Паутина Шарлотты - Уайт Элвин Брукс - Страница 6

— Семь, — ответила гусыня.

— Здорово! — воскликнула Шарлотта. — Семь — счастливое число.

— Удача тут ни при чём, — возразила гусыня. — Всё дело в упорном труде и порядке.

Тут из своего укрытия под лоханкой Уилбура высунул нос Темплтон. Он взглянул на Ферн, а потом стал осторожно подкрадываться к гусыне, держась поближе к стенке. Все следили за ним, потому что его недолюбливали и не доверяли ему.

— Смотрите, — начал он резким голосом, — ты говоришь, что у тебя семь гусят, а ведь было восемь яичек. Что стало с восьмым? Почему из него не вылупился гусёнок?

— Наверно, в нём не было гусёнка, — предположила гусыня.

— Что ты собираешься с ним делать? — спросил Темплтон, уставясь на гусыню глазками-бусинками.

— Можешь взять его себе, — ответила гусыня. — Можешь добавить его к своей коллекции мерзостей. (У Темплтона была привычка подбирать во дворе что ни попадется и хранить это у себя дома. А подбирал он только всякую дрянь и хлам).

— Бери-бери-бери, — сказал гусак. — Кати яйцо. Только слушай, Темплтон, если ты-ты-ты-ты тут-тут-тут-тут сунешь к гусятам свою крысиную голову, я тебя, га-га-га-дина, крыльями измолочу!

Тут он распахнул свои мощные крылья и стал бить ими воздух, чтобы показать, какая в них сила. Гусь был сильный и бравый, но, сказать по правде, и ему и гусыне от присутствия Темплтона стало не по себе. Опасались они вполне резонно: ведь у крысы не было ни чести, ни совести, ни милости, ни жалости, ни дружеских чувств, ни вообще ничего возвышенного. Темплтон был способен убить гусёнка, если бы только знал, что такое сойдёт ему с лап. Все это понимали.

Широким клювом гусыня вытолкнула бесплодное яйцо из гнезда, и всё общество с отвращением смотрело, как мистер-крыс покатил его к себе. Даже Уилбур, который ел почти всё, отпрянул в ужасе: можно ли вообразить себе, чтобы кому-нибудь захотелось съесть тухлое гусиное яйцо!

— Крыса — это крыса, что с неё взять, — сказала Шарлотта и рассмеялась тоненьким звенящим смешком. — Только помните, друзья мои, если это яйцо разобьётся, мы здесь в хлеву не выдержим.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Уилбур.

— Что никто не сможет усидеть здесь из-за вони, потому что тухлое яйцо — это бомба-вонючка.

— Я не стану его разбивать, — проворчал Темплтон. — Я знаю, что делаю — я всё время занимаюсь такими вещами.

Он исчез в туннеле, подталкивая яйцо перед собой, пока не закатил его в свою нору под лоханью.

Днём, когда ветер уснул, а во дворе стало тихо и тепло, серая гусыня вывела семерых гусят в большой мир. Закерман заметил их, когда нёс обед Уилбуру.

— Привет, ребятки, — сказал он, широко улыбаясь. — Сколько тут вас — смотри-ка: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Семь гусят! Вот это да!

Глава VII

ДУРНЫЕ ВЕСТИ

С каждым днём Шарлотта всё больше нравилась Уилбуру. Её война с насекомыми была, как оказалось, разумной и полезной. Никто ведь на целой ферме не замолвил бы за мух доброго слова: они вечно всем досаждали. Коровы их ненавидели, а лошади — презирали, овцы же испытывали омерзение. Даже мистер и миссис Закерман постоянно на них жаловались и завешивали окна сетками.

Уилбура восхищало, как Шарлотта справлялась с делами, и особенно, что она усыпляла свою жертву перед тем, как съесть.

— Ты такая предупредительная, — сказал он ей.

— Да, — отвечала она милым музыкальным голоском, — я всегда даю им обезболивающее: это небольшая дополнительная услуга.

Шло время, и Уилбур подрастал. Теперь его основательно кормили три раза в день. Долгие часы он лежал на боку в полусне, предаваясь радужным видениям. Он был здоров и хорошо прибавлял в весе. Однажды днём, когда Ферн сидела рядом на стульчике, в хлев зашла самая старшая из овец и нанесла Уилбуру визит.

— Здравствуй! — сказала она. — Ты, кажется, неплохо поправился.

— Что есть, то есть, — согласился Уилбур. — В моём возрасте нужно набирать вес.

— А я тебе не завидую, — сказала овца. — Ты разве не догадываешься, зачем тебя откармливают?

