Летние Приключения - Тимофеев Валерий - Страница 1

Летние Приключения

ГЛАВА 1

ТАБУНЩИК

Дни в пионерском лагере летят ? не догонишь. Каждый час расписан - то линейка, то бассейн, то поход в лес. Словно кто-то специально сидел и придумывал: чем бы еще занять ребят, чтобы они не оставались без присмотра ни единой минуты, были организованы по всем правилам (кем приду-манным?) пионерского отдыха и так уставали от всевозможных мероприятий, смотров, дежурств и обязательных игр, что сон настигал бы их за ми-нуту до того момента, когда они свалятся в посте-ли.

Очень скоро забылось, что совсем недавно эти же самые воспитатели жили в этих же самых да-чах, больше отдыхали, чем умучивались и, надры-вая глотки, пели любимую лагерную песню ребят всех поколений:

Спать, спать по палатам

Пионерам и вожатым.

Пионеры спать не хочут,

А вожатые гогочут...

Незаметно то, что именовалось отдыхом в пио-нерском лагере и было прежде достоянием боль-шинства, нынче стало доступно только самым от-чаянным и старожилам. Эти в любые времена от-дыхают в свое удовольствие, как тот кот, который всегда и во всем сам по себе и ходит туда, куда глаз посмотрит.

Не успели оглянуться - неделя позади. А ка-жется, только вчера приехали и шумной гурьбой прошли с рюкзаками и чемоданами по асфальти-рованным дорожкам к дачам. Тут же на ходу и знакомились, и делились планами.

Пятнадцатому отряду, в который распределили Коську и Вадика, выделили второй этаж только что отремонтированной дачи. В громадных пала-тах еще не выветрился запах краски, на выбелен-ных стенах еще ни одной надписи, ни одного ри-сунка, не весь мусор убран с газонов - оставлен для растаскивания ребятами, а дождь не успел еще смыть с дорожек набрызги извести.

Вадик бывал в этом лагере в прошлом году, по-тому распоряжался по-хозяйски. Он заранее выве-дал, в какой палате будут жить мальчики, схватил Коську за руку и друзья заняли самые лучшие места - у окна.

Дача стояла на пригорке, в каком-нибудь де-сятке метров от забора. Узкая тропинка в россыпи опавших иголок - колючих сосновых и бархати-сто-мягких лиственных - змейкой петляла между стволов и корней, выводила к вертушке, а там лес на много километров в любую сторону. И горы, и ручейки, и ключик с такой вкусной и холодной водой, что в городе и за деньги не купишь. Вадик будет каждое утро приносить ее в графинчике и угощать ребят. "От этой воды силы вдесятеро прибывает. Она из сердца гор течет," - говорит всем Вадик. Но не он придумал такие слова. Так им рассказывали в прошлом году.

Если забраться на крышу дачи, можно увидеть весь лагерь. Правда тоже только крыши, остальное прячут деревья. Но все равно красиво. А если дол-го-долго ждать, можно дождаться и тогда уви-дишь, как в распадке между гор проскакивают почти игрушечные вагоны пассажирского или то-варного поезда. Там, за горой станция. Но до нее далеко. Два часа идти мимо пастбища, фермы и какого-то цеха, возле которого на траве сушатся овечьи шкуры и кисло пахнет кожей. А люди в том цехе работают по пояс голыми, в грубых бре-зентовых фартуках и в резиновых сапогах даже в самую звенящую жару и в лютый январский мо-роз.

С фермы в лагерь привозят молоко в мятых алюминиевых флягах. А начальнику лагеря ста-рый табунщик Дядя Рифкат каждый вечер достав-ляет кумыс в кожаном мешке - бурдюке. Влади-мир Петрович за кумыс разрешает увозить от сто-ловой бачки с отходами - любимая еда свиней. Все довольны. И дядя Рифкат доволен, и Владимир Петрович доволен. Они всегда здороваются за ру-ку. Как старые друзья. Поздороваются, немного поговорят о том о сем, и опять расходятся каждый по своим делам.

Ребята тоже любят дядю Рифката. Он добрый. Всех посадит в телегу - только попросись. У него в табуне много коней, наверное, целая тысяча. Или еще больше. И маленькие жеребята на то-неньких ножках. Они берут из рук свежую траву и корочки хлеба, мягко касаются влажными губами ладоней, фыркают и благодарно смотрят в глаза. А шерсть у них как бархат! Дышит под рукой и пе-реливается на солнце.

Еще дядя Рифкат любит петь песни. Вечером он сидит около костра, подбрасывает сухие ветки в огонь и тянет нескончаемую песню на своем родном языке. Ничего не понятно. Но язык и ме-лодия очень красивые, чем-то неуловимо похожие на горы и цветы, на жеребят и костер. Слушать можно хоть до утра. Но до утра нельзя. В лагере отбой в десять часов. И табунщик прощается с ре-бятами, жмет всем руки, как жмет и начальнику лагеря - серьезно, уважительно, и обязательно го-ворит: - Расти большим и смелым.

- Мы завтра придем, - предупреждают ребята.

- А как же, обязательно придете, - соглашается дядя Рифкат. - Мне хорошо рядом с вами.

- И нам хорошо рядом с вами.

Дядя Рифкат совсем старик. Ему много лет. От ветра и солнца лицо его потемнело, кожа как зем-ля в засушливое лето, потрескалось и сморщилось. На голове редкие седые волосы выбиваются из-под шапки-ушанки. Редкая и тоже седая бородка клинышком. Ходит он в вышитой кацавейке, в широких шароварах, заправленных в яловые сапо-ги без каблуков. Они очень удобные - и ноге лег-ко, и для здоровья полезно.

Вопросов у мальчишек - только успевай пово-рачивайся!

- Дядя Рифкат, ты на войне был? - Этот вопрос у ребят самый любимый. Каждый год, в каждой смене задают его десятки раз.

- Нет, малай, - качает табунщик головой, - не был мой на войне.

- Маленький был, да?

- Зачем маленький? - переспрашивает дядя Рифкат. - Совсем большой был.

- Как мы или как кто?

- Как начальник лагеря, - объясняет табунщик. Для ребят лучшего объяснения не надо - сразу по-нятно.

- Такой большой был и на войну не ходил?

- Не всех пускали, - вздыхает дядя Рифкат, за-думываясь о чем-то своем.

- Я бы убежал!

- Убегать нельзя. Убегать плохо - тюрьма попа-дешь. На войну не попадешь.

- Надо было проситься сильнее - я бы каждый день ходил, надоедал бы им.

- Мой всяко просился. - Дядя Рифкат оправды-вался перед мальчишками, словно смывал с себя несуществующую вину перед теми, кто смог до-биться отправки на фронт и остался на поле боя. А мальчишки олицетворение тех солдат. Как бы сде-лать так, чтобы сейчас ее слышали все люди и все бы поняли - нет вины и никогда не было. - Я тоже ходил, тоже надоедал. А один большой начальник говорил так. "Войне много коней надо. Ты воевать пойдешь. Сербай вон просится, тоже воевать пой-дет. А кто табун пасти будет? Нет, Рифкат, не пу-щу тебя. Не ходи больше, не снашивай понапрас-ну сапог. Эта война без тебя обойдется. Солдат у России много есть. Ты у меня один. И Сербай у меня один. Вы при конях останетесь. Здесь будет ваша линия фронта." Вот так этот большой на-чальник сказал. - Старику, видимо, очень нрави-лось это слово - большой. Произносил он его в растяжку, с уважением.

- Тоже мне - линия фронта! Коней пасти. А за-чем на войне кони? Мы что, при царе Горохе жи-вем? Давно танки и машины воюют!

- А, малай! Неправда твоя, - покачал табунщик головой. - Без коня всегда на войне худо. Танк сломался, машина застрял. Кто хлеб солдату при-везет? Кто по грязи снаряды к пушке доставит? Сам он, по-твоему, прискачет? То-то! Война конь шибко любит. Самый надежный друг.

- А дети есть у вас?

- Дети? - Старик смотрит на огонь. И взгляд его, и мысли где-то далеко. - Детей много был. Сейчас совсем мало остался. Кого война взял, кого голод взял.

- Какая война?

- Обычная. Войн много всяких. Газеты пишут - нет войны. Все так и думают - нет войны. А война всегда есть.

- А мало - это сколько?

- Совсем один остался. Талгат. Ба-альшой на-чальник. Директор школы работает. Школа ба-альшой такой. В два этажа! Кирпичный школа, не деревянный! В самом райцентре, - с гордостью поведал старик.