Всего один день - Казанцев Кирилл - Страница 6

– Да ну его... – отмахнулась та. – Сами вечером выпьете.

Нина не стала спорить. Посмотрев вслед удаляющейся грустной парочке, Воробей с супругой тоже направились к своему подъезду.

В квартире Нина сразу же отрядила бабку накрывать на стол. Ей же отдала и бутылку.

Яшка в это время присел в кресло и, прикрыв глаза, думал о чем-то своем, гоняя желваки по скулам.

– Пойдем за стол?.. – Нина осторожно коснулась плеча супруга.

– Пойдем, – ответил Яшка, открывая глаза. И тут же спросил вроде как ни к селу, ни к городу: – Слушай, а где вы инструменты держите?

– Какие инструменты?! – не сразу поняла Нина.

– Ну, всякие там... Рубанки, топоры...

– Да у нас и инструментов-то нет! – улыбнулась Нина. – Один только молоток и есть.

– А где он лежит? – супруг был очень настойчив. И, кажется, Нина начинала понимать, в чем тут дело.

Заглянув Яшке в глаза, она увидела отблеск какого-то фанатичного огня, сжигающего мужа изнутри. Поэтому не стала спорить – просто на минуту вышла из комнаты и вернулась уже с молотком в руках.

Воробей несколько раз подкинул его на ладони, потряс...

– Пойдет... – подытожил он осмотр и начал заталкивать рукоятку молотка в рукав рубахи. Нина молча наблюдала за происходящим.

Яшка подошел к жене, неуклюже ткнулся своими губами в ее щеку. Негромко сказал:

– Прости...

После этого развернулся и вышел из квартиры. Дверь звонко захлопнулась за его спиной.

Нина встала и пошла на кухню. Мать уже сидела за столом.

Присев у холодильника, Нина молча вытащила большой кусок соленого свиного сала из морозилки. Отыскав чистый полиэтиленовый пакет, положила в него продукт, аккуратно завернула и сунула в так и оставшуюся неразобранной Яшкину сумку...

Повернулась к матери:

– Ма... Сходи в магазин...

– Чего брать-то? – старуха поднялась из-за стола.

– Хлеба, колбасы копченой, сладкого чего-нибудь. Но только не в стекле! Сигарет побольше, лезвий для бритья. Короче, я тебе сейчас список набросаю.

Нина позволила себе уронить первую слезинку только тогда, когда мать вышла из дома.

Да, недолгим оказалось ее семейное счастье. Но вместе с тем она имела все основания гордиться Яшкой, своим мужем. Она не ошиблась в выборе. Правильный парень.

Все дело в словах этого ожиревшего "качка". Он, выросший в другой среде, среди других людей, не "сидевший" и не знакомый со строгими арестантскими законами, даже не подозревал, что натворил! Какую беду на себя накликал!

По законам "зоны", если тебя прилюдно назвали "пидором", то ты либо становишься таковым, либо смываешь это страшное оскорбление кровью обидчика. И у "правильного" "сидельца" Воробья просто не было другого выхода. Либо добровольно перейти в разряд "опущенных", либо отомстить. "Спросить" за "базар".

Нина встряхнула головой. С сухой впалой щеки скатилась слезинка.

Что-то она расслабилась! Расчувствовалась! А ей надо мужика собирать в дальнюю дорогу.

Зараза Лерка прискакала вовремя. Все, что успел Никита, так это, притиснув Таю к стеночке, пробежаться мокрыми и трясущимися от возбуждения пальцами по жаркому упругому девичьему телу.

То, что Тая не вырывалась и не отстранялась, а, прикрыв глаза, задышала громко и часто, Никиту только обнадеживало. Но тут, на самом интересном месте, прибежала проклятая официантка. Пришлось отступиться. Только Никита знал – ненадолго...

Сейчас он сидел напротив Таи, перед стойкой бара, и лениво потягивал холодную минералку. Ему льстило ее повышенное внимание к собственной персоне. Он помнил тот взгляд, каким она смотрела на выгонявшего "бичей" хозяина. Смесь страха и восхищения.

Неожиданно послышался тихий писк. Подняв глаза, Никита увидел, как округлились глаза Таи, как она прикрыла рот ладошкой, глядя при этом куда-то за спину хозяина. Никита даже начал поворачиваться. Но сделать этого так и не успел – на его голову обрушился сильный и чертовски болезненный удар.

Сразу появилась кровь. На лице, на руках, на одежде. Объятый паническим ужасом, Малеев бросился вниз, под стол. Заползти, забиться в какую-нибудь незаметную щель. Но только кто-то, остававшийся пока незамеченным и неузнанным, продолжал наносить удар за ударом – правая сторона, левая сторона, затылок, макушка. После четвертого удара Никита потерял сознание.

Яшка не остановился на достигнутом – убедившись, что "качок" пребывает в полной прострации, он спокойно прошел за стойку и методично, с удовольствием расколотил все выставленные на полки бутылки.

Хлынувший на пол поток смешанного с вином и водкой пива издавал резкий, неприятный запах.

Пройдясь до конца, Яшка увидел в самом углу забившуюся под стойку деваху. Он бы мог ее назвать довольно симпатичной, если бы не огромные, как у ошалевшей кошки, испуганные глаза. Она с ужасом смотрела на Воробья, прикрывая рот ладонью, чтобы не заорать со страху.

– Телефон есть? – будничным тоном спросил ее Яшка.

Девка молча кивнула в ответ.

– Тогда иди, звони... Чего сидишь-то?

Девушка послушно выбралась из-под стойки и вдруг спросила:

– А куда звонить?

– Как "куда"?! – искренне удивился Яшка. – В милицию!

Девица огляделась и увидела в зале неподвижно лежащее тело хозяина с окровавленной головой. Перевела взгляд на окровавленный, залитый пивом и водкой молоток...

Тут уж не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, какая трагедия только что разыгралась в этом маленьком подвальном зале. И девица это явно поняла. Но только, к удивлению Яшки, не завизжала, не начала биться в истерике, а очень даже спокойно поинтересовалась:

– Вы его убили?

– Нет, – честно ответил Яшка.

– Будет жить? – задала следующий вопрос девушка.

– Наверное, будет... – Воробей оглянулся на тело. – Но только плохо.

Его собеседница ничего не ответила, только в глазах вместо ужаса мелькнули маленькие искорки удовлетворения...

Поправив, волосы, она походкой манекенщицы направилась в подсобку.

А Яшка устало опустился в пластиковое кресло. Бросил рядом молоток – зачем людям его искать где-нибудь по помойкам... Не стал отряхивать мелкие капельки крови, попавшие на манжеты рубашки – тоже ведь доказательство его вины.

Интересно, а сколько ему дадут? С его послужным списком никак не меньше двенадцати лет. Губы Воробья тронула легкая довольная улыбка – где-то невдалеке послышался быстро приближающийся визгливый сигнал сирены милицейского автомобиля.

Когда Яшку Воробья, закованного, как и положено, в наручники, выводили из помещения кафе, на Красногорск опустились сумерки.

Воробей не выглядел ни удрученным, ни грустным. Как это ни странно, но только он был доволен тем, что произошло. Он "спросил" с этого самодовольного, придурка за "гнилой базар". Он еще раз доказал самому себе и всем тем, кто его знал, что он – человек. Не тот, чье звание звучит гордо, а тот, кто по праву занимает в тюремной камере шконку в углу, у окна.

А еще он радовался тому, что возвращался домой, прожив в этом страшном, суматошном, грубом мире всего один день...