Лилия и шиповник - Сомов Кирилл Григорьевич - Страница 2

Да еще этот запах, бр-р-р... Свежая и не очень, рыба, кипящие котлы с каким-то варевом, прелая древесная труха, подгнившие отбросы...

Принц недовольно поморщился — скорей бы окунуться в прохладу тенистых аллей дворцового парка.

В центре города было немного просторней, дома повыше, народ побогаче. Уже проезжали мимо кареты с вензелями, уже стали узнавать королевский герб на попоне.

И вдруг...

Как же сложно попасть домой без приключений!

Прямо под копыта графского жеребца метнулся какой-то оборванец. Он схватил коня за уздечку и громко закричал:

— Стойте! Стойте! Остановитесь! Дальше нельзя! Стойте!

— Поди прочь, безродный щенок! — рассержено крикнул граф и огрел мальчишку хлыстом меж лопаток.

Мальчуган взвизгнул, но повод не отпустил. Жеребец взвился на дыбы, чуть не сбросив седока, и ударил копытом мальчишку в плечо. Тот отлетел в сторону, упал навзничь и закрутился на мостовой от нестерпимой боли.

— О Боже! Что вы наделали! — вскрикнул принц.

Он собрался спешиться, но граф опередил его намерение:

— Ваше Высочество, оставьте его! Не пристало особе королевской крови беспокоиться о каком-то нищем. К тому же собирается толпа и вы можете пострадать. Будет лучше, если мы продолжим путь. Как бы горожане не взялись за колья, им только дай повод...

Хоть глаза принца и были наполнены слезами сострадания, но он принял доводы графа. Да и мальчишке уже пришли на помощь прохожие.

И все же далеко уехать именитым всадникам так и не удалось.

Буквально через полквартала им повстречалась телега, доверху груженая тяжеленными дубовыми чурбаками. Два мощных коня-тяжеловоза едва тянули свою ношу. Возница шел рядом, понукая и подгоняя вожжами.

Через пару минут всадники должны были поравняться с телегой. Улочка была не широка, разминуться удавалось с трудом.

И тут веревки, удерживающие бревна, с треском лопаются... Бревна скатываются на землю, телега опрокидывается. Слышен страшный хруст — бревна ломают шеи прохожим и хребты лошадям... Ужас объял принца — еще миг и он был бы погребен меж этих деревянных жерновов в кровавом месиве...

Острая, до боли простая мысль пронзила его сознание: а ведь этот нищий мальчишка спас ему жизнь! Если бы он не задержал графа, не было бы и этих спасительных мгновений!

— Граф, мы возвращаемся, — приказал принц и развернул кобылку, не слушая возражений.

Граф для приличия пробовал отговорить принца, но тот уже был далеко, пришлось догонять.

Вернувшись на площадь, где они оставили мальчика, принц осадил лошадь и огляделся.

— Эй, милейший! — подозвал он высокого парня со свертком в руках. — Здесь недавно лошадь сшибла мальчика. Не подскажешь, где он?

Парень опешил, к нему обращался сам принц! Взяв себя в руки, он поклонился и хрипло ответил:

— Ваше Высочество! Только что мальчишку увезли в больницу святой Женевьевы, где принимают бедных. Должно быть, он там.

— Благодарю. Держи! — Принц бросил парню целый луидор, чем еще больше смутил несчастного. — Граф, где эта больница? Мы отправляемся немедленно!

Граф чуть не схватился за голову — час от часу не легче! Теперь принц намерен посетить больницу, где наверняка подхватит какую-нибудь заразу! Но и сейчас он не посмел перечить, видя, что принц даже раскраснелся от решимости во что бы то ни стало отыскать маленького спасителя.

— Ваше Высочество, эта больница находится на окраине Парижа, возле монастыря святой Женевьевы. Откуда и название, собственно.

— Ну, вот и славно. Вперед, господа! Граф, показывайте дорогу! Надеюсь, вы знаете Париж и мы не заблудимся!

Однако граф д’Ориньяк собственную столицу знал немного хуже, чем многочисленные поля былых сражений. Лабиринт улочек оказался столь же запутанным, как знаменитый Лабиринт на Крите. С той лишь разницей, что в Париже не обитали минотавры.

