Лилия и шиповник - Сомов Кирилл Григорьевич - Страница 49

— К сожалению, да. Был сделан единственный выстрел, но он достиг цели.

— Вот как... Так чем же я могу быть полезен?

— Я хочу знать, кто мог изготовить подобное орудие. Мне нужно имя ювелира. Но еще важней имя человека, который составлял яд для пули!..

Банкир молча разглядывал крошечный цилиндрик, внимательно изучая каждую царапину. Потом проговорил:

— Знаешь, мальчик... если бы ты принял мой совет, то я бы сказал: не лезь в это дело. Мне что-то подсказывает, что в нем приняли участие такие люди, которые не остановятся ни перед чем.

— Я это знаю, синьор Моски. Но мне отдан приказ и я его исполню, даже ценою жизни.

— Н-ну, так тому и быть... Я сведу тебя с одним ювелиром. Он мой хороший приятель и сохранит все в тайне. Поговори с ним, думаю, это тебе поможет.

— Благодарю! — радостно ответил Джованни. — Когда мы сможем с ним встретиться?

— Вижу, не терпится, — усмехнулся банкир. — Что значит молодость... Я дам тебе адрес и письмо, вот прямо сейчас и отправляйся. Он живет здесь же, неподалеку.

Получив письмо, Джованни попрощался с добродушным банкиром и направился по указанному адресу.

Ювелир проживал на Виа дель Корсо, у моста Понте Веккио. У этого моста раскинулись целые кварталы, целиком состоящие из ювелирных лавок.

Над одной из них красовалась вывеска с гербом в виде свернутой в спираль змеи, прикрывающей собою граненый кристалл. В нее и вошел юный Джованни.

Полстены представляла собой раскрытая витрина и при взгляде на нее захватывало дух. Сверкающие диадемы, броши-бабочки, камни россыпью — рубины, алмазы, изумруды. У юноши загорелись глаза и это сразу заметил стоявший у прилавка сухощавый продавец. Он быстро подошел к вероятному покупателю, предлагая свой товар. Но его ожидания обманулись — юноша потребовал встречу с хозяином.

Продавец с досадой нажал кнопку звонка на прилавке и раздалась мелодичная трель. Через несколько мгновений показался и сам ювелир.

— Buon giorno, signore, — поздоровался он и жестом пригласил гостя к себе.

Эту каморку назвать кабинетом просто не поворачивался язык. Маленькая комнатка, в которой с большим трудом умещался стол и табурет. Зато сам ювелир расположился в шикарном и очень удобном кресле.

Без лишних слов ювелир предложил гостю присесть и тут же сказал:

— Прошу простить, но время — деньги. С чем вы пожаловали, молодой человек?

— Если вы синьор Рино Перуччи, то это письмо вам все объяснит.

Джованни подал ювелиру запечатанный конверт и подождал, пока письмо не будет прочитано.

— Ну что же, я рад буду помочь моему другу Лодовико. Изложите суть вашего дела.

— Мне всего лишь хотелось бы знать, кто изготовил вот это...

Перед ювелиром появилась шкатулка с серебряным карандашиком.

В глазах ювелира появился профессиональный интерес. Надев на глаз черную лупу, он склонился над цилиндриком.

— Откуда у вас это чудо? — спросил синьор Перуччи с восхищенным придыханием.

— Увы, это не моя тайна.

— Понимаю... Ну что же, мне знакома эта рука. Но свести вас с этим человеком я не в силах, у него слишком влиятельные покровители. Запомните имя — Аугусто Фольи. И искать его надо во дворце Великого герцога Тосканского Фернандо II Медичи...

Глава сорок восьмая

Сколько шаман простоял за их спинами, или он только что подошел? Это выяснилось в тот же миг.

С перекошенным от злости лицом шаман выхватил у ближнего воина копье, распахнул наконечником рубаху на груди у Витторио Брюльи, ловко подцепил кусок пергамента и извлек его на свет Божий.

Потрясенные таким исходом пленники лишь молча наблюдали, как шаман изучает карту. Вернув копье, шаман присел напротив Брюльи и произнес на чистейшем французском, искаженном лишь еле заметным акцентом:

— Бежать надумали? Да кто же вас теперь выпустит! Нет, ваша участь предрешена мною в тот момент, когда вы напали на мою деревню! Но о легкой смерти даже не мечтайте. Я приготовил нечто весьма увлекательное.

