Звездные самураи - Като Кен - Страница 44

— Милиция, говоришь? Отребье это, а не милиция, шайка разбойников из Эл-Эя, годная лишь на то, чтобы за четверть зарплаты нормальных солдат бестолку шляться по городу! Да-да, причем большинство из них — грабители и убийцы, кто покруче, кто помельче. Готов поклясться!

— С-сэр! — Боско Шадболт окинул взглядом присутствующих. Похоже, он заразился духом непокорности.

Плевал я на то, чем это кончится, подумал Истман, но все равно, это здорово — потрясти членов Совета за их золоченые яйца. А как приятно наконец заткнуть им пасти правдой!

— С-сэр, — заикаясь, повторил Шадболт. — Есть еще одна проблема…

— Молчать! — попыталась заткнуть его Фостер. — Пси вас побери, да эта батарея вдруг превратилась в оплот инакомыслия и необоснованных обвинений. Учтите, я беру вас на заметку!

— Ха! — воскликнул Арт Соломон. — Ребята все правильно говорят. Нечего затыкать им глотку.

Все повернулись к Шадболту, и тот замялся.

— Я… то есть…

— Он хочет сказать, сэр, — вмешался Истман, выручая друга, — что все эти чертовы сооружения вот-вот накроются медным тазом, а виной тому — продажность наших начальников. Наш Контролер — самая что ни есть воровка!

— Нет, это возмутительно!.. — Лицо Фостер обмякло. Она несколько раз безмолвно открыла и закрыла рот, затем взяла себя в руки и пробормотала: — Истман, вы еще пожалеете.

— Вряд ли, миз. Факт!

Да, это факт, думал Истман, всей душой ненавидя Фостер. Слава пси, что с нами сейчас Эллис Стрейкер. Почему я должен испытывать уважение к какой-то идиотке, которая стала моей начальницей исключительно благодаря многолетнему безделью и автоматическому продвижению по службе? Все эти шишки требуют к себе уважения, а ведь уважение нужно заслужить. Собственными достижениями. А ты, Фостер, чего достигла? Всю жизнь занималась приписками! Лживые отчеты на Либерти отправляла! Как я презираю тебя, тебе подобных и все ваши устремления! Клянусь, в один прекрасный день я призову вас к ответу, можете не сомневаться!

— Мы с вами еще поговорим, Истман. Ваша дерзость и без того хорошо известна. Слишком хорошо!

Однако что бы теперь ни говорила Фостер, Истмана ей было не пронять. Теперь советница казалась ему ничтожной, больной и жалкой, к тому же темнота в какой-то мере скрадывала понятия о рангах. Истман вспомнил, как год назад, когда невыносимая скука метракоровской жизни, клаустрофобия, вызванная жизнью под куполом, постоянные болезни и даже смерти товарищей заставили его совершенно равнодушно поднести к виску бластер. Он даже нажал на спуск. Причем дважды. И оба раза была осечка. Хотя на третий раз, когда он в отчаянии направил оружие в окно, бластер выстрелил.

— Вот главная беда МеТраКора. Некоторые там добиваются положения, пальцем не пошевелив, — сказал Истман. — А те, кто работает честно, не зарабатывают ничего, кроме позора и бесчестия!

— Мистер Истман, вам это предательство с рук не сойдет!

Истман взял у Шадболта аргентиумовую трубку и швырнул ее к ногам Фостер. Повисло молчание, а затем над головами вновь сверкнула фиолетовая молния.

Эллис Стрейкер обвел взглядом освещенные вспышкой лица и грозно произнес:

— Предательство, значит? На вашем месте, миз Фостер, я бы не стал так говорить. Я бы сказал, что МеТраКор пытается лепить людей по своему образу и подобию — короче, печатать их пачками, как поддельные банкноты: солдат, неспособных воевать, торговцев, не умеющих торговать, руководителей, понятия не умеющих, как управлять! И сдается мне, что ваше единственное занятие в Совете — это лизать задницы, зарабатывать очки, портить жизнь ребятам, которым вы в подметки не годитесь, и протирать штаны! Вы уж и не упомните, зачем вы здесь и зачем вообще некогда был создан МеТраКор. Так что нечего обвинять Истмана в предательстве только потому, что у него хватило смелости сказать правду. Ведь на самом-то деле выходит, миз Фостер, что преданными оказались все американцы на Осуми!

