Лучший друг девушки - Кауи Вера - Страница 12

3

– О чем это ты так долго беседовала с Билли Банкрофтом? – спросила Тони Стэндиш свою сестру несколько недель спустя.

Они только что возвратились домой после званого обеда, на который он тоже был приглашен и после которого Ливи и он, усевшись на диване, долго говорили с глазу на глаз.

– Да ни о чем особенном, – зевнула Ливи, – так, обо всем понемногу, а в общем, ни о чем.

Тони внимательно посмотрела на сестру. У нее был вид сытой кошки, явно свидетельствовавший, что здесь было что скрывать.

– Кстати, он напомнил мне о нашей первой встрече около шести лет тому назад в Нью-Йорке, – сообщила Ливи, играя ямочками.

– В этом весь Билли. Никогда не забывает даже единожды увиденное лицо, тем более такое прелестное, как твое.

Широко открыв глаза, Ливи взглянула на свою сестру.

– Он и твое лицо хорошо помнит, – невинно заметила она.

– Хотелось бы надеяться. Мы уже давно знакомы с Билли, – улыбка Тони была столь же невинной.

Ливи начала снимать с себя драгоценности, изумруды и алмазы, небрежно складывая их в кучу, которую ее горничная затем упрячет в сейф.

– Чем он точно занимается? – спросила она как бы невзначай.

– Делает деньги. Много, много, много денег.

– Знаю, но каким образом?

– Билли весьма неразборчив в средствах, главное для него – свести концы с концами, и к настоящему времени, мне кажется, этими концами он мог бы несколько раз обернуть Гайд-парк.

– Он что, аферист?

– Но не из тех, которыми занимается полиция, хотя за ним и числится репутация весьма ловкого дельца. – Тони с интересом взглянула на сестру. – У меня такое чувство, что ты им всерьез заинтересовалась, или я ошибаюсь?

– Да нет, обыкновенное любопытство, – осадила ее Ливи. – Он сильно отличается от всех, с кем я обычно встречаюсь.

– Естественно. Они родились такими, какие есть. А Билли Банкрофт сделал себя сам.

– И продолжает делать?

Пораженная необычной проницательностью сестры, Тони ответила:

– Он стремится не упустить своего шанса в жизни, постоянно нацелен на него и представляет собой весьма уважаемую фигуру в Сити. Примерно с год назад или чуть более того королева возвела его в рыцарское достоинство. – Тони выдержала десятисекундную паузу. – Тебе известно, что существует и леди Банкрофт?

– Да. Он сказал мне, что она – хронический инвалид. С ней что-то произошло сразу же после рождения их сыновей-близнецов, какая-то послеродовая депрессия, которая, вместо того чтобы со временем заглохнуть, только усугубилась. Она уже длительное время находится в частной лечебнице.

– Так вот почему никто никогда не видит ее... Да, миленько же вы побеседовали, – ехидно заметила Тони.

– С ним очень легко говорить.

– Значит, вы решили продолжить беседу?

Тони и мысли не допускала, что ее сестра может всерьез заинтересоваться Билли Банкрофтом. Выбившийся из низов, женатый делец-еврей был последним, кто мог бы увлечь воображение Оливии Рэндольф.

– Думаю, мы еще не раз увидим его у себя в гостях, – неопределенно пообещала Ливи.

И она не ошиблась. Впечатление было такое, что он постоянно находился в поле их зрения, хотя Тони не могла подозревать его в том, что он преследовал ее сестру. Он был женат, а Ливи вовсе не стремилась стать чьей-либо любовницей, однако каким-то образом на всех обедах и приемах он неизменно оказывался рядом с ней либо так или иначе выступал в роли ее партнера. На все расспросы Ливи, широко раскрывая глаза, неизменно отвечала:

– Он такой забавный, заставляет меня все время смеяться и знает почти всех...

