Как на качелях - Сергеев Леонид Анатольевич - Страница 9

Зрители умирали от смеха, и громче всех смеялся я. Я так увлекся зрелищем, что совсем забыл про Игоря Петровича. Только когда представление закончилось и на арене состоялся прощальный парад, я увидел его среди артистов и сразу понял, кто за зверей подавал голоса.

Когда все зрители ушли и в зале погасили свет, ко мне вышел Игорь Петрович и спросил:

— Ну как, понравилось?

Я ничего не смог ему ответить — только закивал головой. Потом мы принялись убирать лавки, и вдруг на полутемную арену выбежал какой-то черный пес и начал танцевать и прыгать через невидимую планку. Я подошел к арене, стал наблюдать. А собака разошлась вовсю: прыгает, переворачивается в воздухе, стоит на одной ноге. Проделав эти трюки, пес раскланялся и заковылял к выходу, но натолкнулся на барьер. Я рассмеялся.

Тут ко мне подошел Игорь Петрович и сказал:

— Это наш Чавка. Он слепой. Когда-то был лучшим артистом. Два года назад, после представления, у нас загорелся шатер. Стали его тушить, а он — бац! И рухнул. И накрыл одного гимнаста. Думали, сгорел. Вдруг видим, Чавка его из пламени волочит. Оба дымятся. Сбили с них пламя, облили маслом от ожогов. Гимнаст выздоровел, а Чавка слепым остался.

Вязание

Моя тетя всю жизнь вязала. Если собрать все, что связала тетя, получится целая выставка шерстяных изделий. Тетя вязала все: занавески, покрывала, варежки, носки, шарфы, шапки, свитера, платья, юбки, кружева… Все наши знакомые и знакомые знакомых ходили в тетиных вещах. А те, кто их не имел, мечтали познакомиться с тетей. Тетин успех объяснялся просто — она придумала новую вязку. Это была необыкновенная вязка: красивая и для толстого мужского свитера, и для тонких, как паутинки, кружевных накидок. Все дело было в том, из чего вяжешь — из шерсти или штопки, из шелковых или простых штапельных ниток. Тетя работала быстро и за несколько лет обвязала весь наш район. На улицах по тетиным одеждам люди даже узнавали друг друга. Благодаря тете я стал пользоваться огромным уважением среди ребят. Ведь каждый хотел иметь хороший теплый свитер. Вот и ходили ребята за мной, как цыплята за курицей, и все просили уговорить тетю связать им что-нибудь. Мне приходилось подолгу объяснять, что вязать — это не шить, что тут нужно терпение и опыт и что тетя вообще вяжет только для моих близких друзей. После этих слов каждый из мальчишек из кожи лез вон, чтобы добиться моего расположения. Один протягивал перочинный ножик, другой — ватрушку, третий обещал достать билет в кино. Приняв подарки, я обещал замолвить за них словечко, но тут же предупреждал, что у тети работы по горло, чтобы они не надеялись получить заказ в ближайшее время. Если ребята только ходили за мной, то девчонки просто прохода не давали. С утра они поджидали меня около парадного и, как только я появлялся в дверях, совали списки, какие вязания им необходимы.

Только одна девочка никогда не просила меня поговорить с тетей и она-то мне больше всех нравилась. Она жила на соседней улице. Она была зеленоглазая, светловолосая; ходила по улице, высоко подняв голову, и никогда не смотрела по сторонам.

Однажды я брел по ее улице, вдруг вижу навстречу вышагивает она и рядом с ней незнакомая девчонка в тетиной кофте. Я тут же подошел и сказал, кивая на кофту:

— Моя тетя связала.

Я думал, вот сейчас она не выдержит и попросит поговорить с тетей, но она только покраснела и опустила глаза.

— Хочешь, я скажу тете и она свяжет тебе такую же? — обратился я к светловолосой девчонке.

— Спасибо, — проговорила девчонка. — А когда можно зайти?

— Заходи через неделю, кофта будет готова.

Дома я сказал тете:

— Теть, свяжи одной девочке кофту.

— Не знаю, смогу ли, — покачала головой тетя. — Что-то последнее время пальцы стали болеть.

— Теть, очень надо.

— Не знаю, не знаю.

Во двор я вышел мрачный. Что теперь сказать девочке? Получается, я обманщик?! А если тетя вообще больше не сможет вязать?! Об этом страшно подумать! Тогда я никому не буду нужен!..

