Как на качелях - Сергеев Леонид Анатольевич - Страница 6

Войдя в дом, я крикнул:

— Мама! Я видел гнома!

— Где же ты так долго катался? — сказала мама. — И что это с тобой? Ты весь красный!..

Мама приложила руку к моему лбу.

— Да у тебя температура! — Мама стряхнула с моей куртки снежную пыль, развязала шарф и шапку. Потом сняла мои валенки, и на пол шлепнулись слежавшиеся лепешки снега, как вафли.

Жадный

Все считали меня добрым, а на самом деле я был жадный. То есть, конечно, не такой уж жмот, что никому ничего не давал, но все же жадный. Мне, например, было жалко отдавать свои вещи, даже пустяковые. Я не показывал вида и говорил: «Бери, пожалуйста», а самому было жалко. Даже если эти вещи мне были не нужны, но раз они кому-то понадобились, значит, и мне могли пригодиться. Или каждый раз, после того как я был в гостях, я жалел о том, что мало съел пирогов и что не взял с собой оставшиеся. Мне было стыдно в этом признаваться, но я был жадный. Постепенно я стал замечать, что отдавать вещи мне все труднее и труднее. Однажды ко мне подошел Вовка.

— Дай, — говорит, — почитать «Королевских пиратов»?

— Не могу, — говорю. — Сам читаю.

— Когда прочитаешь, дашь? — спросил Вовка.

— Угу!

Петька попросил у меня краски порисовать, а Генка бинокль — посмотреть на дальние дома.

— Не могу дать, — сказал я Петьке. — Сегодня самому надо рисовать.

И Генке:

— Вечером сам хочу посмотреть на луну.

Через два дня Вовка встречает меня и говорит:

— Прочитал?

— Что? — спрашиваю.

— «Королевских пиратов».

— А-а! — вспомнил я. — Нет. Еще только половину. Я медленно читаю. Каждую страницу. Не как некоторые.

— Ну, ладно, — вздохнул Вовка. — Когда закончишь, дашь?

— Угу!

В тот же день ко мне подошел Петька.

— Сегодня дашь? — спрашивает.

— Нет, не могу, — говорю. — Сам… читаю!

— Что читаешь?.. — улыбнулся Петька.

— Книгу.

— Да я у тебя краски просил, — пояснил Петька.

— Ах, да! — поморщился я. — Рисую еще, рисую.

Чуть позже я встретил Генку.

— Ну, как? — спрашивает он. — Сейчас дашь?

— Нет, нет! — говорю. — Сам читаю!.. То есть рисую!.. То есть смотрю!..

После этого ребята перестали у меня что-либо просить. Больше того, они перестали со мной разговаривать. Так, поздороваются и сразу отходят в сторону.

— Ничего, — усмехался я. — Вот погодите, отец купит мне кожаный мяч, я посмотрю, как вы не будете со мной разговаривать!..

Скоро отец купил мне мяч. Новый, кожаный, футбольный! Надул я его, зашнуровал, выбежал во двор. Ребята играли в ножички. Ворвавшись в середину круга, я показал им мяч и выдохнул:

— Во!

— Отличный мячишко! — загорелся Вовка.

— Классный, — поддержал его Петька.

— Шарик что надо! — добавил Генка.

Ребята потрогали гладкую кожу и вдруг… стали снова играть в ножички. От удивления я разинул рот. Я был уверен, что, увидев мяч, они забросят свою игру и начнут уговаривать меня погонять в футбол. А они только похвалили мой мяч и продолжали кидать ножи, как ни в чем не бывало. «Может, они думают — он волейбольный?» — подумал я и начал пинать мяч и бить головой. Ребята прервали игру и стали с завистью смотреть в мою сторону. Я видел, что им очень хочется поиграть, но они все равно не просили у меня мяча. Побил я мячом об стенку, поиграл в него головой. Скучно стало. Вернулся домой. На столе лежали мои вещи: книга, краски, бинокль, но мне вдруг стало страшно — я почувствовал, что вот сейчас, в эту минуту, могу потерять своих друзей навсегда. И тогда я схватил книгу для Вовки, краски для Петьки, бинокль для Генки и мяч для всех и выбежал во двор. С тех пор я знаю — есть вещи, которые не купишь ни за какие деньги. Но все же окончательно отучил меня от жадности другой случай. У меня был деревянный пистолет — подарок дяди. Он привез его из-за границы. Пистолет был с двумя вертикальными стволами и красной резной рукояткой. Но главное — он стрелял обыкновенными пробками от бутылки. Моему оружию завидовали все мальчишки, потому что их пистолеты стреляли покупными пистонами или целлулоидными шариками, которые быстро терялись. Этот пистолет был у меня несколько лет и уже успел мне надоесть, но все же я не спешил его менять, потому что он был единственным в своем роде.

