Охотники за сказками - Симонов Иван Алексеевич - Страница 42

В отсутствие Надежды Григорьевны Туманов заметно храбрее и голос у него звонче.

— Как, седельце боевое мама не отобрала? — спросил он, подавая руку Леньке Зинцову.

— Упрятано, не найдет.

Василий Петрович с каждым из нас за руку поздоровался и всех по имени назвал. Не думали мы, что он нас так хорошо знает. В школе учеников полсотни с лишним — попробуй тут каждого запомнить! А Василий Петрович все-таки запомнил нас.

С Борей они, заметно, совсем на дружеской ноге. Лесной инженер даже по отчеству, Федоровичем, его повеличал, заставив Борю смутиться.

Потом Василий Петрович поинтересовался, благополучно ли мы через ржаное поле перебрались, когда из деревни в Ярополческий бор путь держали: не увидала ли нас из маленького оконца крайней избушки тетка Устинья, не отчитала ли за помятые колоски?

И откуда только ему известно, как мы поле переходили? Об этом, кроме нас да Надежды Григорьевны, никто не знает.

В разговоре Туманов охотниками нас назвал, спросил, сколько сказок «настреляли». А «охотников» мы тоже в секрете держим, только между собой это слово упоминаем.

«По глазам, что ли, он читает?» — переглядываюсь я с товарищами. А Василий Петрович наши переглядки тоже замечает и дальше удивлять продолжает.

— Хотите, — говорит, — даже день назову, когда вы домой вернуться родным обещали?

Назвал — и снова тютелька в тютельку угодил. Павка Дудочкин аж губы приоткрыл от изумления. А лесной инженер совершенно равнодушен.

— Это, — говорит, — только вам дивно, а для меня ничего особенного нет. Рядом со мной в поселке бабка Васена живет. Она в стакан с водой глядит и все кругом на сто верст видит.

Вместе с нами дед Савел Туманова слушает и только головой покачивает да улыбнется порой, если мы очень уж удивляться начнем.

— А теперь, — говорит Василий Петрович, — меня наслушались, давайте и сами что-нибудь расскажите. Ну… хоть про лесоруба с молоточком… Присядем на завалинке, — приглашает он.

Ленька и принялся припоминать нашу ночную встречу с лесорубами на битюгах.

Туманову все до тонкости хочется довести, а у Леньки на прибавку к коротенькому рассказу ничего не остается. Были ли у лесорубов какие буквы на молотке, он не знает. В облегчение себе и посоветовал:

— Лучше бы, — говорит, — поглядела бабка Васена в стакан с водой. Там все видно будет.

Лесной инженер при этом совете только пальцем под фуражкой по стриженому виску поцарапал, а у дедушки смешинки в глазах веселее пошли.

— Ладно, в стакане доглядим! — решил Туманов и пришлепнул ладонью себе по коленке. — А пока давайте мыться, бриться, в порядок после дороги приводиться.

И мы понимаем, что теперь лесной инженер хочет наедине с дедом Савелом поговорить.

О чем беседуют взрослые, всегда любопытно послушать. Но мы порядок знаем, умеем любопытство пересилить. Поэтому быстро находим каждый себе дело: Костя Беленький пошел в шалаш, чтобы сено на постели перетряхнуть, мы с Павкой Дудочкиным взялись сучья для костра заготовлять, а Ленька Зинцов с Борей под берегом с удочками пристроились. Они и слышали разговор Туманова с дедушкой.

— Из какого стакана секреты тебе известны? — спросил дед Савел и засмеялся.

— Вот из этого, — так же весело ответил Туманов и достал из нагрудного кармана френча письмо в голубом конверте.

— Ого! — оживился дедушка. — Значит, пишет Зеленый Дол? Может быть, к нам на жительство собирается?

— Тебе привет и пожелание здоровья. А насчет переезда на Белояр, как всегда, молчок.

— Да!.. — вздохнул дедушка. — Деревня, мала она или велика, все деревня, люди. И до города рукой подать. А лес — он все лес: сосны да ели. Кому охота в такую глушь забираться! Сороки — и те только летом в лесу любят жить, а на зиму все к деревне поближе летят… Да-а!.. А молодому человеку, само собой понятно, и тем более на людях быть охота… Да-а!..

Всего несколько минут тому назад веселый и разговорчивый Туманов сидел рядом с дедушкой задумчивый и безмолвный.

Ленька, выскакивая из-под берега за пойманной рыбой, видел, как он курил папиросу за папиросой. Буран, упрятав голову между лапами, лежал спокойно. Один дедушка говорил негромко, находя новые зацепы к продолжению речи, будто специально старался перебороть тишину, не дать ей силу взять.

— А у меня полвека тут прокатилось… Да-а… И никуда меня отсюда не вытянешь. Привык. Сам говорю, сам себя слушаю. И то порой бывает… Уныло одному, если дела не находишь. Ребятишки вон пришли — с ними скучать некогда. Сказки бы им рассказывать с утра до вечера, а тут эта история… Да-а… Слышишь ли, Петрович?

— Ага!

— А ты не горюнься очень-то. Может, того… И соловей в другое место перелетает, если первое гнездо его подруге не нравится. И это бывает. Может… уж если такое дело…

— Получается, что мне надо в другое место перелетать, повеселее жизни искать, — крепко затянувшись и далеко от себя отбросив папиросу, сказал инженер. — Не нравится мне это. Дурно такой поступок называется.

— Не в слове дело, — сказал дедушка.

— И в слове тоже… Ну, Савелий Григорьевич, допустим, посочувствует и скажет: «Переехал». А другой скажет: «Сбежал!» И правильно скажет! Это то слово!

На «то» Василий Петрович так шлепнул себя ладонью по коленке, что Буран вздрогнул и поднял голову. А Туманов — письмо в карман, френч одернул и такие глаза сделал, словно сам на себя рассердился.

— У Чапаева, — говорит, — даже слова «отступление» не существовало. «Нет, — говорит, — у нас в армии такого слова. Забыть про него». Ну, а если кто робел в атаке и бежал…

И Туманов лицом и приподнятой для энергичной отмашки рукой так изобразил свое отношение к недосказанному, что ясно было — это хуже, чем просто не жить.

— Ладно! — сдержал он себя. — Об этом хватит. Не за тем меня целых два года по лесному делу школили, чтобы еще через два в число сбежавших записывать. Мы еще и в бору повоюем!

Обернулся к деду и спросил весело:

— Повоюем, Савелий Григорьевич! И дедушка прояснился:

— А то как же!

— Всех короедов повыведем и жуликам бой дадим!

— Обязательно дадим!

Дальше тише разговор повели. Да и Зинцова рыбацкий азарт так разобрал, что ему не до посторонних разговоров: только успевай червяков насаживать да рыбу подсекать. Замечательный клев начался на вечерней зорьке.

Так и занимались мы каждый своим делом, пока дедушка не позвал:

— А ну-ка, соколики, собирайтесь! Давайте чашки-ложки на поляну!

Под звездами и поужинали. И Василий Петрович с нами.

После пшенной каши дед Савел спросил:

— Преподать, что ли, маленькую на сон грядущий? Мы-то разве откажемся! Знаем, что о сказке речь.

— Преподать!

Туманов, словно в незнакомый класс на урок явился, позволения попросил:

— Разрешите присутствовать?!

Дедушка подкашлянул тихонько, в нашу сторону глаз прищурил:

— Как, товарищи, разрешим? Мы-то, конечно, с удовольствием.

И Туманов, опершись локтями на траву, прилег между нами. Мы — вокруг дедушки. А дедушка — на чурбанчике.