Звездные самураи - Като Кен - Страница 34

Жена Синго молчала, потупив взор. Затем чья-то рука отдернула полог над дверью, и из темноты дома появился самурай. На сей раз свой смертоносный меч он не заткнул за пояс, а держал в руке, лакированные же ножны угрожающе блестели на боку. Взгляд его был ледяным.

— Я просто спрашивал, не хочет ли ваша супруга…

Синго что-то коротко рявкнул. Его жена тут же поклонилась, выпрямилась и послушно скрылась в доме. Когда она задернула за собой полог, Синго шагнул к Хайдену Стрейкеру.

— Встань и оденься как подобает!

Хайден не шелохнулся, поскольку сознавал, что за ними невольно наблюдают крестьяне. Он проглотил обиду на столь невежливое обращение и равнодушно взглянул на самурая, чувствуя, что на лице у него скорее всего застыло выражение непокорности. Затем, сколь бы невероятным это не казалось, Синго отвел ногу назад и сильно пнул его.

— Я сказал — оденься!

— Клянусь пси!..

— Оденься! И прикройся! Быстро!

Кровь ударила Хайдену в голову. Но он знал, что должен поступиться своей гордостью и подчиниться приказу. Чего бы то ни стоило, делай как он сказал! Инициатива у него, и тебе ситуацию не изменить. Сейчас ты всецело в его власти. Забудь об оскорблении и подчинись! Ради Розей-сана.

Спокойствие. Самообладание. Достоинство. Не теряй эти три качества и, в конце концов, ты выиграешь, подсказал ему внутренний голос. Но услышал Хайден и рев отца, приказывающего ему вырвать сердце у наглого сукиного сына ямбо.

Хайден Стрейкер безмолвно поднялся на ноги, развернулся и, невероятным усилием сдержавшись, скрылся в доме.

Там он нашел свою одежду — выстиранную, высушенную и аккуратно сложенную на деревянном полу возле постели. Отцовские бластеры, унесенные ранее в дом старосты, снова были на месте.

Хайден принялся медленно одеваться, дожидаясь, когда схлынет ярость. Надел брюки, застегнул пояс, защелкнул застежки у коленей, натянул пару белых носков. Рубашка оказалась кадетской — видимо, той, в которой умер Куинн. Зная, что ничего другого не остается, он натянул ее через голову, заправил в брюки, затем перехватил ворот завязывающимися на спине шнурками. После чего причесался и привычно затянул волосы в хвост на затылке. И наконец надел богато украшенную, расшитую золотом отцовскую куртку с шевронами. Куртка изрядно пострадала при крушении, но все дырки были аккуратно и совершенно незаметно заштопаны — флексиплексовая ткань была схвачена мельчайшими шелковыми стежками.

Потом Хайден, заткнув превосходные отцовские «вессоны» за пояс, вышел на улицу, вернулся к дому с занавешенной пологом дверью и постучал в грубый деревянный косяк. Полог мгновенно отдернули. Обнаженный Дайто Синго выставил перед собой острый как бритва, смертоносный изогнутый клинок.

Хайден Стрейкер отступил на шаг и, поклонившись в пояс, насколько мог безукоризненно произнес на японском:

— Досточтимый господин, прошу простить меня, если я невольно нанес оскорбление вам или вашей супруге. Покорнейше прошу не отказать в любезности и позавтракать со мной.

Самурай уставился на него, не веря собственным ушам. Он сгорал от желания сразиться с гайдзином, и душа его кипела при воспоминании обо всех тех опасностях и унижениях, которые ему пришлось вынести из-за этого ненавистного чужеземца.

Самурай смерил гайдзина презрительным взглядом. Но ярость от осознания того, что его жена потеряла лицо, все еще не утихла. Спасение оказалось хуже смерти. Презренные хини тащили ее прочь, в то время как он, застрявший в обломках шаттла, был совершенно беспомощен. А из-за того, что ее не пускали обратно к обломкам, Ясуко была лишена возможности исполнить свой долг жены. Как они посмели наложить на нее свои грязные лапы!

Презренные хини! Только физическое изнеможение и то, что крестьяне не узнали его, удержали Синго. Иначе он тут же изрубил бы их на куски.

— Так как же, господин? Может быть, выйдете?

Синго насторожился. Он ждал вызова на поединок с того момента, как пнул гайдзина, и предвкушал момент, когда разделается с ним.

Взгляд Синго был прикован к лицу американца. Самурай все еще не мог поверить в услышанное. Может быть, это унизительное и трусливое извинение — какая-то уловка? Он видел, как деревенские женщины исподволь наблюдают за ними из своих лачуг. В свое время деревне обязательно нужно будет преподать урок. Он на десять лет удвоит налоги или даже сравняет деревню с землей. Дурацкий храм-корпус уничтожит лучевыми орудиями, а самих мерзавцев отправит в Мияконодзё, чтобы они превратились там в городских вшей. Заплатит за все и этот проклятый американец — конечно, после того, как отдаст амигдалу.

Синго сказал:

— Тебе следовало бы знать: на этой планете людей казнят за то, что они осмеливаются хотя бы взглянуть на паланкин, в котором несут женщину-самурайку. А ты, похоже, воображаешь, будто можешь оскорблять мою жену фамильярным обращением, даже не будучи соответствующим образом одет!

Хайден Стрейкер помялся, сокрушенно поскреб подбородок и принялся объяснять:

— Мне очень жаль, мой господин, уверяю вас, это была всего лишь оплошность с моей стороны. Видите ли, на борту корабля…

— На борту корабля ты был капитаном. Здесь капитан — я. Это моя земля, и все, что на ней находится, принадлежит мне. Почва, деревья, люди. Абсолютно все. Мне уже надоело объяснять. И закон здесь — тоже я. Понимаешь? Благодари судьбу, американец, что я не отрезал тебе язык за твои слова и поступки.

— Позвольте еще раз уверить вас, господин, что если я и оскорбил вас, то сделал это по неведению. Еще раз приношу свои глубочайшие извинения.

С каменным лицом Синго наблюдал за американцем. Разве не европейцы считаются самыми рьяными дуэлянтами? И, конечно же, американцы, которые также относятся к одной из Ненадежных Рас, должны реагировать на оскорбление соответствующе. Может, они и более вероломны, но не менее горды.

— Не надо играть со мной, американец.

— Прошу прощения, господин, но, строго говоря, я вовсе не американец.

Во взгляде Хидеки Синго вспыхнула ненависть: от явной лжи гнев его усилился.

— Ты не канец. Ты не европеец. Разве ты явился сюда не с американской территории? А до этого — из самого Американо? Разве отец твой не американец? И разве из этого не следует, что ты тоже американец?

— Большую часть жизни я прожил в американском Анклаве на Осуми. Мой отец американец, но сам я американцем не являюсь. Несколько лет назад, по деловым соображениям, отец подал от моего имени прошение на предоставление мне статуса резидента Анклава на Осуми. Прошение было удовлетворено МеТраКором. Поэтому формально я являюсь резидентом сектора Ямато и, следовательно…

На середине сбивчивых, абсурдных объяснений американца гнев вдруг оставил Синго и сменился страхом, просачивающимся из глубин души. Осознание того, что он пребывает в этой глухой деревушке, вдруг вызвало в самурайской спине странное, тревожное покалывание, возникающее всякий раз, когда поблизости нет охраны. Клянусь Императором, подумал он, если мой брат Садамаса-сан вдруг узнает о моем появлении, он немедленно пошлет своих людей, чтобы захватить. Сейчас самое главное — не терять времени. Благодарение богам, что он не может воспользоваться энергетическим оружием… впрочем, как и я. О, какой подарок судьбы получит он, если ему удастся захватить меня! А если в руки брата попадет и Ясуко, он вполне сможет подчинить отца своей воле. Ведь старший брат наверняка понимает: я обязательно попытаюсь воспользоваться амигдалой, чтобы унаследовать власть.

О моем присутствии здесь не должен знать никто. И именно поэтому я обязан сразу же, полностью подчинить эту презренную деревушку. Поэтому-то я избил брата старосты и убил монаха. Если посланец не будет бояться, нет никаких гарантий, что он отправится прямо в Мияконодзё и исполнит все мои указания. Нет лучшей защиты от предательства, чем страх. Страх подействует и на чужестранца. Я доказал это — когда снес голову грязному монаху. И все же пока мне не остается ничего иного, как сидеть и ждать когда раздастся цокот конских копыт.