— Нет, — ответил Уилбур.

— Не хотелось бы мне быть глашатаем недоброй вести, — сказала овца, — но тебя откармливают, чтобы зарезать. Только поэтому.

— Чтобы что?! — взвизгнул Уилбур, а Ферн окаменела на стульчике. — Зарезать.

И сделать из тебя копчёное мясо и окорок, — добавила овца. — Фермеры режут почти всех молодых кабанчиков, как только приходят настоящие холода. И созрел целый заговор, чтобы заколоть тебя к Рождеству. Все в нём участвуют: и Лэрви, и Закерман, и Джон Арабл.

— Как, и мистер Арабл? — всхлипнул Уилбур. — Папа Ферн!

— И он, конечно. Ведь когда режут свинью, все приходят на помощь. Я старуха, и что ни год, повторяется одно и то же. Мистер Арабл приходит со своим ружьём и стреляет…

— Не надо! — завизжал Уилбур. — Я не хочу умирать! Помогите! Спасите меня!

Ферн чуть не подпрыгнула, когда послышался голос.

— Успокойся, Уилбур, — сказала Шарлотта, прислушивавшаяся к этом жуткому разговору.

— Я не могу успокоиться, — визжал Уилбур, бегая по загончику. — Я не хочу, чтобы меня зарезали. Я не хочу умирать. Шарлотта, это правда, всё, что рассказала старая овца? Правда, что когда наступят холода, меня зарежут?

— Ну, — сказала паучиха, — задумчиво подтягивая свои сети, — старая овца живёт здесь давно. Она много раз видела, как появляются и как уходят весенние поросята. И если она говорит, что тебя зарежут, ей надо верить. Это самое низкое коварство, о котором я слышала. Чего только не творят люди!

Уилбур разрыдался.

— Я не хочу умирать, — стенал он, — я хочу жить здесь всегда, у этой уютной навозной кучи в кругу моих друзей. Я хочу вдыхать этот упоительный воздух и лежать на чудном солнышке.

— И, конечно, издавать свой самый очаровательный визг, — заметила старая овца.

— Я не хочу умирать! — визжал Уилбур, бросаясь на землю.

— Ты не погибнешь, — вдруг заявила Шарлотта.

— В самом деле? — воскликнул Уилбур. — Кто же спасёт меня?

— Я, — ответила Шарлотта.

— Как?

— Поживём — увидим. Только я тебя спасу, и успокойся сейчас же. Ты ревёшь, как ребёнок. Прекрати немедленно! Терпеть не могу плакс.

Глава VIII

ДОМАШНИЙ РАЗГОВОР

В воскресенье утром Ферн сидела с папой и мамой на кухне за завтраком.

Эвери уже кончил есть и пошел наверх искать свою рогатку.

— Ты знаешь, что у дяди Гомера вывелись гусята? — сказала Ферн.

— Сколько? — спросил папа.

— Семь, — ответила Ферн. — А всего было восемь яиц, но одно не проклюнулось, и гусыня сказала, что оно ей не нужно, и пусть Темплтон его заберёт.

— Что сделала гусыня? — переспросила мама, удивлённо и обеспокоено посмотрев на дочку.

— Сказала Темплтону, что ей это яйцо больше не нужно, — повторила Ферн.

— А кто такой Темплтон? — спросила мама.

— Мистер-крыс. Его у нас никто не любит.

— У вас? А кто это — "вы"? — удивилась мама.

— Ну, все, кто живёт в подвале хлева. Уилбур, и овцы, и ягнята, и гусыня, и гусь, и гусята, и Шарлотта, и я.

— Шарлотта? — ещё больше удивилась мама. — Кто такая Шарлотта?

— Лучший друг Уилбура. Страшно умная!

— А какая она из себя?

— Ну-у, — задумалась Ферн, — у неё восемь ног. Как у всех пауков, наверно.

— Шарлотта — паучиха? — удивилась мама.

Ферн кивнула:

— Большая серая паучиха. Она сплела паутину над дверью Уилбура, ловит в неё мух и высасывает из них кровь. Уилбур обожает её.

— В самом деле? — спросила мама рассеянно.

Она пристально и с беспокойством разглядывала Ферн.

— Конечно, Уилбур обожает Шарлотту, — подтвердила Ферн. — А ты знаешь, что сказала Шарлотта, когда вылупились гусята?

— Понятия не имею, расскажи нам.

— Ну, когда первый гусёнок высунул головку из-под гусыни, я сидела на стульчике в углу, а Шарлотта была в своей паутине. Так она выступила с речью.