Однажды рано утром ко мне зашел Генка. Он пришел очень рано и вдруг ни с того ни с сего заговорил о своей коллекции оружия. А коллекция у него была необыкновенной. В ней были деревянные и железные рогатки, самострелы, шпаги и кинжалы, луки со стрелами, копья со щитами и пистолеты всех систем. Было даже духовое ружье, но такого пистолета, как у меня, не было. Главным в Генкиной коллекции было то, что почти все это оружие Генка сделал своими руками. Он был большим умельцем, настоящим оружейным мастером. Целыми днями Генка строгал, вытачивал, шлифовал. И повсюду собирал разные трубки и проволоки. В тот день я сразу понял, что Генка зашел в такую рань неспроста. И не ошибся. Рассказав о своем оружии, Генка тут же заявил, что для полного комплекта ему не хватает моего нагана, и начал предлагать мне за него разные вещи. Но я сразу его остановил:

— Даже не уговаривай!.. Ни за что!.. Ни за какие коврижки!..

Генка опустил глаза и сказал:

— Хорошо! Тогда дай хотя бы на два дня.

— На два дня?.. — переспросил я. — Ну, ладно, на два дня возьми, так и быть. Но не больше. Через два дня обязательно принеси. Не принесешь…

— Принесу, — прервал меня Генка, взял пистолет и ушел.

А через два дня был мой день рождения. Накануне я сказал отцу:

— Мне в подарок не покупайте никакой ерунды. Купите автомат или стреляющий танк.

— Там посмотрим! Напиши, что тебе надо, — сказал отец.

Тогда я учился в первом классе. Я уже знал все буквы, но ленился писать. Говорил — буквы забываю. После этого заявления отца я сразу вспомнил все буквы и составил длинный список совершенно необходимых мне вещей. В день рождения поздравить меня пришли все ребята с нашего двора. И Генка пришел тоже.

— Вот тебе твой пистолет, — сказал он, протягивая мой пистолет. — А этот тебе в подарок! — добавил он и протянул мне еще один, точно такой же.

Искатели звуков

Однажды какой-то незнакомый мальчишка, с которым мы вместе в подъезде пережидали дождь, сказал:

— Хочешь послушать море?

И приложил к моему уху морскую раковину, бело-розовую зубчатую пирамидку. Я затаил дыхание и сразу услышал какой-то отдаленный гул. Перед моими глазами побежали волны в белых завитках пены. Они шумно накатывались на песок и с шипением сползали назад. В тот же день я решил во что бы то ни стало раздобыть себе раковину. Я обегал всех знакомых, но ни у кого ее не оказалось. На следующий день я заглянул в магазин, но и там ее не нашлось. И только в воскресенье, когда мы с отцом были на базаре, я наконец увидел то, что искал. Она была похожа на застывший водоворот. Она лежала на прилавке среди высушенных водорослей и пузырьков с глицерином, в котором плавали металлические рыбки. Я сразу потянул отца за рукав:

— Пап, купи!

— Зачем тебе? — отец поморщился. — Впрочем, ладно. — Он достал деньги и расплатился, а я схватил раковину, чуть не прыгая от радости.

Долгое время носил я ту раковину в кармане и ежеминутно прислушивался к ее далекому невидимому прибою. Но однажды ко мне подошла девочка из соседнего двора, коротко стриженная, с венком из полевых цветов, и сказала:

— А столбы слушать интереснее!..

— Какие столбы? — переспросил я.

— Обыкновенные, телеграфные. Прислонишь ухо, и можно послушать музыку.

Девочка склонила голову набок и улыбнулась. Потом посмотрела на меня из-под венка и добавила:

— Хочешь, пойдем послушаем?!

Она повела меня на пустырь за нашим поселком, где пролегал железнодорожный узкоколейный путь и до самого горизонта поднимались телеграфные провода. Провода висели на старых потрескавшихся столбах, которые снизу держали вбитые в землю рельсы. Столбы были искривленными, сучковатыми. Мы подбежали к первому столбу, прислонились с разных сторон и стали вслушиваться. Вначале я только смотрел на источенный короедом ствол и ничего не слышал, кроме монотонного гудения, но постепенно стал замечать, что гудение меняется — становится то высоким, то низким. Потом я стал различать и небольшие части мелодии. После каждой такой музыкальной фразы девочка выглядывала из-за столба и с серьезным видом шептала: