Охотники за сказками - Симонов Иван Алексеевич - Страница 48

Вышел Никита на широкое болото, обман-травой прикрытое. Виднеется вдали колдовское проклятое логово. Малые холмики по болоту путь к нему указывают. Ярким пламенем горит над мрачной стеной меч Герасима.

Отдохнул Никита перед боем под сосенкой, убаюканный цветком-дремою. Разбудили его цветы-колокольчики: «Берегись, богатырь, колдун летит!»

Встал Никита под деревом в полный рост, распушились над ним ветви зеленые. Черной тучей мимо пролетел колдун.

Завел тут Никита песню вполголоса. Подхватили ее люди по деревням, птицы по лесам, полевые цветы и луговые травы. Зеленые сосны в лад богатырю вторят. И полетела вольная песня из края в край. Где конец, где начало ей не может отыскать колдун.

А богатырь тем временем по холмикам пробежал болото первое. Встретил его могучий лось с рогами тяжелыми, широкими. Посадил он Никиту на спину, птицей понес его по зыбкой трясине, рвет широкими копытами обман-траву, только зыбкая топь позади него от бега колышется.

Домчал он кузнеца до высокой каменной стены. Прорезая тьму, жгучей молнией сияет меч Герасима, огневые искры от него во все стороны сыплются.

Оперся богатырь на широкие лосиные рога, поднялся на стену каменную и увидел сквозь железную решетку белый Илин шарф, услышал из глухих подвалов призывные голоса колдуновых пленников.

Сбивает он мечом запоры тяжелые, выпускает на свободу невольников. Добрался до оконца темницы Илиной, ударил по решетке со всего маха — и рассыпалась от богатырского удара витая сталь.

Услыхал ворон громовые удары богатырские — летит назад. А Никита Сирота уже на свободу Илю выпустил. Мчит их лось обратно через болото зыбучее, несет верного друга и любимую сестру в родимый край. Развевается по ветру белый Илин шарф.

Опустил их лось на поляне родного бора. А колдун уже над ним вьется, черным вороном под облаком кружит, метит в богатыря железным клювом. Налетел стремглав.

Выхватил Никита меч-кладенец, на лету перехватил колдовской удар, пробил ворону грудь железную, насквозь пронизал сердце злобное.

От того удара земля дрогнула, вековые деревья закачалися. Поднялся над бором жгучий вихрь и унес в высокое небо белый Илин шарф.

Страшным криком закричал смертельно раненный злодей, и упало на землю из железных когтей кольцо заколдованное. В том кольце таились колдовские чары.

Покатилось оно по траве, и там, где опрокинулось, образовался бездонный провал, глубокое лесное озеро.

Упал на землю ворон и превратился в сухое обгорелое дерево, перебитое жаркой молнией.

В тот же миг спали колдовские чары с Ивана и Герасима. Снова встали они перед сестрой и другом неразлучными братьями-охотниками.

Разрушили бури, заметали пески колдовской дворец. Облегли его бурьяны непроходимые, заволокли туманы непроглядные. Лишь всполохи беспокойно вспыхивают с той стороны по ночам — то блестит над гиблым местом меч Герасима.

Легкий Илин шарф ясной дорожкой распластался в высоком небе — висит, не падает, весь покрылся мелкими звездами. И называют его люди — Млечный Путь.

Полюбили Никита с Илею сидеть летним вечером над тихим озером, встречать и провожать розовые зори, смотреть на распластавшийся по небу легкий звездный шарф. И цвела рядом с ними по берегу убаюкивающая дрема с голубыми незабудками, перезванивались в тишине говорливые колокольчики.

Под разговор цветов и замечтали однажды кузнец с Илею: «Навсегда бы остаться над этим озером».

Как замечтали, так оно и сделалось. Встал Никита Сирота на берегу высоким вязом, а красавица Иля превратилась в птицу иволгу.

Тихо в лесу — и она спокойна, чуть слышно подает любимому из уютного гнезда печальный и нежный голос. Но лишь надвинутся тучи — и снова видится ей приближение злого колдуна. Вылетает она навстречу ветру, беспокойно кружит над озером, касаясь легким крылом кудрей любимого. Кричит тревожно.

По крику иволги угадывают люди приближение бури, ветровой погоды с дождями. А над этим озером и иволга необычная, и само озеро названо Илиным.