Затратив полтора часа, всадники вконец измучились. Спрашивая всех и каждого, граф получал совершенно разные сведения, пока одна сердобольная старушка не указала истинное направление.

Почему монастырь оказался неизвестен парижанам?

Монастырь св.Женевьевы был выстроен сравнительно недавно, всего полвека тому назад. В нем обучались молодые девушки, с двенадцати до восемнадцати лет, посвящая затем свою жизнь церкви и смиренному служению.

При монастыре открыли лечебницу для низших сословий, в которой больными занимались старшие послушницы. А настоятельницы следили за тем, чтобы девушки не набрались греховных помыслов от крестьян и ремесленников.

Двухэтажное приземистое здание серого безжизненного цвета... У порога принц спешился, перебросил повод одному из дворян, а сам остановился, всматриваясь в окно.

— Граф...

— Да, ваше Высочество, — с готовностью подошел к нему граф д’Ориньяк.

— Что-то мне не по себе... Как он нас встретит, этот несчастный мальчик? Ведь именно по нашей вине он сейчас здесь...

— Ваше Высочество, никто не виноват в том, что произошло. Но, если хотите, я могу пройти один.

— Нет-нет, пойдемте, я готов!

Граф открыл перед принцем дверь. А навстречу к ним уже бежал со всех ног седовласый старик в синем балахоне.

— Ваше Высочество! — склонился он в поклоне. — Вы здесь, какая для нас огромная честь!

— Кто вы? — спросил принц, внимательно всматриваясь в лицо старика.

— О, я всего лишь доктор, Имон Сен-Лурье. Чем же я могу быть вам полезен, ваше Высочество?

— Я хотел бы справиться о здоровье мальчика, которого должны были привезти к вам. Он... жив?..

Эти два коротких слова дались юному Генриху с огромным трудом. Он стал бледен, словно полотно.

Доктор, не задумываясь, ответил:

— Да, ваше Высочество. Этого мальчика я лично перевязывал. Закончил буквально перед вашим приездом. У него раздроблена ключица...

— Я хотел бы повидать его.

— Он еще не пришел в сознание. Но вы можете пройти к нему, конечно, ваше Высочество. Он лежит вон там, под аркой.

Принц и граф пошли вслед за доктором по узкому коридору, вдоль тусклых окон. Коридор привел их в большую широкую комнату, в которой умещалось множество деревянных лавок. А на лавках... У принца потемнело в глазах — столько людей, стонущих от боли, страдающих, плачущих, он еще не видел.

Нельзя сказать, что принц рос избалованным и наивным. Он повидал в своей короткой жизни и кровь, и раны, и увечья. Но привыкнуть к этому зрелищу так и не смог.

Между больными сновали красивые юные создания в белых с черным одеяниях, похожие на ангелов. Это были монахини. Они смотрели на принца с таким обожанием, что вконец его смутили.

На бархатных щеках проявился румянец и принц поспешил спросить:

— Где же мальчик?

— Вот, вот он! — спохватился доктор и подвел принца к одной из лавок.

На узкой соломенной подстилке лежал без движения чумазый парнишка. Даже под слоем грязи можно было разглядеть красивые тонкие очертания его лица. Точеные скулы, прямой, с небольшой горбинкой, нос, бледные губы. И закрытые глаза...

«Интересно, какого они цвета?» — невольно подумал принц. А вслух спросил:

— Он поправится?

— Я не могу этого сказать, ваше Высочество. Все в руках Всевышнего. Я лишь делаю все, что в моих скромных силах.

— И все же?

— Если не начнется горячка... А даже если начнется, то как мальчик ее перенесет. Если кости начнут срастаться правильно и без осложнений. Если молодой организм выдержит... В общем, ваше Высочество, слишком много «если».

— Граф... Может, заберем мальчика во дворец?

Граф не успел ответить. Его опередил доктор:

— Я понимаю, ваше Высочество, что придворные врачи более сведущи, чем я. И все же рискну предостеречь — любое передвижение убьет мальчика. Пусть даже на четверть мили. Вот недели через две-три, думаю, он выдержит путешествие в карете.