Лилия и шиповник - Сомов Кирилл Григорьевич - Страница 26

Глава двадцать шестая

До самого рассвета гостей никто не тревожил. А за час до восхода солнца Мулай Абд аль-Кадер их разбудил и сказал:

— Если хотите отправиться в путь, то надо выступить немедля. Пока не наступила жара, успеем проехать несколько миль.

Зевая и потягиваясь, Генрих лениво выбрался из дома и поежился — утренняя свежесть охватила его плечи.

Мулай подвел к ним верблюда и заставил того спуститься на колени. Меж двух горбов смогли уместиться все трое мальчишек, а сам хозяин собрался было сесть на второго верблюда, когда вдали разглядел клубы пыли.

Он забеспокоился, что-то крикнул, громко и гортанно. Посреди деревни стал быстро собираться народ, выхватывая сабли и готовясь к бою.

Мальчишек быстро стащили с верблюда, запихнули обратно в дом и велели сидеть молча, не высовываться.

Через несколько минут послышался приглушенный гул от множества копыт — к деревне приближалась группа всадников.

Генрих встал у входа и выглядывал из-под соломенной циновки, заменявшей дверь.

Всадники в красных одеяниях гарцевали перед настороженными жителями. Вперед выехал один всадник, по видимому, старший из них. Он стал говорить на арабском, столь властно, что мурашки по коже. Ребята не понимали ни слова и не догадывались, что речь идет об их дальнейшей участи.

— Уважаемый Салед Ад-дин Муртази, ваша деревня задолжала светлому султану триста дирхемов. Он по своей доброте ждал больше месяца, но вы и не думаете платить этот налог. Если вы немедленно не соберете необходимое, я вынужден буду сам взять из ваших домов все мало-мальски ценное. Но зачем же применять силу? Договоримся миром, уважаемый Салед Ад-дин Муртази!

Старейшина деревни отвечал, степенно и размеренно проговаривая слова:

— Напрасно вы вините нас, светлейший Мухаммед Абд аль-Хафид. Мы выплатили сполна и следующий налог приходится лишь на осень. Зачем же наш добрейший султан присылает своих нукеров?

— Султану видней, кто кому сколько должен! — нахмурился сотник. — Ты будешь спорить или согласишься с нашими расчетами?

Ему никто не ответил, повисло напряженное молчание. И всадники, и жители деревни яростно сжимали сабли, готовясь в любую секунду ринуться в бой. Но сотник не желал крови, ему важней было получить долг и удалиться.

— Возможно, ты можешь что-то предложить, уважаемый Салед Ад-дин Муртази? Наш султан добр и справедлив, не так ли? Он с радостью примет от вас дар, равноценный тремстам дирхемам!

Старейшина задумчиво оглянулся, ища поддержки у соплеменников, но мужчины хмуро опускали глаза — никто не хотел расставаться с последним добром. Тогда старик сказал:

— Может быть у наших гостей найдется несколько монет? Спроси у них, уважаемый Мулай Абд аль-Кадер.

— О каких гостях ты говоришь? — насторожился сотник.

— Вчера к нам пришли трое мальчиков и мы приютили их.

— Хмм, это уже интересно! Ну-ка, приведите! Я хочу взглянуть на них.

— Они наши гости, светлейший.

— Ничего, ничего, я лишь взгляну, — усмехнулся сотник.

Мулай Абд аль-Кадер сказал на испанском, что мальчикам лучше выйти во двор.

Генрих показался первым. Он встал прямо перед сотником, не опасаясь копыт его лошади. Жан-Мишель и Мбаса замерли рядом с ним, ожидая продолжения.

— Так, занятно... Двое белых и один черный. Отвечайте, откуда вы и как попали сюда?

— Они не понимают арабский, я переведу, — сказал Мулай Абд аль-Кадер.

Он повторил вопрос сотника по-испански и Генрих вкратце рассказал всю историю со штормом.

Сотник недоверчиво качал головой. Выслушав, он сказал:

— Я никогда не верил ни испанцам, ни французам, ни инглизам. Они все лживые и вероломные собаки. И их дети наверняка точно такие же! Но пусть с ними разбирается наш всемилостивейший султан! Хорошо, мы согласны взять этих мальчишек в счет вашего долга. Если их продать, то как раз наберется две сотни дирхемов.

