Неотразимая (Богатая и сильная, Новый Пигмалион) - Кауи Вера - Страница 15

— Если бы ты был поаккуратнее со своим языком, тебе не приходилось бы так часто клянчить деньги у Ричарда!

— Я достаточно аккуратен во всем, — обиделся Дан.

— Тогда не радуйся раньше времени! Неизвестно, как все обернется.

Она подошла к лакированному китайскому шкафчику, где был бар. Мартини уже готовили и уже выпили.

Алчные твари. Она смешала для себя новую порцию.

Выпив один бокал и взяв с собою другой, она ушла в дальний конец комнаты, уселась и достала сигареты.

Что плохого в ее платье? Какое имеет значение, что оно куплено пятнадцать лет назад? Уважение к деньгам было у Касс в крови с рождения. А Марджери только и нужно, что тратить деньги. А Дану нужны сами деньги.

Размышляя таким образом, она безуспешно пыталась стереть темное пятно с бархатной юбки винного цвета, расправляла складки у ворота. Хороший материал служит долго, успокаивала она себя.

Вошел Дейвид и остолбенел при виде Марджери.

— Бог мой, да тебе только бороду нацепить, ты будешь вылитый Санта-Клаус.

— Вышло бы к месту — им кажется, что сейчас начнут раздавать конфеты, — вставила Касс.

Дейвид направился к бару, чтобы по обыкновению налить бокал «Джека Дэниэла», но передумал и уселся неподалеку от Касс. Он казался трезвым, но Касс знала, насколько обманчив бывает его вид. К тому же, подумала Касс, он напьется позже, узнав, что за богатство ему привалило. Вот уж тогда «Джек Дэниэл» польется рекой…

— Знаешь что-нибудь относительно завещания? — отрывисто спросил он.

— Ничего.

— Мне казалось, ты всегда все знаешь.

— Но не в этот раз.

— А… вот почему ты так раздражена. Беспокоишься, что осталась в стороне?

— Меня беспокоит, в какой стороне останется Организация.

— Ты никогда не думаешь о чем-либо другом, кроме Организации?

— А разве что-либо кроме существует?

Обескураженный, как обычно, превосходством Касс в словесной перепалке, Дейвид смолчал, недовольство его перенеслось на танцующую пару.

— Эти двое, конечно, считают, что существует.

— Им следовало бы знать, что существовало для Ричарда Темпеста.

Дейвид открыл было рот, чтобы спросить, что именно, но передумал, увидев появившуюся в комнате дочь, поплотнее вдвинулся в кресло и уткнул нос в газеты.

Касс, нахмурившись, изучала свой бокал. С тех пор как она узнала, что не Харви составлял завещание Ричарда, в ее сознании непрерывно звучал сигнал тревоги.

Что-то не так… неверно! Ведь это входит в круг обязанностей Харви! Ну хорошо, Ричард Темнеет не верил никому, но Харви — его юрист, проработавший на него, слава Богу, тридцать лет, имевший отношение к самым важным делам. К делам, думала Касс. А это касалось его лично. Она почувствовала, что кто-то опустился на диван рядом с ней, и, повернувшись, увидела Ньевес в хорошеньком белом платьице, закрытом по горло, с длинным рукавом. Она с неудовольствием, сжав губы, глядела на танцоров.

— Привет, дорогая… Где ты скрывалась?

— Я ходила к мессе…

Дан и Марджери явно казались Ньевес безнадежными грешниками. Она была ярой католичкой, никогда не забывавшей о своих ежедневных обязанностях. Темпесты всегда были протестантами, но ее мать, Инее де Барранка, происходила из испанского рода, тесно связанного с церковью, члены которого в течение нескольких столетий пополняли собою ряды священников и монахинь. По настоянию материнской семьи Ньевес в девятилетнем возрасте отправили в монастырь в Эскориале, где она и находилась, пока ее не послали в Швейцарию для завершения образования. Касс считала, что монастырь уже выполнил свою роль, завершив все то, что толком не успело начаться. Она пришла в ужас, когда Хелен как-то показала ей список одежды, требовавшейся для монастыря. Среди рубашек и трусиков, простых темно-синих саржевых платьев, плотных чулок и туфель на низком каблуке фигурировали два «сака».

— Что это? — удивилась Касс.

— Вот они, — показала ей Хелен. Это были буквально мешки, стягивающиеся у выреза шнурками.

— Они пользуются ими в душе, — печально объяснила Хелен.

— Для чего?

— В них моются.

— Моются? — Касс пощупала материал, достаточно тонкий, чтобы пропускать воду, но и достаточно плотный, чтобы скрывать мокрое обнаженное тело.

— Они потребовались в первый раз, — объяснила Хелен. — Сейчас, когда Ньевес уже двенадцать и у нее началась менструация…

— Боже мои! Ты хочешь сказать, ей нужно скрывать тот факт, что она женщина?

— Похоже, что так.

— Упаси Господь! Что за заведение! Я знаю, что это строгий монастырь за семью печатями, но что у них, и мозги запечатаны?

— Этого хочет ее испанская родня… все женщины рода Барранка воспитывались в монастыре.

— А Ричард знает обо всех этих мешках?

— Да, я рассказывала ему.

— И что он?

— Он считает, что, поскольку Ньевес наполовину испанка, придется следовать их обычаям. Ричард боится, что, если он будет чинить препятствия, ее родня может начать процесс и отберет Ньевес. Он говорит:

«Не всегда же она будет в монастыре».

— Но какой вред ей нанесут за это время!

Так и случилось, думала Касс. Ньевес отличалась полным неведением в вопросах пола и чрезмерной стыдливостью. Ей казалось невозможным загорать в едва прикрывающем тело купальнике. Когда Касс впервые увидела Ньевес в цельном, глухом купальнике под горло, она подарила девушке бикини в горошек, но та в ужасе запротестовала.

— Нет-нет, я не смогу надеть такое… это грешно!

— Что грешно?

— Женщины не должны выставлять напоказ свое тело…

— Кто так говорит?

— Монашки. Женщина всегда должна быть скромной и сдержанной.

Потребовались героические усилия, чтобы Ньевес стала носить шорты или топ без бретелек. После полугода, проведенного Ньевес в швейцарской школе, Касс заметила, что та стала чуть менее строгой в нравственных требованиях, но по-прежнему одевалась как какая-нибудь инфанта шестнадцатого века. Как-то Касс в шутку назвала Ньевес «маленькой монашкой», и та, не разобрав шутки, серьезно и доверительно призналась Касс, что подумывает стать послушницей. Духовные начала явно преобладали в Ньевес над радостью жизни.

Она приучена считать мир обителью греха, но не представляет себе, что в этом мире ее тетушка знаменита как Великая Блудница. Слишком молода и слишком романтична. Слишком много времени выстаивает на коленях перед украшенными цветами статуями Девы Марии. Что ж, одно к одному, думала Касс. Она не имеет ни малейшего понятия о том, какова реальная жизнь.

Слишком защищена, прикрыта дедовым богатством, отгорожена от мира католицизмом материнской семьи.

Они живут в Мадриде, пребывая в набожном миросозерцании и молясь за погибших в гражданскую войну отцов, мужей и братьев. Слава Богу, Ричард сумел воспрепятствовать тому, чтобы она жила с ними всегда. Достаточно проводимых в Испании каникул. Вернувшись, она обычно была склонна говорить по-испански, а в глазах сквозила мечтательность — как если бы она собиралась стать невестой Христовой.

Если не невестой Дэва Локлина.

Она влюбилась в Дэва, и этого не могло не случиться. Никоим образом. Несмотря на то, что Дэв был старше отца Ньевес, его мужская притягательность и бросающаяся в глаза чувственность влекли ее, хотя она и не осознавала этого и в слезах бежала бы с брачного ложа.

Дэв вовсе не воспринимал ее как женщину. Для него Ньевес была дочерью его лучшего друга, которую он держал на коленях и таскал на плечах. Дэв, как и Ньевес, был наполовину испанцем, и к тому же в родне с Инее, матерью Ньевес, и понимал девушку лучше, чем кто-либо другой. И ее, и всех остальных. Думаю, он приедет навестить нас. Теперь, после смерти Ричарда, визиту Дэва ничто не препятствует…

Касс заметила отрешенное выражение Ньевес и решила, что девушка читает про себя молитву. Наверняка она простоит не меньше часа на коленях у себя в комнате, отмаливая погибшие души этой заблудшей парочки.

Что за чепуха, раздраженно подумала Касс. Ей бы нужно встречаться с мальчиками и ходить на вечеринки. Между Ньевес и ее ровесниками, которые курят травку и глотают таблетки, пропасть не меньше, чем между ягненком и черной пантерой. Ей бы нужно бегать за поп-звездами и носить потертые джинсы и футболку, а не закрытые блузки с юбками. Хотя им удалось уговорить ее надевать слаксы, она выглядела в них так, будто опасалась, что за это ей уготовано место в аду! Конечно, она слишком много времени проводит либо одна, либо в церкви.