...Не повод для знакомства - Туринская Татьяна - Страница 8

Влад откровенно издевался над ней. После того сладкого поцелуя прошла уже не одна неделя. И каждый раз все повторялось — он снова на глазах у всех крутил шашни с другими, не обращая ни малейшего внимания на Тамарины страдания. Казалось, его забавляли ее тоска и мучительная ревность, когда он рядом с ней обнимал и целовал каждый раз новую подружку. А на Тому лишь изредка бросал исподтишка пытливые взгляды, доводя ее до безумства.

Вот уже месяц Тамара не может ни о чем думать ни дома, ни на работе, ни, тем более, на базе. В душе поселились боль и обида, ревность жгла и разрывала сердце. Уже и надежда стала понемногу затухать, на смену ей пришло неверие в собственное счастье. Конечно, чего же она ждала? Да разве может ее кто-то полюбить? Тем более Влад, такой красивый, такой элегантный даже в загородной поездке, обворожительный и насмешливый, бесконечно притягательный… Да кто она такая, чтобы понравиться Владу? Да как она посмела хотя бы надеяться на его внимание, она, мышь серая, бледная поганка. Она не достойна его, что это она о себе возомнила? Да ты в зеркало-то на себя смотрела, очаровашка?! Так погляди. Швабра и то привлекательней выглядит, чем ты. У тебя ж ни рожи, ни кожи — худючая скелетина, вместо груди — один намек, что там что-то должно быть (ищите, ищите, кто ищет, тот всегда найдет!). А лицо? Что это за лицо?! Скорее, морда лица! Носик остренький, губки тоненькие, щечки какие-то впалые… Одни только глаза заслуживали комплимента — большие, темно-карие, влажные, словно маслины. И длинные пушистые ресницы. Впрочем, бровки тоже ничего — в меру густые, красивой приподнятой формы, даже подправлять нечего. Вот и все ее прелести. Маловато будет… И кто позарится на такое сокровище? Кому она нужна…

Поездки на базу отдыха больше не доставляли удовольствия. Скорее, наоборот, приносили боль и унижение. Но и перестать ездить туда Тома не могла. Ведь, останься она дома — кто знает, отпустят ли ее родители в следующий раз куда-нибудь? Да и оставят ли они ее дома, не потащат ли за собой в тайгу, на так называемую дачу? А вдруг закончится ее свобода, мать опомнится и снова наденет на нее короткий поводок? Да даже если и не наденет, Тамаре каждый день, каждый час дома, в этой моральной тюрьме, казался безвозвратно потерянным, канувшим в лету без всякой пользы и лишенный удовольствия. Дом у нее прочно ассоциировался с татаро-монгольским игом. Дом — это постоянные поучения и призывы матери быть сдержаннее, ледяные упреки в недостойном поведении только за то, что позволила себе лишний раз выглянуть в окно (а вдруг кто-то увидит ее и плохо о ней подумает!) и постоянные рассуждения о природе греха, о первородном грехе, об абсолютной греховности и бесконечной подлости мужской половины человечества и вновь упреки в адрес женской его половины за недостойное поведение и неумение дать отпор грязному натиску мужчин… Уж лучше она будет ездить на базу. Невнимание Влада вынести легче, чем постоянные раздраженные разглагольствования матери. И Тома продолжала ездить.

Уже середина сентября. Вот и лето прошло. Это было ее первое самостоятельное лето. Ее прекрасное лето. Благодаря неразделенной любви она стала старше, повзрослела душой. Это лето навсегда останется в ее памяти.

Сегодня на базе закрытие сезона. Последний раз в этом году съедется их теплая компания, последний раз порезвятся на природе перед долгой холодной зимой. И последний раз Тамара вырвется из домашнего плена. Потом — много месяцев нудных нотаций, ледяных презрительных взглядов родителей, унизительных комментариев ее внешности и поведения. Но это все потом, а пока у нее впереди два прекрасных дня, два последних глотка свободы…

Как обычно, место общей встречи — причал на речном вокзале. Уже не так много народу толпится на вокзале, остались только заядлые дачники да редкие туристы. Поредели и ряды их компании, ведь сентябрь — традиционный колхозный месяц и все студенты разъехались по колхозам на так называемый трудовой семестр. Тамарин институт тоже стройными колонами отправился на картошку, остались только пятикурсники — у них плотная программа, они должны готовиться к защите диплома. Тамара пока только перешла на четвертый курс, но осталась в городе — мамаша всеми мыслимыми и немысленными способами расстаралась, чтобы дочь оставили отрабатывать в институте лаборанткой. Разве она могла оставить свою девочку без присмотра на целый месяц?! Как же, рассказывали ей, чем они в этих колхозах занимаются! Одно сплошное непотребство!

