Лилия и шиповник - Сомов Кирилл Григорьевич - Страница 45

Дон Элиаш отвернулся, нахмурив густые брови. Его шрам казался сейчас еще более угрожающим, чем обычно.

В этой небольшой паузе послышался громкий вскрик. Это негритенок Мбаса метнулся к отдыхавшим рабам и упал на грудь одному из них. Худой старик с седым ежиком волос на голове обнял мальчика и что-то залопотал на своем языке.

— Тысяча дохлых крыс! Что там происходит? Притащите сюда этого наглого мальчишку! — вскинулся дон Элиаш. Ему сейчас очень хотелось сорвать злобу хоть на ком-нибудь. И Мбаса подвернулся весьма невовремя. — Вы что, знакомы? Я тебя спрашиваю, отвечай!

Мбаса задрожал от этого гневного окрика и кивнул.

— Он твой отец? Или кто? Ну! Говори!

— Нет, господин, он мой дед. Нет, не дед, а... Как это на франчи... Брат мой отец...

— Дядя, что ли? Ну так и иди к нему! Эй вы, набить на него колодки, поживей!

Дон Элиаш швырнул негритенка к одному из охотников. Тот схватил мальчика за плечи и крепко сжал. А второй ловко извлек из наплечного мешка деревянные колодки, намереваясь надеть их на ноги мальчишки.

Тут уж сердце Генриха не выдержало. Он и так старался не вмешиваться до последнего момента, но дальше тянуть было некуда. Принц подбежал к негритенку и буквально вцепился в него, крича при этом:

— Сударь! Да, я к вам обращаюсь! Немедленно прикажите отпустить моего слугу! Вы невправе продавать его и надевать на него цепи! Вы слышите?!

Дон Элиаш медленно приблизился. Он ухмылялся во весь рот — наконец-то есть возможность показать этому щенку, кто здесь истинный господин!

— Ты что-то сказал, принц? Ты ведь принц, не так ли? Мне рассказывал о твоих похождениях твой старый приятель, Брюльи. Поди сюда, Витторио! Взгляни, твой петушок закукарекал!

— Ты бы оставил его, Элиаш... — мрачно произнес Брюльи. — Этот парень ведь и правда королевского рода.

— А мне плевать! Здесь ему не Версаль, а Африка, дьявол его побери! — взвинчивал себя дон Элиаш. — И здесь я хозяин, мое слово — закон! И ты для меня, принц, все равно что обычный земляной червяк, ты понял?!

— Сударь, вы подлец! Дайте мне шпагу и повторите ваши слова! — побледнел принц и встал перед доном Элиашем.

— Щенок! Шпагу тебе? Получай!

С этими словами дон Элиаш ударил мальчика кулаком в лицо. Генрих упал навзничь, ударившись затылком. Его глаза излучали такую ненависть, что могли бы испепелить негодяя. Но даже эту злость затмило невыразимое изумление:

— Вы посмели ударить меня, сударь? МЕНЯ? Принца крови, наследника престола?! И после этого вы еще называете себя дворянином?

Дон Элиаш даже слегка растерялся, но тут же взял себя в руки — нельзя давать слабину, иначе свои же растерзают тебя.

— Ты сам напросился, мальчишка. И запомни — здесь ты — никто! И я решаю, кому жить, а кому издохнуть в страшных мучениях! Ты понял меня, принц?

— Понял...

Генрих смотрел не отрываясь в желтые глаза, а сам нащупывал рукой камень, готовясь метнуть его в голову ненавистного врага. Это заметил Жан-Мишель. Он упал на руку Генриха, схватив ее и крепко сжимая:

— Анри, не надо, отпусти камень, умоляю тебя! — шептал Жан-Мишель, залившись слезами. — Он убьет тебя , Анри! Убьет!

Принц сдался и камень выкатился из его ладони.

Дон Элиаш смягчился и произнес:

— Хорошо, забирай своего дружка, или кто он там для тебя. И лучше не подходи ко мне, а то и впрямь невзначай зашибу!

Вытирая разбитые в кровь губы, Генрих поднялся. Гордость бушевала в нем, распаляя душу. Но разум говорил: погоди, еще не время, здесь ты и вправду не властен наказать подлеца. Но придет и его черед!

Дон Элиаш призвал к себе ближайших помощников, чтобы обсудить дальнейшие планы.

Напряжение в лагере немного спадало...

