Метаморфозы власти - Тоффлер Элвин - Страница 20

Экономика Третьей волны действует на супервысоких скоростях. Чтобы не отстать, финансовые фирмы вкладывают миллиарды в новые технологии. Новые компьютеры и коммуникационные сети не только делают возможным варьировать и изготовлять на заказ уже существующие виды продукции, изобретать новые, но также позволяют заключать сделки практически мгновенно.

Как фабрики нового стиля переходят к круглосуточной или «непрерывной» работе, так и банки меняют «часы работы банка» на 24-часовое обслуживание. Финадсовые центры растут как грибы после дождя в различных часовых поясах. Акции, облигации, товары и деньги продаются в режиме нон-стоп. Электронные сети позволяют собирать и распределять миллиарды за наносекунды.

Скорость сама по себе — возможность не отстать или быть впереди — влияет на распространение прибыли и власти. Хороший пример этого — сокращение «флоата»[76], некогда столь любимого банками. «Флоат» — деньги на счетах потребителей, на которых банк может заработать проценты, пока чек ожидает клиринга[77]. Поскольку компьютеры ускоряют процесс клиринга, преимущество банков от таких активов уменьшается, и они вынуждены искать альтернативные источники дохода, что ведет их к фронтальной конкуренции с другими секторами финансовой индустрии.

По мере того как рынки капитала расширяются и тесно переплетаются друг с другом от Гонконга и Токио до Торонто и Парижа, пересекая часовые пояса, деньги движутся быстрее. Скорость и изменчивость увеличиваются, и финансовая власть в обществе переходит из рук в руки со всевозрастающей скоростью.

Взятые вместе, все эти изменения дополняют кардинальнейшее с начала индустриальной эры реструктурирование мировых финансов. Они отражают возвышение новой системы создания материальных ценностей, и даже самые могущественные фирмы, когда-то контролировавшие огромные потоки денег, увлекаются течением, как бумажные кораблики.

В 1985 г. крупнейший в Соединенных Штатах инвестиционный банк — Salomon Brothers — принял обязательство по строительству впечатляющей штаб-квартиры в Коламбус Серкл, Манхэттен, стоимостью 455 млн. долл. К весне 1987 г. банк стал объектом возможного поглощения; в октябре он был вынужден уйти с рынка муниципальных облигаций[78], на котором он доминировал на протяжении 20 лет; его департамент коммерческих бумаг[79] также закрылся; были уволены 800 из 6500 служащих компании; в декабре 1987 г. после октябрьского краха фондового рынка банк вынужден был постыдно выйти из дела строительства штаб-квартиры за 51 млн. долл.[80]

Поскольку прибыли сокращались и цена собственных акций падала, компанию начали разъедать внутренние разногласия. Одна группировка выступала за сохранение традиционной роли поставщика капитала «голубым фишкам». Другая стремилась к выходу в высокодоходный, или «мусорный», бизнес, первооткрывателем которого был Милкин, и хотела протянуть руку второстепенным фирмам. Далее были неудачи и хаос. «Мир изменился фундаментально, — горестно заметил ее глава Д. Гатфрейд, — и мы не были в авангарде этого процесса. Мы вползаем в современный мир».

Этот «современный мир» — зыбкое, враждебное место для старых драконов. Гибнут не только отдельные личности и компании, но целые сектора финансовой индустрии. Банкротство более 500 ссудно-сберегательных банков в Соединенных Штатах, потребовавшее от правительства сотен миллиардов на экстренный план по их спасению, отражает растущую нестабильность[81]. Органы государственного регулирования, созданные для более простого и медленного мира «фабричных труб», показали себя неспособными предвосхитить и предотвратить замаячившее впереди бедствие, как и сотни этих «сберегательных учреждений»[82], они заснули на посту и были сокрушены стремительной сменой процентных ставок, погрязли в неразберихе коррупции и глупости.

