Полярная мечта - Казанцев Александр Петрович - Страница 52

Когда он вышел на палубу, шум и свист обрушились на него. Прямой, несгибающийся, будто деревянный, шагая непомерно широко, направился он на капитанский мостик.

У борта, из длинного ствола, похожего на зенитное орудие, вырывалась тонкая струя, врезавшаяся в лед. Там, где она его касалась, вверх вздымались клубы пара, словно струя была из расплавленной стали.

Ходов взбежал по трапу. На мостике стоял Федор Терехов. Ветер рвал на нем брезентовую куртку. Его сощуренные глаза, направленные на грозное ледяное поле, словно примерялись, прицеливались. Сейчас капитан отнюдь не думал о спасении людей, погребенных на дне, не вспоминал даже о друге. Он видел перед собой только противника — льды. Ожесточенно спокойный, он вступал в бой, уверенный в своих силах, расчетливый, ловкий и упорный.

В другое время он никогда не пошел бы на штурм такого льда, но сейчас…

— Вперед, до полного! — скомандовал он.

Штурман, стоявший у ручки телеграфа, тотчас перевел ее. Корпус ледокола, перед тем отступившего для разбега, задрожал от предельного напряжения. Все быстрее вращались винты. Вскипала вода за кормой. Со всего разбега налетел корабль на край ледяного поля. В буфете кают-компании задребезжала посуда. За кормой бесновался водоворот.

Ледяная стена преградила ледоколу путь. Но он, упершись в ее кромку, все лез вперед. Его нос был уже на снегу. Со звоном шипели гидромониторы. Две гигантские раскачивающиеся шпаги рассекали лед. Но они не могли пробить его на всю глубину. Если метровый, даже полутораметровый лед полностью разрезался водяной струей, то паковый, толщина которого была не менее трех метров, лишь надрезался.

На подпиленную льдину ледокол вползал подобно допотопному бронтозавру, выбиравшемуся из лагуны. Тысячетонной тяжестью налегал он на ледяную броню, силясь продавить ее. Лед словно напрягался из последних сил, стараясь выдержать непомерный груз, но водяные шпаги наносили ему тяжелые раны, и ослабленная броня не выдерживала. Трещины лучами разлетались от пропилов, бороздя поверхность льда. Ледяное поле проваливалось под ледоколом. Вновь и вновь шипели струи, распиливая не тронутый еще лед.

— Назад, — командовал Терехов.

Бурлила вода за кормой, в панике ныряли и выскакивали из воды разбитые льдины. Ледокол отходил для нового разбега.

Выбирая себе наиболее трудную часть поля, Терехов штурмовал лед. Он указывал по радио другим шести ледоколам более легкие для штурма места. Ходов наблюдал за борьбой, и румянец горел на его худом лице. Он крепко сжимал холодные поручни, не замечая, что был без перчаток.

То отступая, то кидаясь вперед, все семь кораблей общими усилиями откалывали от края ледяного поля кусок за куском.

Исчезла обычная сдержанность Терехова. Глаза его горели, лоб был мокрый. Говорил он отрывисто, казалось, спокойным голосом, но в этом голосе чувствовалось внутреннее напряжение и радость борьбы. Федор быстро перебегал с одного конца мостика на другой и снова приглядывался, прицеливался, выбирал.

Как опытный полководец, наносил он удары, мысленно намечал будущие трещины, подобные стрелкам на штабных картах наступления. Да, это было наступление! Федор бил вглубь, чтобы где-то там сошлись бегущие с разных сторон от штурмующих кораблей трещины. Он окружал этими трещинами нетронутые белые пространства, как в прорыв, направлял в образовавшиеся расщелины гигантские стальные машины, брал огромную льдину в клещи, изолировал ее от ледяного поля и последним ударом уничтожал.

В ушах стоял свист, скрежет, гул схватки. И невольно вспоминалась ему первая его встреча со льдами, когда затирали они несчастную резиновую лодочку…

Оглянувшись, он увидел бородатое лицо дяди Саши. Парторг строительства стоял на капитанском мостике. Как и Ходов, он любовался схваткой, переживал все перипетии борьбы, ни на минуту не забывая о людях в кессоне. Дядя Саша верил в Федора. Немало выдержал Федор боев, немало нанес поражений ледяному врагу. Но сейчас сильнее были льды.

