Как на качелях - Сергеев Леонид Анатольевич - Страница 21

— Ну, ну, давай охотиться, вылавливай! Посмотрим, что у тебя получится.

И, повернувшись, пошел в сторону. На другой день Венька убил ворону, а потом поймал суслика. Обидно мне стало — какой-то Венька, не посоветовавшись, ничего у меня не расспросив, ходит на охоту и приносит трофеи. А я сколько времени занимаюсь охотой, и мне никто не попадается. Расстроившись, я даже нехотя пошел на охоту, но именно в этот день мне повезло. На окраине поселка я увидел какую-то редкую птицу. Серо-черную, с длинным-предлинным носом и красными перьями на голове. Птица прыгала по стволу дерева и клювом долбила кору. Я сразу представил ее грифом, пожирающим падаль. Подбежав к птице, я натянул тетеву самострела и пустил стрелу. Острый наконечник вонзился в крыло птицы, она пискнула и свалилась вниз. Я со всех ног бросился к дереву, но птица снова поднялась, как-то боком пролетела несколько метров и плюхнулась в кусты. Я чуть не задохнулся от волнения, бросил самострел и стал шарить среди ветвей, но птицы почему-то нигде не было. До позднего вечера я искал ее, но так и не нашел.

На другой день я с утра забежал к Веньке и все рассказал о необыкновенной птице. Когда я закончил, Венька подвел меня к клетке на окне и спросил:

— Не эта?

У меня пересохло во рту. За прутьями сидела моя птица. На ее забинтованном крыле виднелись капельки крови.

— Это дятел, — сказал Венька. — Самая полезная птица. Хорошо, что я нашел ее, а то бы так и умерла.

Венька бросил в клетку сосновую шишку. Птица повернула голову набок и стала внимательно ее рассматривать. Потом, прихрамывая, подскочила и начала долбить, разбрасывая крупную чешую. Шишка то и дело отлетала в угол клетки, и птица, распушив оперение, смешно гонялась за ней. Я смотрел на эту перебинтованную хромоножку, и мне вдруг стало стыдно, что я хотел ее убить.

По дороге к дому мне вообще расхотелось становиться охотником. Я решил уговорить дедушку купить аквариум и начать разводить рыбок.

С тех пор я не ходил на охоту. Только рассказывал о своих охотах в прошлом. Если ребята мне не верили, я тут же ссылался на Веньку, который прекрасно помнил, каким я был охотником, когда он еще только разводил рыбок.

Мечты

В полдень в нашем поселке некуда было спрятаться от зноя. Даже в тени, под деревьями, стоял сухой и светлый жар. А у озера было прохладно. На мостках пузырилось белье, плотно надуваемое ветром, в воде неподвижно стояли дремлющие коровы с колокольчиками на шеях.

На мостках можно было свесить ноги в воду и долго сидеть, смотреть на плывущие травы и ничего не делать.

Я любил мечтать на мостках. Лягу на горячие доски и мечтаю. У меня было два близких друга, Юрка и Вовка: Но Юрка был врун и не любил строить дворцы из глины, а Вовка плохо играл в футбол, да к тому же не умел ставить силки и накрывать сеткой птиц. «А ведь есть где-то настоящие мальчишки, — думал я. — Такие, как Гекльберри Финн, и живут они интересной жизнью. Эх, был бы у меня такой друг, как Гек Финн! Можно было бы построить с ним лодку и отправиться путешествовать… Еще было бы неплохо иметь семизарядное ружье или перочинный ножик с десятью предметами»…

Однажды я закрыл глаза и представил, как путешествую с Геком Финном по таежной реке в Сибири. Потом Сибирь сменилась степью. И мы стали пробираться в зарослях ковыля. А потом вдруг я вспомнил прошлую осень и как мы с Юркой бродили по лесопосадкам за поселком. Мы шли по пружинящей, точно матрац, ржавой хвое.

— Летом лучше всего! — говорил я. — Солнышко, цветы.

— Зимой лучше, — говорил Юрка. — Хоккей, лыжи. Можно бабу слепить.

— Зимой купаться нельзя, — возражал я. — И загорать тоже.

— А летом жара сплошная, — усмехался Юрка. — Ни мороза. Ни снега. Скука.

Вот так мы и спорили. Юрка был хороший лыжник, а я отличный пловец, поэтому он больше всего любил зиму, а я лето.

