Бомба замедленного действия - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 18

В программе заинтересовано правительство. Инициативная группа, куда они войдут, будет состоять из очень небольшого числа людей. Это будет мозговой центр, вершина пирамиды, на которую поднимется уже обработанная информация. Здесь, на вершине, будет проведен окончательный анализ, сделаны выводы и даны рекомендации.

— Новый век, — сказал Сточерз. — Тебе не кажется, что предложение Филипса очень символично?

— При чем здесь символика? Это наука! — Скроч был возбужден. Он и пил сегодня больше обычного. Чувствовалось, что он уже принял предложение. Ему было интересно узнать результат, а иного способа, кроме личного учатия в деле, просто не существовало.

Сточерз тоже был склонен принять предложение. Он знал, что правительственные программы выполняются в любом случае, если уж они начаты. Значит, откажись он, найдут других исполнителей, может быть, не столь щепетильных и честных.

Они согласились. Вступление планеты Земля в новый век было отпраздновано с небывалой пышностью. Карнавалы и шествия в Вашингтоне продолжались двадцать четыре часа. Люди надеялись, что мир будет прочным и долгим.

Сточерз и Скроч, стоя на сотом этаже Дома наций, подняли бокалы с шампанским и подумали, что именно от них может зависеть, каким будет мир в том веке, куда они только что вошли.

Бывало, что Сточерз задумывался над тем, насколько высока пирамида, на вершине которой он находился. Он знал, что информация поступает к ним из двух десятков групп, каждая из которых работает независимо и ничего не знает о существовании других. Но и эти группы обрабатывали уже не сырую информацию. Еще ниже находились многочисленные эксперты-прогнозисты, исследовавшие огромные массивы данных по различным наукам.

Кроме него и Скроча в инициативную группу вошли физик Льюин, футуролог Рейндеерс, химик Мирьяс, психолог Пановски и писатель-фантаст Прескотт. С легкой руки Льюина за группой даже в официальных документах закрепилось название — Комитет Семи.

Между членами Комитета Семи быстро установились дружеские отношения. Много времени они проводили вместе, на территории университета штата Нью-Йорк были выделены помещения для фирмы «Лоусон». Финансировала работу сенатская подкомиссия по прогнозированию, официально работу вел университет. Работа заключалась в анализе состояния и развития фундаментальных наук. Никакой видимой секретности. Более того: изредка кто-нибудь из членов Комитета выступал перед студентами и преподавателями с рассказом о том, какой видится будущая генетика, или физика, или химия…

Генератором идей стал писатель-фантаст Генри Прескотт — человек лет тридцати пяти, публиковавшийся не часто и не в самых престижных издательствах. Он выпустил три небольшие книжки, Сточерз прочитал их. После первого же рассказа он понял, почему Прескотт никогда не получит премии «Хьюго», и чем руководствовались Филипс и его коллеги, предлагая Прескотта в Комитет Семи. Это была так называемая «жесткая» научная фантастика с четко продуманными проблемами и мыслями сугубо научного свойства. Именно Прескотт предложил идею, которая дала толчок работе Комитета после почти полугодового застоя.

Идею Прескотт изложил сначала Льюину, а потом — ровно сутки спустя — собрал всех членов Комитета и продемонстрировал образец научно-фантастического анализа, помноженный на проведенный за это время компьютерный анализ ситуации. Имея доступ к секретным документам ПРО, Льюин сумел продвинуться дальше Прескотта, полагавшегося лишь на опубликованные в газетах сведения и на интуицию фантаста.

— Господа, — сказал Льюин, — сегодня на военно-космической базе Корби произошел сбой в системах обнаружения. Компьютер принял серию высотных грозовых разрядов за атаку русских ракет. Тревога продолжалась девятнадцать секунд, пока не распознали ошибку.

— Таким сбоев наверняка происходит немало, — сказал Скроч. — Они всегда распознаются.

Прескотт оторвал взгляд от бумаги, на которой рисовал какого-то инопланетного зверя.

— Вы поработали с компьютером, Уолт? — оведомился он.

— Поработал, Генри. Прескотт кивнул и пририсовал зверю длинный хвост, похожий на человеческую руку.

— Вам известно, господа, сколько такого рода сбоев произошло за время существования баз с ракетно-ядерным оружием? — продолжал Льюин.

— Думаю, от десяти до сотни в год, — сказал Скроч.

— Точность хороша для астронома, но не для генетика, — усмехнулся Льюин. — Вместе с сегодняшней тревогой по всем нашим базам и объектам получается двести семьдесят две тысячи триста пятнадцать случаев. На деле, вероятно, еще больше.

— Ну, ну, — пробормотал Прескотт, не отрываясь от рисунка.

— Пожалуйста, — вмешался Пановски, самый старый среди них, ему на днях исполнилось семьдесят, — объясните, к чему вы клоните.

— Видите ли, базы представляют собой единую систему, события на них не независимы. Значит, если в компьютере на Гаваях произошел сбой, то вероятность такого же сбоя в компьютере на базе Ронсон уменьшается. Но если сбой все-таки происходит и здесь, то существенно уменьшается вероятность того, что его удастся устранить быстрее, чем произойдет пуск ракеты. А если случается цепочка таких сбоев, то вероятность выбраться живыми, вероятность предотвращения атаки сводится, можно сказать, к нулю.

— Мы не специалисты, — пробурчал Мирьяс, — но даже мне понятно, что единая система компьютеров Пентагона должна быть свободна от такого рода накладок. Проверки и перепроверки…

— Конечно. Проверки и дублирование. И каждый раз вероятность того, что закончится благополучно, уменьшается. По законам теории вероятностей ядерная война должна была начаться в результате сбоя еще лет десять назад. Примерно после стотысячной тревоги. В том, что мы еще живы, виновата не система проверок, а нечто, спрятанное более глубоко. Ядерная война не может возникнуть в результате случайных сбоев. Закон: на каждую случайность приходится компенсирующая случайность.

— А психология? — спросил Пановски. — Допустим, есть закон природы. Но он не включает человеческого фактора. Например, безумного оператора. Происходит сбой, и оператор, вместо того, чтобы разобраться, впадает в панику и лично выдает команду к началу боевых действий.

Льюин покачал головой.

— Вы прекрасно знаете, Людвиг, что это невозможно. Для начала войны нужна команда свыше. Ваш безумный оператор не знает нужных кодов.

— Все это очень сомнительно, — вздохнул Пановски.

— Почти триста тысяч сбоев, — сказал Мирьяс. — Большая статистика, не спорю. А я приведу только два примера. Ведь для того, чтобы опровергнуть теорию, достаточно и одного факта, верно? Первый пример — взрыв в штате Юта, когда в подземном бункере полетел вразнос двигатель ракеты МХ, и ядерное устройство взорвалось. Сколько там погибло наших парней? Около ста — взрыв произошел под землей. Но ваша компенсирующая случайность в данном случае не сработала. И второй пример — год назад над Сандвичевыми островами. Ракета взорвалась в полете. Бомба была катапультирована, но система блокировки разрушилась, и бомба взорвалась, упав в океан. Пятьдесят килотонн. И компенсирующая случайность опять не возникла.

— Точно, — согласился Прескотт. — А вы заметили — бомбы эти взрывались на своей территории, а не на территории возможного противника? Вот вам другая сторона компенсирующего фактора. Природа не может допустить гибели человечества из-за нелепой случайности — в этом сущность закона, который мы с Уолтом сформулировали. На каждую случайность приходится антислучайность.

— Бред, — сказал Мирьяс. — Природа слепа, глуха и неразумна. А у вас получается, будто существует нечто или некто, вроде демона Максвелла, следящий за каждой нашей ракетой!

— Разве для этого нужен демон? — удивился Льюин. — Вы же не удивляетесь, как может природа уследить за тем, чтобы в электрической цепи сила тока всегда была равна частному от деления напряжения на сопротивление. Вы думаете, что человечество — закрытая система и может устанавливать для себя законы по собственному желанию?