На причале Влад привычно выделялся среди остальных. И столь же привычно не обратил внимания на появление Тамары. Ну что ж, для нее это не впервые, теперь это стало для нее нормой. Ничего другого она от него уже не ожидала. Она давно задушила в себе надежду…

Погрузились на катер, устроились все рядышком, теплой компанией. Привычно хохмили, подкалывали друг друга, но вместе с тем чувствовалась грусть предстоящей разлуки.

Полтора часа дороги пролетели незаметно. Шумной гурьбой друзья высадились на берег и пошли устраиваться. Быстренько разобрали ключи от своих комнат у завхоза, так же быстро побросали вещи да постелили постели — пока добирались, на грешную землю опустились сумерки, а электричества-то в домиках нету, поди-ка в темноте постелись! Только после обустройства начали подтягиваться к столовой.

Вечер, как вечер, все как обычно. Вот только на перекур в беседку не выходили. Ночи уже стали прохладные и курили прямо в столовой, распахнув настежь двери, благо, кроме них отдыхающих не было. Танцевали тоже не отходя, так сказать, от кассы. А в остальном — все, как обычно. Точно также нагло и откровенно Влад заигрывал с очередной жертвой, и точно также привычно Тамара пыталась этого не замечать, давя в себе боль.

Часам к двум ночи стали расходиться — кто в гордом одиночестве, как Тамара, а кто и парочками. Только она покинула освещенную площадку перед столовой, только зашла в густую темноту, лишь слегка подсвеченную мутным серпом луны, как сзади раздались быстрые шаги — кто-то явно пытался догнать ее. Страшно совсем не было — Тамара знала, что кроме их поредевшей компании на базе никого нет, но все-таки стало не по себе: одна, практически в дремучем лесу… Тома подсознательно ускорила шаг. Но кто-то таинственный неумолимо приближался. Все ближе, ближе ее беда…

Чьи-то руки ласково обняли за плечи и стремительно понесли вперед, к сараюшке. Лица преследователя не было видно, но теперь Тома знала — это Влад. Все ее маленькое хрупкое тельце содрогалось от дрожи не то от ночной прохлады, не то от предчувствия беды. Что-то будет…

Случилось то, что должно было случиться рано или поздно. Как мать ни старалась уберечь свою девочку от мужского племени, как ни предостерегала, как ни объясняла их гнилую, лживую и похотливую сущность, а не удалось ей оградить ребенка от низкого грехопадения…

Влад бережно уложил свою несчастную, или, напротив, счастливую жертву на кровать и стал нежно целовать, ласкать неискушенную девчушку… Он, как и в прошлый раз, не говорил ни слова, лишь целовал, целовал, целовал… Маленькой Томе казалось, что ее легенькое тельце парит в воздухе — так хорошо ей было рядом с ним, таким большим, сильным и уверенным в собственной неотразимости парнем. Она, глупая, так и витала в облаках, не замечая, как ловко и умело его коварные пальцы расстегивают маленькие пуговки на ее рубашке, молнию на джинсах. Она совершенно искренне удивилась, когда обнаружила, что он целует ее обнаженную крошечную грудь. Удивилась, но не посмела возражать — на это не было сил ни моральных, ни физических, ведь, оказывается, это так фантастически приятно… Она попыталась было сопротивляться, когда он сильными руками одним движением стянул с нее джинсы и нагло сунул руку в трусики — да где там… Он умел убеждать без слов.

Фантастическая приятность закончилась жгучей болью. Резкие толчки Влада внутри нее не только не доставляли удовольствия, а, казалось, рвали ее хрупкую плоть в лохмотья. Восхитительная сказка кончилась, началась грубая реальность. Влад снова и снова вдавливал себя без остатка в ее нежное тело, проникал, казалось, до желудка. Тамаре было нестерпимо больно, она задыхалась от боли и обиды, что ее обманули, что это совсем даже не здорово, а ужасно, катастрофически больно. Она плакала, отталкивала Влада тонкими ручонками, но он в пылу страсти даже не замечал этого, а может, принимал за сладострастные конвульсии и вонзался еще глубже, еще резче, еще беспощаднее…