— Вы же обещали, что нас никто не тронет? — спросил Генрих у хозяина дома, где они ночевали.

— Обещал... Но вы сами видите, эти нукеры сметут нашу деревню в два счета. Мы вынуждены... — склонил голову Мулай Абд аль-Кадер. Он не смог встретиться взглядом со своими бывшими гостями.

— Ну, хватит разговоров. Сажайте их на коней, мы возвращаемся в Рабат!

Трое всадников усадили мальчишек в седла перед собой, и кавалькада помчалась в обратный путь.

Генрих успел шепнуть друзьям:

— Не проговоритесь, что я принц... Здесь и правда никому нельзя верить...

Пыль заклубилась под копытами, а жители деревни понуро провожали взглядами воинов султана.

У себя на родине Генрих никогда не видал столь бескрайних степей. По левую сторону от дороги раскинулась обширная плоская равнина, сплошь укрытая красновато-бурым песком. А вскоре Генрих понял, что от этого песка укрыться совершенно невозможно. Он противно скрипел на зубах, покрывал лицо тонкой пылью, слепил глаза...

Справа Генрих с удивлением рассмотрел белесую поверхность, блестевшую в лучах солнца. Издалека эти небольшие озерца казались покрытыми льдом. Только через несколько часов пути Генрих разгадал загадку — это обмелевшие участки моря, высыхая, превращались в соляные озера. Должно быть, там добывалась соль.

Солнце напоминало раскаленное добела блюдце. Всадники прикрыли лица, оставив лишь узкие прорези для глаз, а мальчишкам пришлось совсем туго — никто о них не побеспокоился. Только Мбаса все так же улыбался, словно ему все было нипочем.

Путь оказался долог и у Генриха было время поразмыслить. Если признаться султану Марокко, что он сын короля, то последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми. Либо султан прикажет доставить принца с почестями к отцу, либо наоборот, начнет требовать для себя нечто запредельное — огромный выкуп, к примеру. Кто знает, какой окажется характер у правителя. Так Генрих ничего и не решил. Доставят его к султану, а там поглядим...

Впереди показались стены какого-то городка и всадники ускорили шаг — им хотелось поскорее устроить привал, отдохнуть в тени.

Город под названием Мид-Эль поражал своей беднотой — невысокие дома, больше походившие на сараи, выстроились в хаотическом беспорядке. Между ними протянулись известняковые плиты и казалось, что жилые кварталы составляют единое целое. Улочки были шириной в два-три шага, раскинь руки и коснешься стен по обеим сторонам.

Лишь в центре городка оставалось свободное пространство. Там расположился рынок и мечеть с высокой башней минарета.

По рынку бродили мулы и ишаки, груженые тюками и мешками с товаром. Народу было не так уж и много, но стоял постоянный гортанный гомон, здесь очень любили поторговаться.

Конный отряд вызвал оживление — оборванные чумазые мальчишки, что мчались за ними от самых ворот, подбежали стайкой и встали поодаль, раскрыв рты. С любопытством поглядывали взрослые, но заговорить не решались.

Сотник Мухаммед Абд аль-Хафид ни на кого не обращал внимания. Остановившись у колодца он, исполненный достоинства, ссадил на землю Генриха, спешился сам и перебросил повод одному из нукеров.

Жестами он указал Генриху на колодец, потом на лошадей. Понятно без слов, надо напоить.

Генрих пожал плечами, но спорить не стал. Пока всадники привязывали коней к длинной плетеной изгороди, он взял кожаное ведро и принялся лить воду в длинное деревянное корыто. Жан-Мишель сунулся было к нему, помогать, но Генриху было так скучно во время долгой поездки, что работа показалась замечательным развлечением.

Когда корыто наполнилось, мальчишкам было позволено напиться самим и умыться.

Тем временем подошли торговцы лепешками, кускусом. На деревянных лавках быстро расставили посуду, глиняные плошки, чайники.

Мальчишкам тоже дали блюдо с кускусом, одно на троих. Это местная каша, когда в обычное пшено добавляют все, что есть в доме — мясо, овощи, специи, каждый готовит на свой лад. Впрочем, как раз мяса в каше и не оказалось.