Глава сорок четвертая

Совет длился недолго, уже через полчаса было принято решение. И дон Элиаш подозвал к себе караванщика-бедуина, которому принадлежал караван.

— Ахмед, мы уходим.

— Куда лежит твой путь?

— Мы собираемся на юг. Сделаем рейд, соберем рабов, думаю, три сотни будет достаточно.

— Тогда наши пути расходятся — мы идем в Каир.

— Да, я понимаю. Если бы Бартоломео привел рабов, как было условлено, мы двинулись бы в Каир вместе. Так что отправляйся туда один. Прикажи, пусть снимут поклажу с нашим оружием.

Бедуин прокричал что-то своим караванщикам и те принялись снимать тюки, освобождая верблюдов.

— Когда ты поведешь караван обратно, Ахмед?

— По воле Аллаха, через два или три месяца. Надо распродать товар, а это займет время. Сейчас плохой спрос на ткани и шерсть. Зато неплохо берут соль.

— Соль всегда в цене, — задумчиво произнес дон Элиаш. Но про соль он думал меньше всего — у него товар совсем другого свойства. — Пожалуй, мы успеем вернуться. Если повстречаемся на обратном пути, расскажешь, какие цены на рабов в Египте.

— Послушай, продай мне этого коня, — сказал вдруг бедуин, глядя в сторону, где Генрих кормил своего скакуна из рук зеленым сочным побегом.

— Хмм... Этот конь не мой, но... Сколько ты дашь за него? Отличная стать, сам видишь.

— Я дам семьдесят дирхемов.

— Смеешься? Да он стоит в сотню раз дороже! Мне только вывести его на рынок, сразу начнется драка, кто больше заплатит!

— Хорошо, набавлю еще сто.

— Это не разговор, Ахмед. Давай триста или прекратим торг.

Бедуин колебался, ему очень хотелось заполучить великолепного жеребца.

— Так тому и быть, по рукам! Двести пятьдесят!

Дон Элиаш рассмеялся.

— Нет, ты свою выгоду не упустишь! Дьявол с тобой, давай деньги и забирай коня. Только с мальчишкой разбирайся сам, мне надоело с ним спорить. Не ровен час, пристрелю.

Ахмед вынул откуда-то из складок одеяния туго набитый узелок, развязал и принялся отсчитывать золотые монеты. Пират отвернулся, чтобы не выдать себя алчным блеском глаз. Он понимал, конечно, что отнять деньги невозможно — завяжется такая кровавая стычка, что никому не уйти живым. Ведь вмешаются и жители деревни, туареги. Они состоят в каких-то племенных связях с бедуинами. Есть даже версия, что это одно племя, разделенное местом проживания и образом жизни.

Получив монеты, дон Элиаш все же пересчитал их — он не привык доверять никому, даже самому себе. Убедившись, что бедуин не обманул, португалец кивнул ему и ушел к своим, разбирать снаряжение.

А новый владелец коня, весьма довольный сделкой, направился к своей покупке.

Не задумавшись о последствиях, он схватил черного красавца за уздечку.

— Что это вы собираетесь делать? — возмутился Генрих. — Куда вы его ведете?

— Этот конь теперь мой, я купил его.

— Что за ерунду вы несете? Это мой конь! Мне его подарил сам султан Марокко! Вы что, пойдете против его воли?

Ахмед остановился. Он не ждал такого поворота. Но жадность была сильней.

— Мне продал его португез, иди с ним говори! Я отвесил за этого коня целых триста дирхемов!

— Меня не интересует, сколько ты заплатил, — холодно произнес принц. — Иди и возьми свои деньги обратно. А коня я никому не отдам!

— Поди прочь, сын дэвов! — рассердился наконец караванщик. — Если тебе дорога жизнь, отойди!

В это время Кохейлан, которому наскучила перепалка его маленького хозяина с каким-то мошенником, коротко всхрапнул и встал на дыбы. Потом он заржал, так звонко, что откликнулось даже стадо зебр, пасшихся неподалеку.

Ахмед испуганно попятился, но уздечку не выпустил. Кохейлан рванулся, но погонщик держал крепко — привык управляться с норовистыми верблюдами, а таких в караване тоже хватало.

Небольшая задержка — и к хозяину сбежались прочие погонщики. Кохейлана буквально спеленали веревками, спутали ноги.

Генрих в ярости сжимал кулаки, глядя, как уводят его друга. Но поделать ничего не мог... Впрочем, был еще один шанс, весьма призрачный.