Лилия и шиповник - Сомов Кирилл Григорьевич - Страница 42

Они принялись пить, опуская в живительную влагу распухшие и потрескавшиеся губы, и не могли напиться. Погрузившись в озеро чуть ли не с головой, мальчишки плескались, смывая пыль. Вдруг их кто-то хватает под бока и оттаскивает прочь! Кто посмел помешать несчастным утолять жажду, кто посмел презреть главный закон пустыни?

Словно пелена спала с глаз у незадачливых путешественников. Как же они умудрились проглядеть остановившийся на отдых целый караван! Более трех десятков верблюдов и втрое больше людей! Бедуины в белых одеяниях стояли под тенью пальм и их обожженные солнцем лица были полны сочувствия и внимания. Трое несчастных голых ребятишек были тут же окружены заботой и лаской. Распаковав один тюк, извлекли такие же белые одежды и укутали в них детей.

Генрих смотрел вокруг, встречая во взглядах лишь доброжелательность. Так почему же эти добрые на вид люди не дают ему напиться вволю?!

Разгадка не заставила себя ждать, но пришла совершенно неожиданно. Из-за спин бедуинов вышли совершенно другие люди, одетые по европейской моде. Один из них показался принцу странно знакомым. Мальчик пригляделся и... Едва не лишился чувств. Над ним склонилось бородатое лицо Витторио Брюльи! И что самое странное — Генрих обрадовался. Словно перед ним стоял не разбойник и убийца, а по меньшей мере ангел Господень! Принц и сам не понимал природу своих чувств, он лишь произнес:

— Это вы...

— Здравствуй, принц! Давненько мы не видались, а? Каким же это ветром тебя сюда занесло? Помниться, ты был на пути к своему батюшке? Я думал, ты давно куропаток стреляешь! Что же ты делаешь посреди этой пустыни?

— Это долгая история, сударь. Мы были в плену у султана Марокко, потом удалось устроить побег. Теперь пытаемся добраться к морю.

— Э, море совсем в другой стороне, детишки. Не ту дорожку вы выбрали. Да вам еще и повезло вдобавок — возьми вы чуть в сторону и прошли бы мимо этого оазиса.

Генрих вздрогнул, представив, как они падают на песок и медленно умирают в страшных мучениях. А Брюльи продолжил:

— Должно быть, тебя интересует, почему наши пути вновь скрестились? Это несложно — мы поступили на службу к королю алжирских пиратов — Сагриддину Али. Еще великий Хайраддин Барбаросса основал эту империю пиратского братства. Ты слыхал о нем, принц?

— Да, что-то припоминаю...

— «Припоминаю...» Да его слава гремела по всему Средиземноморью! От Греции до Гибралтара не было силы, способной сладить с ним. Даже под конец жизни он был все еще грозен и силен, как разъяренный лев! Но и наш нынешний хозяин никому не даст спуску, уж я в этом убедился.

— Почему же вы не на море, а здесь, среди песков? — не сдержался от иронического замечания Генрих.

— Ты еще посмейся надо мной, мальчишка! Забыл, как я чуть было не перерезал тебе глотку? Могу и повторить! Ладно, поживи пока. Так вот, наш путь лежит нынче в Судан. Закупим там рабов, сотни две-три, и будем сопровождать их дальше, в Каир. А там — на корабль и в Стамбул, на продажу. Вот и вся работенка, принц.

Генрих даже не удивился. Ну конечно, чем же еще мог заниматься этот сброд — только работорговлей...

— Но... Как же нам теперь быть? Мы не сможем одни пробираться через пустыню... Дайте нам хоть одного верблюда. А мой отец потом заплатит!

Бандит весело расхохотался

— Эй, малыш, ты за кого меня держишь? Чтобы я упустил такую добычу? Даже и не мечтай! Вы идете с нами, а потом, когда вернемся — король снова заплатит мне выкуп.

— Вы ведь уже получили, причем немало.

— Я открою тебе страшную тайну: у золота есть одно очень неприятное свойство. Его всегда не хватает!

Генрих понял, что настаивать бесполезно, все равно сила не на его стороне. И лишь грустно кивнул, соглашаясь. А в разговор вступил Жан-Мишель. Он задал вопрос, что давно крутился у него на языке:

— Скажите, сударь... А почему нам не дают воды? Мы ведь едва не умерли от жажды!