— Откуда вы знаете этот язык? Вы француз? — спросил Генрих с удивлением в голосе.

— Француз? — захохотал шаман. — Ты видел много чернокожих в твоей стране? Ручаюсь, они не бродят по Парижу толпами! Я давно не практиковался, так что вам повезло. Я поведаю свою историю, все равно вам некуда спешить. Эй ты, что застыл? Принес еду, так давай ее сюда!

Мбаса, к которому были обращены эти слова, шустро подбежал к друзьям и стал скармливать им кусочки очищенных бананов вперемешку с ломтиками ананаса.

А шаман начал рассказ:

— Да будет вам известно, что я ненавижу белых! Всех рас и сословий, независимо от страны, где они родились. Эти черепа принадлежали детям христиан, поселения которых растут, словно лишайники в период дождей. Глупые, они не понимают, куда суют свои загребущие руки! Африка была и будет свободной во веки веков, а вся эта белесая плесень когда-нибудь сгинет! Ну так вот, о чем это я? Ах да... Меня продали в рабство, едва исполнилось три года. Торговец мясом из Эритреи выкупил меня на рынке за пару монет. Это был богатый дом! К счастью, я приглянулся хозяину и он не заставлял меня работать, как остальных. Напротив, он позволял играть со своими детьми, и поначалу я даже думал, что он и есть мой отец. Он почему-то вбил себе в голову, что его дети должны знать французский в совершенстве. Зачем ему это, и по сей день не могу взять в толк. Должно быть, он стремился отправить их в Европу? Может, ты скажешь мне, мальчишка, это ведь твой язык.

Генрих пожал плечами — откуда же ему знать, что замыслил какой-то богатый эфиоп. А шаман между тем продолжил:

— Время шло, я рос и его дети тоже. Они оказались не такими способными, как я, а зависть — очень скверная черта. Постепенно они просто меня возненавидели. Когда мне исполнилось пятнадцать лет, их отец скончался, а меня на другой же день свезли на рынок и продали во второй раз в моей жизни. Это унижение я им не простил! Я сбежал от того, кто меня купил. Сразу, через десять дней! Вернулся в дом, где прожил все детство и теперь там лишь выгоревшая пустошь! А эти завистники уже три десятка лет как повстречались со своим отцом! А затем я с большим трудом разыскал мое племя, где выбран шаманом. Вам понравилась моя история?

Шаман испытующе всматривался в лица пленников.

— А при чем же здесь белые? — спросил Брюльи. — Разве твои хозяева были белыми?

— Нет, они были такими же черными, как я. Но я насмотрелся и на тех, и на других. И мне совершенно не за что любить белых, которые уничтожают народы моей Африки! Ну все, я устал от болтовни, пойду спать. Чего и вам советую, завтра вас ждет нелегкий день. И не все его переживут!

— Но ведь мы ни в чем не повинны, мы были пленниками! — воскликнул Жан-Мишель.

— Мне это безразлично. Вы пришли с убийцами и грабителями, значит — такие же, как они! Впрочем, именно тебя я, пожалуй, не трону. В тебе есть нечто... Хмм... Даже затрудняюсь определить, что именно... От твоих глаз исходит какое-то неземное колдовство... Ты знаком с основами магии? Или с обрядами вуду?

— Нет, конечно, откуда мне знать. — Жан-Мишель был весь воплощенная невинность.

— Ну-ну...

Шаман взглянул на мальчишку недоверчиво, поднялся и ушел. А пленникам ничего не оставалось, как попытаться уснуть.

Дон Элиаш так и не сомкнул глаз. Его руки и ноги привязали к кольям, вбитым в землю, и всю ночь он провел, распятый меж ними. Рассвет он воспринял, как начало аутодафе. Он вознес молитву, в которой просил лишь о том, чтобы животные прошли другой дорогой. Но то ли Бог не расслышал его просьбы, то ли слоны оказались упрямей — едва ночь сменилась сиреневой рассветной дымкой, земля глухо затряслась.

Дон Элиаш собственной спиной воспринял эти ровные тяжелые толчки, и кровь застыла в его жилах. Он повернул голову влево. На него надвигались какие-то огромные темные облака, бесформенные и словно нереальные.