А Билли Банкрофт уже давно выяснил все про овдовевшую г-жу Джон Питон Рэндольф VI. Многие из коммерческих своих дел он проворачивал непосредственно в Соединенных Штатах, регулярно проводя там по крайней мере до четырех месяцев в году, и бизнесмены, его деловые партнеры, приглашали его на торжества, где он встречался с людьми круга Ливи. Первая их встреча состоялась на официальном приеме в здании Объединенных Наций еще при жизни Джонни, и Билли тотчас окрестил его тупицей голубой крови, но их брак, как ему доверительно сообщили, был в высшей степени крепким. Тогда Ливи было всего двадцать четыре года, а Билли только входил в фешенебельное общество Манхэттена. Когда они встретились в Лондоне шесть лет спустя, она уже была вдовой, а он сэром Уильямом Банкрофтом, чьим расположением стремились заручиться те же самые круги по обе стороны Атлантического океана, ранее относившиеся к нему с определенной долей снисходительности и скептицизма. Было известно, что к его мнению прислушиваются весьма Влиятельные Люди в правительстве Англии и что ему прочат Большое Будущее: самое меньшее – место в палате лордов. И совершенно не имело значения, что когда-то он был захудалым Билли Банциевичем из Уайтчепел-роуд, заполучившим свой первый миллион благодаря хитро провернутой операции с излишками военного снаряжения. С людьми, навлекшими на себя его гнев, обычно случались крупные неприятности того или иного свойства. Поэтому более верным было искать его расположения. Что и делала Ливи, и делала успешно.

Сидя за длинным, как крикетная полоса между воротцами соперничающих команд, столом и наблюдая за ней, Билли видел, что в сравнении с ней остальные женщины выглядят по меньшей мере заурядными. В тот вечер на ней была широченная юбка из груботканого атласа цвета хорошо взбитого яичного белка, каскадами ниспадавшая из-под обычного черного вязаного шерстяного жакета, плавно огибавшего ее плечи только до локтя. Дальше руки ее оставались совершенно голыми, если бы не охватывавшие запястья два одинаковых, шириной в дюйм браслета, украшенные изящными цветками из алмазов и жемчужин. Под стать им были цветки и в ее ушах, а коротко остриженные черные волосы, круто зачесанные назад, полностью открывали лоб и лицо. Движения ее были грациозно-лебедиными, голос мягким, а улыбка теплой. Она была всем, о чем мог только мечтать Билли. Ни один здравомыслящий мужчина не должен был позволить, чтобы столь редкостный экземпляр истинного совершенства канул в безвестность. А здравого и любого другого ума у Билли было хоть отбавляй. И поэтому он был предельно осторожен, осмотрителен и почтителен с ней, невидимыми чернилами нанося рисунок самого себя на ее сознание. Он делал все возможное, чтобы рисунок этот наверняка там запечатлелся. Но самое главное, чтобы чувствовала это и знала об этом и она.

Все то лето они кружили друг подле друга в вихре званых обедов, коктейлей, приемов, балов и прочих священнодействий Лондонсного Сезона. На ипподроме «Аснот» Ливи была гостьей в персональной ложе Билли; благодаря его влиянию она получила приглашение на один из монарших приемов в саду Букингемского дворца, и, когда королева, узнав его, улыбнулась и остановилась, чтобы поговорить с ним, имя Ливи было нашептано в высочайшее ухо всезнающим личным адъютантом, и она была тотчас представлена королеве.

Но Билли был слишком умен, чтобы сделать ее предметом ханжеских сплетен. Находясь с ней то тут, то там, то везде, он щедро делился с ней своим опытом финансиста, советуя, как лучше распорядиться доходом от капитала, оставленного ей Джонни. Сам он по-прежнему продолжал длительную амурную связь с четвертой (годы спустя окрещенной «сибаритской») женой одного из заправил средств массовой информации, которая была значительно моложе Ливи. Джойс Истман ничего не желала бы больше, чем стать леди Банкрофт, и в последнее время, раздраженная явным нежеланием Билли уступить ее воле, становилась все более нетерпеливой. Люди жадно следили за тем, как тускнела звезда Джойс и как начинала сиять звезда Ливи.

Джойс слишком откровенна в своих намерениях, считали наблюдатели. Оливия Рэндольф ничего не принимала как само собой разумеющееся, и в ее отношении к Билли не было даже элементарного намека на какие-то особые привилегии. Он был для нее одним из многих, не более. И слава Богу, что многих, однажды утром пришло в голову Ливи, когда она, вскрывая конверты, лежавшие на подносе рядом с завтраком, с облегчением видела, что почти в каждом лежало очередное приглашение. Пока не было никаких признаков холодности и отчуждения, о которых ее предупреждала Сэлли Ремингтон, но Ливи не теряла бдительности, готовясь тут же предпринять необходимые шаги – и в верном направлении.