— Если бы вас не оттащили, то вода превратилась бы в яд! Разве вы не знали, что после сильной жажды обильное питье может погубить? Вон, даже ваш конь, и то все понял — сразу отошел прочь и дожидается, пока вода не пропитает внутренности. Вот тогда можно снова глотнуть немного. Поняли теперь?

Жан-Мишель кивнул.

— А сейчас идите в тень, вам подадут еду.

Мальчишки покорно побрели к финиковой пальме и упали обессилено у ее ствола. Бедуин поднес им сморщенные высушенные фрукты — те же финики и фиги. Но больше всего детей обрадовал кожаный мешок, наполненный прохладной свежей водой. Теперь им разрешали пить, сколько пожелают.

Брюльи принялся что-то горячо доказывать своим собратьям по кинжалу, но их взгляды не сулили ничего хорошего. Мрачные лица, укутанные бедуинскими шарфами, были искажены злобой и жаждой наживы. Но, по крайней мере, они не стали убивать мальчишек на месте, хоть наверняка такая забава пришлась бы кое-кому по вкусу.

Глава сорок первая

Солнце клонилось к закату. Небо над пальмами темнело, близился вечер. А караван и не собирался двигаться в путь. Бедуины развели костры и кипятили привычный для них мятный чай. Овечий сыр, вяленая баранина — вот и весь скудный ужин. Впрочем, на такой жаре есть почти не хотелось.

«Сухопутные» пираты коротали время чуть поодаль, совсем не общаясь с бедуинами. У них была своя еда, большую часть которой составляла выпивка.

Про мальчишек почти забыли, лишь изредка бросали на них косые взгляды. Да и то, разве этим детишкам взбредет в голову вновь убежать? Разве они еще не поняли, что с пустыней не шутят?

В отличии от детей, пришедший с ними конь вызвал у всех живейший интерес. Его обступили и бедуины, и пираты. Цокали многозначительно языками, оценивая стать; здесь каждый был истинным знатоком лошадей. Один из погонщиков взял коня под уздцы и повел к воде. Но Кохейлан немедленно воспротивился такому бесцеремонному обращению и взвился на дыбы. Показав свой непримиримый норов, жеребец громко заржал, словно говоря, что он из конюшен самого султана, а не какая-то безродная кляча.

Генриха эта сценка немного развеселила, но надо было все же напоить коня, да и вымыть заодно. Мальчик спокойно подошел к дикому созданию, положил ладонь ему на холку. Черная бестия мгновенно превратилась в ласкового жеребенка и покорно отправилась к воде. Оглянувшись, Генрих чуть не рассмеялся вновь — таких удивленных лиц он еще не видал в своей жизни.

Пока принц тер спину Кохейлану, его забросали вопросами. Пришлось в двух словах рассказать всю историю своего появления во дворце у повелителя Марокко.

Закончив мытье и устав от разговоров, Генрих вернулся под пальму и растянулся на траве.

Он лениво сжевал сладкий финик — очень хотелось спать. Все силы он отдал песчаным барханам, теперь все тело пронизывала тупая ноющая боль. Мальчик размышлял о превратностях судьбы — чем больше он стремился домой, тем дальше она — судьба — забрасывала его. А что еще ждет впереди?

Между тем, к нему подобрался Мбаса и как-то странно заскулил. Генрих даже немного испугался. Он обернулся — негритенок смотрел на него жалобными глазами, но молчал. Его тело дрожало от озноба или от сильного испуга.

— Что с тобой? — спросил Генрих вполголоса.

— Я его узнавать... Я узнавать!.. Это он... Это они!...

— Успокойся, расскажи все толком. Я ничего не могу понять.

Мбаса расплакался. Жан-Мишель тоже не выдержал, подполз поближе и стал его успокаивать. Немного придя в себя, Мбаса рассказал, что же его так взволновало:

— Вон тот человек, я его видеть раньше. У него такой большой шрам, на весь щека. Он был главный у тех, кто убивать мой племя! Он убивать мой отец! Я его бояться, он теперь убивать и меня!..

Наконец Генрих понял, что к чему. Наверное, именно этот отряд напал на деревню, в которой жил негритенок.

— Не отчаивайся! Я не дам тебя в обиду. Пока я жив, никто не посмеет тебя тронуть или продать. Поверь мне, я обещаю. Мы обязательно вернемся домой, все трое! К тому же... К тому же, вряд ли он узнает тебя. Для белых все темнокожие одинаковы.