ЗИГЗАГ ВЛАСТИ

С ростом глобальной экономики сама территория финансового рынка становится столь обширной, что в сравнении с ней отдельно взятые институт, компания или человек, даже Милкин, кажутся незначительными. Бесчисленные течения распарывают систему, вызывая взрывы и волнения в глобальном масштабе.

Со времен расцвета промышленной эры власть денег была сосредоточена в Европе. К концу Второй мировой войны она в общем переместилась в Северную Америку, а точнее, на южную оконечность острова Манхэттен. Экономическое господство Соединенных Штатов оставалось незыблемым около трех десятилетий. С тех пор деньги и их власть движутся зигзагами по планете, подобно обезумевшему мячику из пачинко.

В середине 70-х годов ОПЭК стремительно высасывал миллиарды из Европы, Северной Америки (и остального мира) и отправлял их зигзагом на Средний Восток. Незамедлительно эти нефтедоллары, по той же траектории, оседали на банковских счетах в Нью-Йорке и Цюрихе и вновь делали зигзаг в форме огромных кредитов Аргентине, Мексике и Бразилии, выстреливая потом обратно в американские и швейцарские банки. По мере падения курса доллара и трансформации торговых структур капитал вновь ринулся в Токио, вернувшись в виде средств, вложенных в недвижимость, государственные облигации и прочую собственность в Соединенных Штатах, — и все это со скоростью, которая ошеломляет экспертов, пытающихся понять, что происходит.

С каждым из этих скачков капитала идет соответствующее перераспределение власти на глобальном и локальном уровнях. Деньги за нефть, как по пожарным рукавам, текут на Средний Восток — и арабские страны получают в руки весомый аргумент в международной политике. В ООН усилилась изоляция Израиля. Африканские страны — члены ООН, остро нуждающиеся в нефти, поддержали инициативу арабов и разорвали дипломатические отношения с Иерусалимом. Нефтедоллары начали влиять на средства массовой информации в различных частях мира. Вестибюли гостиниц в Эр-Рияде, Абу-Даби и Кувейте заполнились просителями с атташе-кейсами в руках — продавцами, банкирами, администраторами и махинаторами — со всего мира, умолявшими от лица того или иного несуществующего родственника королевской фамилии о контактах и контрактах.

Однако к началу 80-х годов единство ОПЭК распалось и цены на нефть снизились — безумие поутихло и вместе с этим растаяла политическая власть арабов. Сегодня орды просителей, представляющих часто крупнейшие мировые банки и корпорации, кружат вокруг приемных токийских отелей, таких как «Окура» и «Империал».

Увеличивающаяся изменчивость мирового рынка капитала, драматизированная такими зигзагами и отмеченная крушениями и оздоровлениями фондового рынка, как во время «двух октябрей» — 1987 и 1989 гг., — признак того, что старая система все больше и больше выходит из-под контроля. Традиционные механизмы безопасности, призванные обеспечивать финансовую стабильность в среде относительно закрытых национальных экономик, устарели так же, как устарел мир ленточных конвейеров, который они должны были защищать.

Глобализированные производство и маркетинг требуют свободного движения денежных средств через государственные границы. Для это необходимо изменить старые способы финансового регулирования и снять барьеры, воздвигнутые странами для защиты своих экономик. Но поэтапное ослабление или устранение этих препятствий в Японии и Европе имеют также негативную сторону.

Возрастает резерв капитала, доступный в любое время в любом месте. Это делает финансовую систему более гибкой и помогает ей преодолеть локальные кризисы, но повышает ставки, увеличивая риск массового банкротства.

Современные корабли строятся с водонепроницаемыми отсеками — течь в одной части корпуса не может залить и потопить все судно. Либерализация капитала, его свободное перемещение — корабль без безопасных отсеков. Либерализация, необходимая для продвижения вперед всей экономики, увеличивает Опасность того, что серьезный кризис в одной стране распространится на другие. Она также ставит под угрозу власть одного из важнейших финансовых институтов промышленного века — центрального банка.