Вот какие дела происходили в далекую старину, соколики…

Умолк дед Савел. Над костром пыхтел и вздрагивал походный котелок. Облака над лесом ускоряли бег, и птица иволга все кружилась над озером, то взмывая кверху, то стремительно бросаясь вниз.

Тревожным голосом верная подруга предупреждала любимого о новой грозе.

Снова «Королева»

В сторону думы об играх и забавах, об уженье рыбы и занимательных лесных походах. Даже дневниковые записи в тетрадях прекратились. Не до того было, когда в тихом бору одно за другим разыгрались события, поднявшие на ноги не только ближних лесников и их семьи, но и окрестные селения.

Сторожка дедушки Савела и дом с петухами были в центре этих событий. И нам, временным жителям Яро-полческого бора, пришлось быть в них не посторонними наблюдателями, а первыми и активными участниками.

Наша компания, еще не сознавая того и лишь позднее разобравшись в происшедшем, первой способствовала быстрому приближению и крутому развороту событий.

И пусть в завершение нам пришлось оставить на время и насиженный шалаш под елью, и опечаленного старого лесника, и нашего нового друга — Борю, все же рядом с грустью жила в душе радость, что и мы не сробели, не растерялись в трудную минуту.

Большие перемены произошли в нашей лесной жизни за два дня, которые совершенно не обозначены в тетрадях. Но я должен рассказать и об этих днях, и о вечере накануне событий, нарушивших тихую жизнь бора и заставивших нас сменить уютную и гостеприимную дедушкину сторожку на новую лесную квартиру.

…Беспредельно счастливые, что побывали на Гулливой поляне, услышали над Илиным озером новую сказку, угостились вволю первыми грибами и ягодами, бодро и весело возвращались мы на родное гнездовье.

Одно было жалко: что не ходил с нами, не испытывал всего этого Василий Петрович. Скучал, наверно, одиноко в дедушкиной сторожке.

И придумали мы на радостях «угостить» его самодеятельным концертом.

Есть у нас губная гармошка, у Павки Дудочкина крикливый манок в кармане. Боря свою тростниковую жалейку на три лада Косте Беленькому передал, для меня из лесного дягеля басовитую дудку сделал, а себе сорвал березовый листочек по дороге — поднес к губам:

— Начинаем!

И грянул на подходе к сторожке разноголосый духовой оркестр: «Выходи, Василий Петрович, любоваться новоявленными музыкантами!»

А посреди поляны, глядим, гривастый вихревой конек Пегашка на длинной привязи скачет. Заслышал нашу музыку— на дыбы поднимается: вот-вот на воздух взовьется.

Как для такого случая не постараться! Поднажали мы на свои дудки и свиристелки, на полную мощность грянули.

Взвился Пегашка. Веревка, на которой он был привязан, лопнула. Припустился перепуганный Пегашка вскачь от нашего оркестра.

— Что вы наделали! Убежит… Ловите скорее! — кричит Василий Петрович из окошка.

И, побросав свои инструменты, все «музыканты» кинулись вдогон за вихревым коньком.

Хорошо еще, что оборвавшаяся веревка коню бежать мешала, — под копыта попадала, а то не видать бы нам больше Пегашки как своих ушей.

После его поимки на большой концерт мы уже не отваживались, лишь тихонько попискивали на гармошке и на дудочках, собравшись возле сторожевого гнезда. И Пегашка, снова привязанный гулять на травке, постепенно привыкал к этим звукам.

Скоро мы про него и совсем позабыли. Заинтересовало другое: в ответ на тоненькие переливы Ленькиной гармошки из глубины леса долетел не то волчий, не то собачий заливистый вой.

Это не был голос Бурана. Собака Туманова была у нас на виду и ходила по пятам за своим хозяином.

Из глубины леса давал о себе знать какой-то другой зверь.

— Интересно, почему собаки воют, когда музыка играет? Поют они или сердятся? — рассуждал Костя Беленький.

— Поют, — коротко и резонно заявил Ленька Зинцов. — Люди под гармошку поют, и собаки привыкли.

— А почему в деревне их гонят от гармошки, палками бросают, а они отбегут и все равно воют? Какая тут песня! — высказал сомнение Павка Дудочкин.