Так мы и спорили с ним всю осень. А зимой Юрка научил меня бегать на лыжах, и я тоже полюбил зиму. И я дал себе слово научить Юрку плавать, чтобы он полюбил лето.

Я вспомнил, как однажды, когда болел, Юрка подарил мне бинокль и я целыми днями разглядывал все из окна. Юрка, правда, был врун и не любил строить дворцы из глины, но зато был добрым и хорошим товарищем.

Потом я вспомнил случай про янтарь. Как в один прекрасный день бабушка подарила мне небольшой янтарь — обломок от броши. Целую неделю я не мог нарадоваться на этот кусок застывшей, прозрачной смолы: то и дело подносил его к глазам и рассматривал переливающиеся кристаллики. Всю неделю я чувствовал себя самым богатым на свете, но потом встретил Вовку с какой-то картонной трубкой в руках.

— Во, смотри, что я сделал. Калейдоскоп! — крикнул он и протянул мне трубку с вставленными с обеих сторон стеклами.

— Смотри вот сюда, — он показал на стекло, наполовину заклеенное бумагой.

Посмотрел я в Вовкину трубу и онемел от восторга — такими красивыми были картинки в его калейдоскопе. Стоило немного повернуть трубку, как они менялись: затейливые ковры с ярким орнаментом чередовались с дворцами из маленьких разноцветных кубиков. Несколько раз у меня получались необыкновенно красивые дворцы, и я осторожно передавал калейдоскоп Вовке, чтобы и он на них взглянул. И каждый раз Вовка чуть качал свою трубку и все рассыпалось, но на месте прежнего дворца тут же возникал новый — еще более красивый!

Долго я смотрел в Вовкин калейдоскоп и все никак не мог насмотреться. В него можно было смотреть без конца. Только вдруг Вовка сказал:

— Пойдем на речку, наберем стекол и сделаем тебе такой же.

Прибежали мы на речку, стали ходить по берегу, искать отшлифованные водой стеклышки и осколки ракушек. Набрали целую горсть, пришли к Вовке и стали делать калейдоскоп: свернули из картона трубку, приклеили внутри куски зеркал, насыпали стекол с осколками ракушек и закрепили с обеих сторон пергаментом. Калейдоскоп получился что надо!

После этого мы с Вовкой целыми днями изготавливали калейдоскопы: большие и маленькие, с двумя зеркалами и с четырьмя. Мы бродили вдоль реки и собирали толченый ракушечник, цветные камушки и стекла.

Вовка, конечно, плохо играл в футбол и не умел ставить силки и накрывать сеткой птиц, но он был такой выдумщик! И еще он так хорошо рисовал, как я не смог бы нарисовать никогда.

Пока все это я вспоминал, солнце опустилось к горизонту и светило прямо в глаза. На мостках рядом со мной сидел воробей, косился на меня и пятился. Из поселка доносились голоса мальчишек и тугие удары мяча. Я спрыгнул с мостков и во весь дух помчал по мелководью к поселку.

Подарок Деда-Мороза

Когда мне было восемь лет, Новый год для меня почти ничем не отличался от других праздников. Мне казалось, что праздник — это подарки, а раз так, то какая разница — Новый год это или чей-нибудь день рождения. Елка, конечно, немного отличала Новый год от других праздников, но водить хороводы я считал занятием маменькиных сынков. Для Кольки, наоборот, Новый год был самым любимым праздником. Колька был тихим, задумчивым. Он прочитал такое множество сказок, что вся жизнь вокруг ему тоже стала казаться сказкой. Колька был уверен, что в их доме проживал домовой, в реке обитал водяной, в лесу бродил леший. И уж, конечно, он не сомневался в существовании Деда-Мороза.

Каждый новогодний вечер он садился перед окном и ждал его появления, и каждый раз его сонного перетаскивали в постель, а утром он ревел и ругал себя за то, что не дождался полночи.

Колька жил в доме у шоссе. Мимо их окон то и дело проносились грузовики. Ночью от их грохота дребезжали стекла и по потолку от фар ползали светлые полосы.

Колька хотел стать шофером. Он просто бредил машинами. По всей улице собирал сломанные игрушечные грузовики и легковушки и дома на полу играл в них: возил грузы, устраивал автогонки, отправлялся в путешествия. Колька часами простаивал на соседней автобазе. В основном около самосвала дяди Феди. Подавал дяде Феде инструмент, болты, гайки. Каждый раз, завидев Кольку, дядя Федя говорил: