из угла в угол. Он посмотрел на телефон — только бы тот не зазвонил! Телефон не зазвонил. Пинки устроился возле кухонного стола и выгрызал репей из копыт.

Ренни не мог смотреть на хряка. Хряк убил Вернона Виа. Почему он это сделал? Возненавидел свиновода за то, что тот хотел увезти его с собой? Ренни не решился спросить Пинки, в этот раз он боялся, что хряк зашевелит своими резиновыми губами и ответит. Пинки перестал выгрызать репей и принялся вылизывать яйца. От этой картины Ренни стало не по себе, и он ушел в гостиную смотреть новости.

Когда пришло время ложиться спать, внезапно разразилась гроза. Ренни поднялся на второй этаж в спальню и, переодевшись в хлопчатобумажный спортивный костюм, стоял у окна и вглядывался сквозь стекающие по стеклу потоки воды в конец двора, туда, где был огород. Ничего, темнота и редкие вспышки молний. Потом он разглядел полосы грядок. Достаточно ли глубоко он закопал останки Вернона в кабачковые кучи? А вдруг вода вымоет их на поверхность? Или Пинки начнет их откапывать?

Зазвонил телефон.

Ренни дернулся и уставился на аппарат на ночном столике. Еще звонок. И еще. Ренни подошел к столику и снял трубку. Она чуть не выпрыгнула у него из рук.

— Да?

— Ренни? — Это была его сестра. Вдруг она уже слышала о пропавшем свиноводе?

— Ну?

— Сегодня твой день рождения, — сказала Регина. — Я подумала, надо позвонить, поздравить.

— Сегодня? — Ренни напряг мозги. Да, так и есть. Сегодня ему тридцать семь. И как это он забыл? Но в то же время почему он должен был вспомнить? Он ведь не учил Пинки читать календарь.

— Ты забыл о своем дне рождения? — Регина успела приобрести гнусавый виргинский акцент. Она была счастлива оттого, что больше не имеет ничего общего ни с деревней, ни с фермой. — Ты что, так сильно занят?

— Да, — Ренни переступил с ноги на ногу, — но спасибо, что позвонила.

— Так, значит, ты никак не отмечаешь? Ничего такого, ну не знаю, необычного, свежего для разнообразия, хоть раз в жизни?

— Нет. — Вот разве что Пинки убил человека и сожрал его лицо. Можно сказать, это необычно и свежо.

— Когда ты ко мне приедешь?

Это был риторический вопрос, и Ренни знал это. И Регина знала, что Ренни знает, так что спрашивать можно было спокойно. Но она почему-то считала, что задавать такие вот вопросы — ее сестринский долг.

— Не знаю. У меня куры, ограждения, урожай. Ну, ты знаешь. Да еще тут гроза, так что лучше давай заканчивать. Не хочу, чтобы меня шибануло через провода.

— Конечно. Ладно, желаю весело провести вечер. Пока.

— Спасибо.

Ренни повесил трубку и скрестил руки на груди. Потеребил пальцами протертую ткань на локтях свитера. Удар грома тряхнул дом. Он запер Пинки в сарае, но хряк уже пробирался в дом до этого. Понятно, при желании он может выбраться из сарая.

Ренни спустился вниз. Через дверь на кухне посмотрел на птичий двор и стоящий за ним сарай Пинки. Дверь все еще закрыта, висячий замок на месте. Косой дождь прибивал траву к земле.

Ладно, ладно, все нормально, подумал Ренни. Он сел за кухонный стол и крутанул солонку. Потом положил голову на руки и постарался не думать о мертвом теле, об останках, которые теперь удобряют землю для тыкв и кабачков.

Проснулся он внезапно. За окном было светло, дождь перестал. Руки затекли, на щеках остались следы от смятых рукавов. Пластмассовые часы на стене в форме заварного чайника показывали восемь сорок семь. Ренни почесал шею, медленно встал и размял затекшие ноги. Он проспал, а Пинки не позвонил в колокольчик.

Но хряк был в доме. Ренни слышал, как тот, пытаясь взобраться на большое кресло с откидной спинкой, ритмично стучит своим закрученным в спираль хвостом по кофейному столику и хрюкает от напряжения.

— Пинки? — позвал Ренни.

В горле у него пересохло, сердце неприятно заколотилось в груди. Ренни хотел, чтобы хряк знал, что он идет к нему. Ему не хотелось застать животное врасплох. Пинки это могло не понравиться.

Хряк сидел в кресле, спинка кресла была опущена… как он смог ее опустить… пасть хряка растянулась в подобии улыбки, обнажив два ряда мелких и острых зубов.

— Как ты открыл сарай, Пинки? — спросил Ренни и отодвинул кофейный столик на место. — Я тебя этому не учил. Как ты выбрался из сарая и попал в дом?

Пинки поудобнее устроился в кресле. В его немигающих глазках, сфокусированных на Ренни, отражался свет из окна, отчего они казались потухшими и белыми.

Ренни нервно сглотнул:

— Чего ты хочешь, Пинки?

Но Ренни уже знал. Как только он это понял, он отшатнулся назад, челюсть щелкнула и отвисла.

— Ты хотел поехать с Верноном Виа? Ты злишься, потому что я не позволил тебе уехать?

Толстый волосатый язык хряка высунулся из пасти и сразу исчез.

— Это значит — да?

Язык снова высунулся и исчез.

— Ты хочешь жить у этих… из этой… как ее там… Ассоциации свиноводов, чтобы они тебя спаривали?

Розовый "дружок" Пинки пару раз выглянул наружу, отсвечивая тем же белым светом, что и его глаза.

— О господи, Пинки.

Пинки моргнул.

— Но ты и я, мы — холостяки. У тебя никого нет, и у меня тоже никого нет.

Хряк вытянул шею и уставился в потолок. Потом пернул.

Зазвонил телефон.

Ренни вернулся в кухню и снял трубку с настенного телефона. Сердце колотилось о ребра.

— Да, — выдавил Ренни.