Фостер оправдываясь развела руками, словно пытаясь оправдаться:

— Но вы же знаете, что наши возможности более чем ограничены. Мы имеем право только на то, что предусмотрено Договором с даймё. Нашу безопасность должен был обеспечивать Рюдзи-сама. И всегда обеспечивал.

— Ха! — Эллис указал пальцем на купол. — Расскажите это каньцам.

— В данном случае, сэр, китайцы нарушают законы Ямато!

Снова послышались похожие на дыхание гигантского дракона раскаты залпов китайских орудий, вдавливающих защитные поля внутрь. К тому времени, как обстрел утих, не менее тысячи пустующих деревянных лачуг в трущобах превратились в уголья.

— Слушайте, а вам не кажется, что для политика несколько наивно вот так взять и тупо довериться законам Ямато?

— Нет — если б нам удалось одарить Рюдзи-саму, как предполагалось сделать.

— А заодно и усилить генераторы полей! И ежегодно проверять плексовую броню! И должным образом обучать своих людей, и держать на всякий случай поблизости боевую эскадру! Тогда вам не надо было бы думать, какую взятку всучить местному деспоту. И не было б нужды посылать человека за тридевять земель — аж на Альфу Южной Короны. — Он повернулся к Истману. — Что еще?

— Только одно, сэр, — криво улыбнулся Истман. — Мне нравится эта красная куртка. Я бы предпочел служить в войсках МеТраКора. Однако у них есть свои правила насчет того, кому и что следует делать и кого куда можно переводить.

— А мне нравится ход твоих мыслей, Истман. — Эллис взял у своего слуги самурайский меч и бластер. Бластер был флотского образца, внушительный и надежный. — Сынок, я не могу зачислить тебя в метракоровскую армию. Зато могу предложить участие в войне.

Истман с благодарностью принял оружие.

— Если это означает настоящую работу, сэр, я согласен! Тяжелая работа укрепляет тело. Я люблю работать. Особенно если знаешь, ради чего, знаешь, насколько важен результат и ты играешь далеко не последнюю роль. Одним словом, знаешь, к чему стремишься. Мне нравится, когда не остается времени на безделье. Не остается времени тосковать и подумывать о самоубийстве. Дело не дает человеку времени предаваться грустным мыслям.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Истман.

— Да, и я благодарен пси за эту войну. Она воскресила меня. — Еще один пинок, и снова летят обломки плекса. Истман поднял самый большой из них и взвесил на ладони, прикидывая, стоит ли идти на окончательный разрыв с прежней службой.

— Это все Контролер Поуп, вы и ваши люди, — сказал он, разламывая плекс. — Только и знаете, что набивать свои карманы. Преступное разгильдяйство, вот что это такое!

— Еще одно слово… — начала было Фостер, но не договорила: над их головам снова громыхнуло, и в стене здания корпорации «Халид» появилась огромная дыра со рваными краями, а дерево неподалеку от строения вспыхнуло.

— Ладно, пора двигаться, — заметил в своей обычной пси-странной манере Эллис, и группа потянулась за ним, понимая, что здесь вот-вот случится нечто скверное.

Истман удержал Фостер за руку и прошипел:

— Миз Лицемерка, вы же сами учили нас — всего добивается только тот, кто умеет ждать, — Он сознавал, что не пройдет и недели, как Каноя-Сити будет захвачен. — Так вот. Ваша жалкая, грязная ложь нужна лишь для того, чтобы не позволить человеку поднять голову. Я работал на вас три года и каждый день думал о Совете и Контролере. О том, как паршиво вы руководите Анклавом. Но ни разу не осмелился высказать свое мнение вслух. До сих пор. Вы прогнили насквозь, Фостер, и скоро сыграете в ящик. Любому ясно. На вашем месте я бы остался здесь и дождался конца.

— Отпустите меня!

Истман презрительно отвернулся. Инспекционная группа двинулась дальше — осматривать следующую батарею. Фостер поспешила за коллегами, а Истман вернулся к своим людям. В то место, где только что стояли Эллис и сопровождающие, ударил очередной разряд.

— Нет, ты глянь-поглянь!

Истман улыбнулся своему саравакскому помощнику, что приветствовал его на торговом жаргоне, принятом в Каное.