Через два дня тетя закончила мамино платье, и я снова попросил ее связать кофту, но тетя сказала то, чего я больше всего боялся:

— Уже не смогу, совсем руки не слушаются. Да и глаза ничего не видят. Наверно, отвязалась я. Попробуй сам! Это не сложно! Вот смотри!.. — И тетя раскрыла мне секрет своей вязки.

Я так втянулся в рукоделие, что в совершенстве освоил тетино ремесло. Я даже стал вязать быстрее тети. Конечно, я скрывал, что вяжу. Ведь все же я был мужчина.

Через неделю девчонка зашла к нам, я протянул ей готовую кофту и только хотел закрыть за ней дверь, как вдруг она заметила тетю и бросилась ее благодарить.

— Да что ты! Что ты! — отмахнулась тетя. — Не меня благодари, а вон его. Это же он связал…

Девочка на минуту онемела, потом покраснела, опустила глаза и тихо пробормотала:

— Какой ты молодец! Большое тебе спасибо!..

Когда об этом узнали во дворе, ребята перестали меня просить «говорить с тетей», они просто требовали, чтобы я им немедленно вязал. А тут еще пронесся слух, что я давно вяжу, и что моя тетя никогда и не умела вязать, и что у меня вообще нет никакой тети…

Все шло, как нельзя лучше, да вот беда — как-то встречаю эту девочку, а на ней кофта вроде бы моя, а вроде бы и не моя.

— Чтой-то ты с ней сделала? — спрашиваю.

— Извини, — говорит, — маме пришлось ее перевязать. Только я ее надела, она вся и расползлась. У тебя какая-то странная вязка.

Солнечный переулок

Многие мальчишки в нашем поселке любили весну, многие любили осень, почти все любили зиму, а я любил только лето. Из-за солнца. Когда я просыпался, солнце было колючее. Оно раскидывало по крышам стрелы, и стучалось в сонные окна, и оживляло, как волшебник, все травы и цветы. Днем, когда я играл, солнце, точно горячий дождь, брызгало по моей спине, по рукам и ногам. Или сваривало карниз под окном и сыпало вниз слепящие искры, или так нагревало подоконник, что не дотронешься — нарочно, чтобы я не высовывался. Днем мы с солнцем устраивали радуги, когда я плескал водой, прожигали лупой деревяшки, засушивали глиняные дворцы. Днем солнце было веселым, а по вечерам становилось грустным. Оно уставало светить за день и садилось отдохнуть на пруд. Красный шар плавал на воде, но не хотел тонуть.

Наш переулок был самый солнечный в поселке. С утра до вечера по домам ползли слепящие чешуйки и полукружки, блестели, как слюда, окна и с крыш текли ослепительные водопады. Даже в дождь по нашим заборам прыгали яркие и умытые солнечные зайцы. Да что там в дождь! Даже в пасмурные дни в нашем переулке стоял жар от солнца, скрытого за облаками.

Каждое утро я брал осколок зеркала и бежал на солнечную сторону нашего переулка. Там я усаживался на забор и мы с солнцем ослепляли прохожих. Одни хмурились и грозили мне пальцем, а другие жмурились и смеялись. Однажды я навел солнечного зайца на одну девочку с соседней улицы. Она сразу остановилась и закрыла лицо ладонями. А потом отскочила в сторону и улыбнулась, и вдруг достала из кармана платья зеркало и ослепила меня тоже.

Она была тоненькая, очень тоненькая, как шахматная фигурка. Я несколько раз уже видел ее. Первый раз в их дворе, когда шел в школу. В школу я ходил коротким путем: дворами, через дыры в заборах. Всегда приходил первым, но сторож не пускал, говорил, что слишком перемазанный, и заставлял чиститься. Пока я приводил себя в порядок, подходили все ребята и мое первенство сводилось к нулю. Второй раз я столкнулся с ней на ее улице. Я шел с закрытыми глазами и считал шаги, хотел проверить, намного ли отклонюсь. Досчитал до двадцати и вдруг на кого-то налетел. Открыл глаза — с земли поднимается эта девочка и у меня же просит прощения:

— Прости, пожалуйста! Я играла в классы, закрыла глаза, и вот…

Девочка покраснела, развела руками и опустила глаза. Третий раз мы встретились в магазине, когда мама послала меня за хлебом. Девочка стояла в очереди за мной. Тогда я на минуту вышел из очереди — посмотреть, как сгружают горячие булки, а когда снова подошел, одна бабушка сказала: