Мэйдзин - Кавабата Ясунари - Страница 29

До тех пор, пока чёрные не воспользовались 130 ходом белых и не испортили их большую территорию, никто не смог бы предсказать разницу в пять очков. Мэйдзин также сказал, что уже после 130 хода, где-то примерно, на 160 ходу он упустил возможность разрезать цепь противника без потери инициативы в пункте 18, и тем самым упустил шанс сократить разрыв в счете. Анализ показал, что это разрезание сокращало разрыв в счете до 3 очков — и это при злополучном 130 ходе. Значит, 130 ход был в самом деле не так ух плох. Не будь “землетрясения”, как выразился Отакэ, то интересно, чем бы закончилась партия? Проигрышем чёрных? Мне, любителю, судить трудно, но я не думаю, что чёрные проиграли бы. Зная решимость Седьмого дана, я почти уверен, что он победил бы в любом случае, даже если бы ему для этого пришлось разгрызать камни на куски.

Скорее следовало бы сказать, что шестидесятипятилетний Мэйдзин хорошо играл до тех пор, пока страдая от болезни, не уступил инициативу впившемуся в него Седьмому дану, на то время лучшему из новых профессионалов. Мэйдзин не воспользовался оплошностью чёрных, не изворачивался и сам — просто ход события на доске вовлек его в ближний бой. Однако для ближнего боя у него не хватило энергии, возможно, из-за болезни.

“Непобедимый” Мэйдзин проиграл свою последнюю игру. Один из учеников Мэйдзина сказал: “Мэйдзин считал, что только со вторым человеком, то есть, тем, кто идет следом за ним, надо играть в полную силу”. Говорил ли Мэйдзин такие слова в действительности или нет, во всяком случае, всю свою жизнь он поступал именно так.

Когда наутро после заключительного игрового дня я вернулся из Ито домой в Камакура, то был не в силах сразу взяться за обработку моих шестидесятидневных репортажей, и поехал развеяться в Исэ, потом в Киото, словно сбежал с поля боя.

Мэйдзин ещё какое-то время оставался в Ито, как я слышал, поправился на четыре фунта, так что вес его достиг 70 фунтов. Кроме того, он навещал госпиталь, где лежали раненые солдаты, и давал им сеансы одновременной игры на двадцати досках.

Осенью 1936 года гостиницы на горячих источниках уже стали занимать под военные госпитали.

41

Через год с небольшим, в январе ученик Мэйдзина Такахаси Четвёртый дан в своём доме в Камакура открыл частную школу Го. На открытии этой школы присутствовал сам Мэйдзин. Его сопровождали два ученика — Маэда Шестой дан и Симамура Пятый дан. Это было 7 января. После долгого времени мне в этот день удалось встретиться с Мэйдзином.

Мэйдзин сыграл две учебные партии, но выглядел при этом так, словно все это было ему очень тяжело. Камни в руке он держал некрепко, на доску их ставил без энергии — не было слышно характерного щелчка. Во время второй партии он порой так вздыхал, что движение вдоха передавалось плечам. Веки у него немного отяжелели. Правда, не настолько, чтобы это бросалось в глаза, но я сразу вспомнил Мэйдзина таким, каким он был в Хаконэ. Он так и не оправился от той болезни.

В день открытия школы он играл учебные партии с любителями, поэтому никакими осложнениями эта игра не грозила, но Мэйдзин сразу же достиг состояния полной отрешенности. Когда настало время идти ужинать в гостиницу на море, вторую партию прервали на 130 ходу чёрных. Партнером Мэйдзина был довольно сильный любитель первого дана, игравший на четырех камнях форы. В срединной стадии игры чёрные уже начали показывать когти и разрушили большой мешок белых, так что белым приходилось туговато.

— А чёрные играют неплохо, ничего не скажешь, — заметил я, обращаясь к Такахаси Четвертому дану.

— Да, чёрные побеждают. Стоят прочно. А белым трудно, — ответил Четвёртый дан.

— Мэйдзин изрядно сдал. Его игра теперь не то, что прежде. Всерьёз играть уже не может. Он заметно ослабел после Прощальной партии.

— Он как-то сразу постарел. Да, в то время он был ещё бодрым старичком… Если бы он победил в Прощальной партии, такого наверное, не случилось, всё было бы иначе…

Когда мы прощались перед гостиницей, я сказал Мэйдзину:

— Скоро мы с вами увидимся в Атами.

Мэйдзин с супругой 15 января приехали в Атами и остановились в гостинице Урокоя. К тому времени я уже несколько дней жил в гостинице Дзёураку. Шестнадцатого после обеда мы вдвоем с женой сходили в Урокоя. Мэйдзин долго задерживал меня, предлагал поужинать и поговорить, но я сказал, что сегодня очень холодно и я прошу разрешения откланяться; в другой раз, когда будет теплее, я с удовольствием приглашу его в ресторанчик Дзюбако или Тикуё. Снег в тот день искрился. Мэйдзин любил поесть угрей. После нашего ухода Мэйдзин купался в горячем источнике. Супруга стояла над ним и поддерживала его сзади подмышки. Вскоре, уже в постели, у Мэйдзина начались боли в груди ему стало трудно дышать и сутки спустя перед рассветом он умер. Мне сообщил об этом по телефону Такахаси Четвёртый дан. Я открыл ставни — солнце ещё не вышло из-за горизонта. Я подумал ещё, не повредило ли здоровью Мэйдзина наше позавчерашнее посещёние?

— Позавчера Мэйдзин так уговаривал нас остаться на ужин… — сказала моя жена.

— Да…

— И его супруга тоже просила остаться, а мы все ушли… Я в тот же день почувствовала, что надо было остаться. Ведь она даже сказала горничной, что мы будем ужинать вместе с ними.

— Я помню. Но я боялся, что он простудится…

— Не знаю, понял ли он правильно, но он в самом деле хотел, чтобы мы остались. Может быть, мы обидели его тем, что ушли.

Если сказать честно, то мне вовсе не хотелось уходить. Было бы лучше не мудрить, а просто остаться. Может быть он чувствовал себя одиноким?

— До, но он всегда был одинок.

— Было холодно, а ведь он проводил нас до крыльца.

— Хватит. Ужасно… Ужасно, когда у тебя кто-то умирает.

Покойного в тот же день увозили в Токио. Когда его несли от крыльца гостиницы до машины, завёрнутым в плед, он выглядел таким крошечным, что казалось, будто у покойного тела нет совсем. Мы стояли поодаль, ожидая отправления.

— Нет цветов! — вдруг спохватился я, и сказал жене:

— Где-то здесь была лавка. Сбегай поскорее, купи. Только быстрее, машина вот-вот тронется.

Моя жена вскоре вернулась с цветами, и я передал букет сидевшей в машине супруге Мэйдзина. Кто-то из сопровождающих начал медленно закрывать дверь, а я подумал, что закрывается ещё одна прекрасная страница в истории Го.

Машина тронулась…