Терехову лишь казалось, что наступает он. На самом деле поле теснило его. Несмотря на то, что ледоколы откалывали льдину за льдиной, все безмерное поле двигалось на юг.

Терехов попросил парторга строительства передать распоряжение. Александр Григорьевич сбежал по трапу. Он сам решил возглавить бригады подрывников, используя старый опыт сапера. Под его командованием подрывники сошли на лед, чтобы силой взрывов расчистить ледоколам путь.

Взлетел в воздух первый фонтан льда и черного дыма. Взрывы следовали один за другим, словно била по льду невидимая артиллерия, словно бомбили поле незримые самолеты.

Семь ледоколов рвались в наступление, как гигантские танки. Но все было напрасно… Необозримое ледяное поле отодвигало место схватки на юг.

Снег запорошил капитану виски. Терехов словно поседел за короткий час. Он стоял против ветра и смотрел вдаль на бескрайные ледяные поля. Но не такой это был человек, чтобы сдаваться, отступать.

И снова с шипением, свистом, звоном бросался на лед стальной великан, рубил врага обнаженными мечами струй, давил его, топтал, крушил на части, рвался вперед, вперед…

По трапу взбежал радист Иван Гурьянович. Его китель был расстегнут, волосы растрепаны. Ходов спокойно взял из его дрожащей руки радиограмму.

— От штурма льдов отказаться, — своим обычным скрипучим голосом сказал он.

Терехов подумал, что он ослышался.

— Прекратить штурм льдов, — все тем же голосом повторил Ходов. — Передайте мой приказ и всем остальным ледоколам.

Федор сразу осунулся. Ни на кого не глядя, подошел к микрофону и отдал приказ об отступлении. Ледяной бой кончился. Замерли стальные воины. Они теперь казались притихшими, обессиленными. Как подбитые танки, стояли они, не двигаясь, вместе с ледяным полем дрейфуя к югу.

Потом ледоколы развернулись и стали удаляться. Один лишь гидромониторный ледовый богатырь стоял недвижно, словно окаменев в разгар ожесточенной сечи.

— Что вы медлите, прошу прощения? — сердито спросил Ходов. — Что вы медлите, я вас спрашиваю?

К Ходову подошел парторг строительства.

— Василий Васильевич, надо сообщить группе Карцева, как им вести себя, — сказал он.

Федор взглянул на него исподлобья:

— Связи с ними нет.

— Надо доставить письмо.

Федор смотрел себе под ноги.

— Вы правы. Письмо необходимо, — сказал Ходов. — Но как его доставить?

— Доставить письмо берусь я, — сказал парторг.

— Вы? — резко обернулся Федор.

— Да, я. Я здесь самый опытный водолаз. Я спущусь в воду и доберусь до кессона.

— Погибнуть с ними хотите? — мрачно спросил Федор.

— Федя, — сказал дядя Саша, пристально глядя на Терехова. — Если бы ценой гибели можно было спасти людей, то многие бы вызвались сделать это. Речь идет о другом. Я парторг ЦК. Я получил по радио разрешение.

— Прошу прощения, — прервал Ходов, оглядываясь на штурмана и рулевого. — Нам удобнее будет обсудить этот вопрос в салоне капитана.

…Через двадцать минут человек в легком водолазном костюме спускался по веревочному трапу с борта ледокола.

Водолазный костюм был снабжен баллонами со сжатым воздухом, достаточным для дыхания в течение нескольких часов. Для перемещения по дну в распоряжении водолаза имелась подводная аккумуляторная электрокара. Держась за нее и управляя ею, можно было плыть под водой.

Моряки и строители, стоя у реллингов, не спускали глаз с круглого шлема, еще видневшегося над водой.

С тревогой смотрел на исчезающий шар и капитан корабля Федор Терехов. На дно, под лед, уходил еще один дорогой, может быть, самый дорогой человек…

— Прошу вас развернуться и в срочном порядке следовать на юг. Важна каждая минута, — сказал ему Ходов.

Терехов почти с неприязнью посмотрел на него.

Флагманский ледокол, расталкивая битые льды, устремился вслед за отступавшими кораблями. Федор Терехов стоял на обзорном мостике, откуда обычно изучал льды, прежде чем вступить с ними в бой.

Теперь, скрестив руки на груди, он мрачно смотрел на далекую белую полоску, в которую превратилось непроходимое ледяное поле. Подняв глаза, он посмотрел на небо. Острый глаз моряка разглядел над горизонтом черточку.