Кризи$: Как это делается - Стариков Николай Викторович - Страница 12

Уже через несколько лет революции флот Франции пришел в страшный упадок, о чем весьма подробно рассказывает классик геополитики американский адмирал А.Т. Мэхэн в книге «Влияние морской силы на французскую революцию и империю». Хотя ту часть этого труда, в которой речь идет о последствиях революции для французского флота, стоило бы назвать по-другому: «Влияние революции на морскую силу». Пройдет всего десять лет после начала смуты во Франции, как страна полностью потеряет свой торговый флот: «Каковы бы ни были точные размеры убытков французов, они рельефно характеризуются сделанным Директорией в 1799 году заявлением о факте, не имевшем до тех пор примера, а именно, что “в море нет ни одного коммерческого судна под французским флагом”. И это заявление отнюдь не было лишь фигуральным оборотом речи, употребленным для усиления впечатления. Оно было буквальным свидетельством об истине»[91].

А ведь в то время львиная доля благосостояния страны покоилась на заморской торговле. Нет кораблей – нет возможности как вывозить товары, так и ввозить их. Экономика чахнет на глазах. Кто торгует вместо французов? Англичане, которые плавно, но твердо подминают под себя всю мировую торговлю того времени.

В революционном 1789 году беспорядки охватили все места стоянок французского флота: Гавр, Шербур, Брест, Рошфор, Тулон: «Во флоте, как и в обществе, прежде всего страдала нравственность. Неповиновение и мятежи, оскорбления и убийства предшествовали тем взбалмошным мероприятиям, которые окончательно уничтожили превосходный личный состав, переданный монархией в наследство Французской республике… Кажется странным, но тем не менее согласным со всем ходом дела тот факт, что первой жертвой был самый выдающийся флагман французского флота»[92].

Говоря о флагмане, адмирал Мэхэн имеет в виду д’Альбера де Риона, одного из талантливейших флотоводцев того времени, который командовал французским флотом в Тулоне. И его популярность благодаря личным качествам была такова, что в первое время ничего страшного не происходило. Однако когда он списал на берег двух человек, подстрекавших команды кораблей к неповиновению, эти «жертвы репрессий» пришли в городскую ратушу и обратились к «общественности». Немедленно поползли слухи, что город минирован и будет атакован роялистами через день или два. На следующий день вокруг адмиралтейства собралась толпа, выкрикивавшая оскорбления, а еще через несколько часов мэр города попросил помиловать «жертв репрессий». Посмотрев на беснующуюся толпу, де Рион согласился, хотя и предупредил, что это приведет к еще большим беспорядкам. И словно в воду глядел – через несколько минут один из морских офицеров был убит прямо во дворе дома де Риона. Пришедшие солдаты национальной гвардии, вместо того чтобы разогнать толпу, потребовали выдачи другого офицера, который якобы приказал в эту толпу стрелять. Мужественный офицер сам вышел и отдался толпе, спасая товарищей от верной гибели.

Важнейшие порты – стоянки военно-морского флота Франции в XVIII веке – Тулон, Марсель, Брест

Через сутки толпа потребовала выдачи уже другого морского офицера. Тогда де Рион обратился к людям: «Если вам нужна другая жертва, то возьмите меня; но если вы хотите одного из моих офицеров, то вам придется сперва перешагнуть через меня»[93]. В ответ мятежники накинулись на командира флота и потащили его по улицам, избивая и коля штыками, после чего бросили в тюрьму. Как всё похоже – сцены из страшных месяцев вакханалии русской революции выглядели точно так же, всё как под копирку. Назначенное следствие объявило такую декларацию: «Национальное собрание, относясь сочувственно к побуждениям г. д’Альбера де Риона, других морских офицеров, замешанных в деле муниципальных чиновников и национальной гвардии, объявляет, что здесь нет оснований порицать кого-либо»[94]. То есть командующего флотом избили, искололи штыками и посадили в тюрьму, но «порицать» тут некого. Так сказать, проблемы роста революционного самосознания.

Несложно догадаться, что после такого решения суда мятежи судовых команд и убийства офицеров стали эпидемией. «Очевидно было, – писал один из французских писателей того времени, – что морские офицеры не могли более рассчитывать ни на поддержку местных властей, ни на защиту со стороны центрального правительства, они оказались лишенными покровительства законов»[95]. Те из морских офицеров, кто хотел и дальше служить Франции, попадали в тюрьму и на эшафот, и, как следствие, боеспособность флота резко снизилась. Все тому же д’Альберу де Риону через девять месяцев после начала революции (весной 1790 года) было приказано принять командование над флотом в Бресте. Задача – возглавить эскадру из 45 французских кораблей и отправиться на помощь Испании против Англии. В итоге команды кораблей оказали неповиновение, и знаменитый флотоводец вообще не смог навести порядок. Он сдал командование и уехал из страны. Теперь везде, где французские военные корабли получали боевые приказы, команды начинали их обсуждать, отказывались выполнять и требовали прекратить отдавать опасные и боевые поручения. Начиналось «уговаривание» команд, с которым через сотню с небольшим лет столкнется русский революционный флот, когда боевой адмирал Колчак должен будет не отдавать приказы черноморским матросам, а договариваться с «комитетчиками», чтобы на кораблях соблюдалась элементарная дисциплина.

Пройдет чуть более десяти лет, и восстанавливающий военную мощь Франции Наполеон будет легко громить противников на суше и терпеть поражение на море. «Морская стратегия Наполеона отражала слабость французского флота. Французский флот после революции пришел в упадочное состояние. Лучшие матросы покинули свои корабли и перешли в сухопутные войска, где они нашли более широкое применение своим силам. Подавляющее большинство морских офицеров эмигрировало. Материальное оборудование флота было запущено… Даже самые энергичные мероприятия Наполеона по восстановлению флота не обеспечили ему перевеса над английским флотом»[96].

Французский флот распадался на глазах. Итогом стали ситуации, когда один британский корабль, вступая в бой с тремя французскими, выходил из него победителем, чего раньше просто не могло быть[97]. Почему? Потому что морской бой того времени – это сочетание знаний и смелости. И если смелость у революционных моряков еще присутствовала, то необходимых знаний не было. Морские офицеры уходили с флота, не в силах совладать с анархией и беспорядками, либо гибли от рук подонков. Адмирал Мэхэн исчерпывающе объясняет причины такой ситуации: «Полезно проследить в деталях тот путь, который привел к упадку прекрасную военную организацию, а также изучить последовавшие оттого результаты… Единственным оружием в эпоху Французской революции была пушка. До холодного оружия или до рукопашного боя если дело иногда и доходило, то только к концу сражения. Однако, говоря о пушке, никоим образом не следует отделять ее от орудийной платформы… подразумевая… весь корабль, который несет пушку в бою. От искусного управления им зависит занятие сражавшимися положения, наивыгоднейшего по отношению к действию артиллерии и наиопаснейшего для противника. Это управление – дело командира, но когда цель его достигается, то на сцену выступает искусство артиллериста в производстве стрельбы с быстротою и меткостью… Таким образом, искусство моряка-воина и искусство профессионального артиллериста, пушка и корабль, орудие и платформа дополняют друг друга. Корабль и его орудия вместе составляют одно оружие, движущуюся батарею, которая требует быстрого и точного управления во всех ее частях»[98].