Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Телени, или оборотная сторона медали - Уайльд Оскар - Страница 36


36
Изменить размер шрифта:

Однако мы не впали в забытье, а оставались в оцепенении, онемевшие, позабывшие обо всем на свете, кроме нашей любви, не чувствовавшие ничего кроме наслаждения от соприкосновения наших тел, которые, казалось, перестали существовать раздельно и слились воедино. У нас была всего лишь одна голова и одно сердце, ибо сердца стучали в унисон, а в головах мелькали одни и те же смутные мысли.

Почему Иегова не поразил нас в ту минуту? Разве мы недостаточно разгневали Его? Неужели Бог-ревнитель не позавидовал нашему блаженству? Почему Он не метнул в нас одну из своих карающих молний и не уничтожил нас?

— Что?! И швырнул бы вас обоих прямо в ад?!

— Что ж с того? Конечно, в аду нет места великим устремлениям; там нет ни ложных стремлений к недостижимому идеалу, ни напрасных надежд, ни горьких разочарований. Там нам не придется притворяться теми, кем мы не являемся, и мы обретем настоящее успокоение ума, а наши тела получат возможность развивать те способности, которыми одарила их природа. Мы избавимся от необходимости лицемерить и обманывать, и страх перед тем, что все узнают, кто мы на самом деле, никогда не будет терзать нас.

Если уж мы так порочны, то, по крайней мере, будем в этом откровенны. Там мы будем честны друг с другом настолько, насколько здесь, в мире людей, могут быть честны друг с другом только воры; и более того, у нас будет приятное дружеское общение с теми собратьями, которые нам по душе.

Так стоит ли бояться ада? Даже допуская существование загробной жизни в бездонной яме — чего я не признаю, — ад окажется раем для тех, кого природа создала для него. Разве животные ропщут, что не сотворены быть людьми? Думаю, нет. Тогда почему мы должны чувствовать себя несчастными из-за того, что не рождены ангелами?

В тот момент мы словно плыли между небом и землей, не думая о том, что все, что имеет начало, имеет и конец.

Чувства притупились, и мягкая тахта, на которой мы лежали, казалась ложем из облаков. Вокруг нас царила мертвая тишина. Даже шум и гул большого города, казалось, утих — или, по крайней мере, мы его не слышали. Неужели земля перестала вращаться, и десница Времени прекратила свой зловещий ход?

Помню, что мне хотелось, чтобы жизнь прошла в этом спокойном, безмятежном, сонном состоянии, похожем на гипнотический транс, когда тело ввергнуто в летаргическое оцепенение, а разум,

последний жаркий уголек в золе,

способен ощущать лишь легкость и умиротворенность. Внезапно нашу приятную дремоту прервал звук электрического звонка.

Телени вскочил, торопливо завернулся в халат и вышел. Через несколько минут он вернулся с телеграммой в руке.

«Что это?» — поинтересовался я.

«Послание от N.», — ответил он, глядя на меня с тоской; голос его слегка дрожал.

«И вам нужно ехать?»

«Полагаю, что так», — произнес он, глядя на меня полными скорби глазами.

«Вам это настолько неприятно?»

«Неприятно-не то слово; это Невыносимо. Это первая разлука, и…»

«Да, но ведь только на пару дней».

«Пара дней, — отозвался он мрачно, — это промежуток времени, отделяющий жизнь от смерти,

Ведь это в лютне маленькая щель,
В которой постепенно смолкнет трель,
И тишина из трещинки родится».

«Телени, вот уже несколько дней у вас на душе какая-то тяжесть, что-то, чего я не могу понять. Вы не скажете своему другу, в чем дело?»

Он широко раскрыл глаза, словно вглядывался в глубины бесконечности; на его губах застыло выражение боли. Затем он медленно произнес:

«Дело в моей судьбе. Неужели вы забыли о пророческом видении, которое предстало перед вами в тот вечер на благотворительном концерте?»

«Адриан, оплакивающий смерть Антиноя?!»

«Да».

«Фантазия моего воспаленного мозга, порожденная противоречивыми особенностями вашей венгерской музыки — столь волнующей, чувственной и в то же время настолько печальной».

Он горестно покачал головой: «Нет, это было нечто большее, чем праздная фантазия».

«В вас происходят какие-то перемены, Телени. Возможно, сейчас религиозный или духовный элемент вашей натуры преобладает над чувственным, но вы уже не тот, что были раньше».

«Я слишком счастлив, но наше счастье построено на песке — Такие узы, как наши…»

«Не благословляются Церковью и отвратительны большинству добропорядочных людей».

«Да, в такой любви всегда есть

Лишь червоточинка, но спелый плод
Сгниет, насквозь прогрызенный червем.

Зачем мы встретились, или, вернее, почему один из нас не рожден женщиной? Если бы только вы были какой-нибудь бедной девушкой…»

«Не надо, оставьте свои болезненные фантазии и скажите откровенно, любили бы вы меня тогда сильнее, чем сейчас?»

Он печально взглянул на меня, но не смог заставить себя солгать. Помолчав немного, он со вздохом добавил:

«Любовь, что не покинет нас,
Когда пыл юности угас.

Скажите, Камиль, наша любовь такова?»

«Почему нет? Разве вы не питаете ко мне столь же постоянную любовь, какую я питаю к вам? И разве меня привлекают только чувственные удовольствия, которые вы мне дарите? Вы знаете, что мое сердце тоскует по вам и тогда, когда страсть удовлетворена, а желание притупляется».

«И все-таки, если бы не я, вы, возможно, полюбили бы какую-нибудь женщину, на которой захотели бы жениться…»

«И обнаружил бы, что рожден с иными пристрастиями, но было бы слишком поздно. Нет, рано или поздно, я должен был бы пойти по пути, предначертанному судьбой».

«И теперь все может измениться; пресытившись моей любовью, вы, возможно, могли бы жениться и забыть меня».

«Никогда. Но постойте, вы что, исповедуетесь? Уж не собираетесь ли вы стать кальвинистом? Или, подобно Dame aux Camelias [121] или Антиною, считаете необходимым принести себя в жертву на алтарь любви ради меня?»

«Пожалуйста, не шутите».

«Я скажу вам, что мы сделаем. Давайте оставим Францию. Давайте поедем в Испанию, на юг Италии или даже давайте покинем Европу и отправимся на Восток; уверен, что жил там в одной из своих прежних жизней, и испытываю столь страстное желание там побывать, как будто земля,

где цветы не отцветают и сияние не меркнет,

некогда была домом моей юности; там мы будем жить, никому не известные, забытые миром».

«Да, но могу ли я уехать из этого города?» — проговорил он задумчиво, обращаясь скорее к себе, чем ко мне.

Я знал, что в последнее время Телени осаждали кредиторы и что ростовщики часто доставляют ему неприятности. Поэтому, нимало не заботясь о том, что обо мне подумают, — а разве кто-то думает плохо о человеке, который платит? — я созвал всех кредиторов и втайне от Рене расплатился по всем счетам, Я было собирался рассказать ему об этом и тем самым избавить от груза, удручавшего его, но Судьба — слепая, неумолимая, сокрушительная Судьба — наложила печать на мои уста.

В дверь снова позвонили. Если бы этот звонок раздался на несколько секунд позже, его и моя жизни сложились бы совсем по-иному! Но, как говорят турки, это был «кисмет» [122].

За ним прибыла коляска, чтобы отвезти на вокзал. Пока он собирался, я помог упаковать фрак и некоторые мелочи, которые могли ему понадобиться. Я случайно наткнулся на маленькую спичечную коробочку, где хранились кондомы, и, улыбнувшись, сказал:

«Вот, положу их в ваш дорожный сундук; они могут пригодиться».

Он вздрогнул и смертельно побледнел.

«Кто знает, — сказал я, — может быть, какая-нибудь прекрасная патронесса…»

вернуться

121

Даме с камелиями (фр.) — героиня известной одноимённой пьесы А. Дюма-сына.

вернуться

122

«судьба» (тур.)